От фрондерства до глумления
Продолжающийся вот уже 30 лет пересмотр нашей истории, трактовки событий, переоценки заметных личностей и их деяний, подталкивает представителей нового любительского пласта «первооткрывателей» к увековечиванию их открытий. Это проявляется в нескончаемом потоке книг и книжонок под уже избитой рубрикой «Мифы о…», художественных и документальных фильмов, установке памятников.
И действительно пополняется багаж, хотя и далеко не всегда надёжных сведений о том или ином событии или личности, но они, как правило, выплёскиваются на публику с прицелом на историко-политизированное фрондёрство. Мол, советская власть замалчивала или погружала в негатив значимость той или иной фигуры российской истории, истинную мотивацию её поступков, а мы вот сейчас дадим подлинную картину, откроем глаза несведущим. Причём такого рода кампании строятся на неоправданном поклонении, а то и на обожествлении новых кумиров из прошлого.
Агрессивность их апологетов не позволяет уйти от впечатления, что такой подход нацелен не на долгожданное общенациональное примирение, а стал средством так и не затихнувшей за прошедшие десятилетия борьбы с идеологическим наследием СССР. Однако так и не ясно, куда же и к чему должна привести такая борьба, поскольку она ведётся с «обратным» перекосом
Отсюда и одиозная (к счастью, в итоге демонтированная) мемориальная доска финскому маршалу К. Маннергейму в Санкт-Петербурге, в блокаде которого активно участвовали его войска, мемориал чехословацким легионерам в Челябинске, прошедшим «огнём и мечом» в годы Гражданской войны от Волги до Владивостока, памятник самопровозглашённому «Верховному правителю России» адмиралу А.В.Колчаку в Иркутске, дорожные плакаты-фотографии последнего российского самодержца с семьей с надписью «Прости нас, Государь!». Невооружённым глазом видно, что эта кампания носит явно политизированный, будоражащий умы, а совсем не чисто-исторический, объективный характер. Мы как-то забыли о том, что российская история богата иной категорией знаковых фигур, внёсших заметный вклад в науку, промышленность, литературу и искусство. Хотя именно они в первую очередь имеют право стать опорными пунктами российского патриотизма без соревнования полярных групп национал-активистов в «перетягивании каната».
Безусловно, в оценке той или иной многогранной политической личности, тем более жившей в переломные моменты истории, следует проявлять известную толерантность и взвешенность, видеть разные стороны индивидуальной философии и, соответственно, деятельности. Это относится к такой, например, фигуре, как император Александр III, премьер-министр П.А.Столыпин, да и тот же адмирал А.В.Колчак, памятники которым уже воздвигнуты без особого общественного обсуждения и согласия. Но вот по части новых следовало бы, не поддаваясь популистским эмоциям, подходить всё же более осмотрительно. Уж раз заслуживают увековечивания не столько дела, сколько убеждения, то почему памятник, скажем, Ф.Э.Дзержинскому снят (хотя он за свои взгляды провёл 17 лет в тюрьмах и ссылке), а воздвигнут памятник борцу за противоположную идею - А.В.Колчаку? Почему не утихает разговор об увековечивании генералов А.И.Деникина и П.Н.Краснова, но никто не высказывается в пользу памятника победителю войск Колчака и Врангеля, одарённому военному деятелю «из народа» – М.В. Фрунзе?
Антон Иванович Деникин – один из командующих русской армией в Первую мировую войну, серьёзный, хорошо подготовленный, но всё же не самый блестящий военачальник. Верил, что сражается за интересы России - и так же в это верил, возглавив Добровольческую армию во время «русской смуты» 1918-1920 гг. «Наша единственная задача, провозглашал он, - борьба с большевиками и освобождение от них России». А тем, кто требовал поднятия монархического флага, он парировал: «Для чего? Чтобы тотчас же разделиться на два лагеря и вступить в междоусобную борьбу? Да, наконец, какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без её ведома, без ведома русского народа?». Его кредо - «Армия не должна вмешиваться в политику». А личную позицию он формулировал просто и решительно: «Что касается меня, я бороться за форму правления не буду».
Помнить о фигуре А.И.Деникина надо, но заслуживает ли она памятника, а если «да», то за какие именно деяния на пользу Родине? Ведь кроме напрасных жертв и массового бегства за границу остатков его воинства, рассеявшегося по многим странам, других примечательных фактов и не осталось. А всё же памятник – это почётная форма общественной признательности
Другой кандидат, которого прочат на постамент - Пётр Николаевич Краснов – главный антибольшевистский атаман, также участник Первой мировой войны и одержимый борец за интересы и традиционные устои и ценности казачества. Но, в отличие от военного деятеля Деникина, Краснов как погрузил себя в политическую гущу в годы Гражданской войны, так и не избавился от этого пристрастия до самой кончины. Философия его – убеждённого монархиста, была изначально надуманной – идея исключительности казачества среди населения России, автономии земель Дона и Кубани, вплоть до создания там казацкого квази-государства под скипетром будущего царя.
В своей одержимости он не ведал моральных преград – личными письмами обращался за помощью к врагу России – германскому императору Вильгельму II, заверяя, что казаки под его началом не находятся в состоянии войны с Германией, содействовал немецкой оккупации Юга России. В обмен просил и получал оружие и боеприпасы, призывал кайзера объединить с ним немецкие войска для занятия Воронежа, Царицына и других важных стратегических пунктов. Краснов явно блефовал, говоря от имени некоего «Доно-Кавказского союза», которого не существовало. Его завышенные амбиции: вера в свою исключительную значимость и интеллектуальное превосходство даже над соратниками, приводили его к постоянным конфликтам с Деникиным, для которого сотрудничество с германцами было в принципе неприемлемо. А после начавшегося осенью 1918 года поражения немецкой армии авторитет атамана, делавшего на неё ставку, стал непрерывно падать.
Очутившись в эмиграции, он по-прежнему не видит иного пути для России, кроме возврата к монархии, вступает в Верховный Монархический Совет, сотрудничает в издании «Двуглавый орёл». Он входит и в руководство Братства Русской Правды – организации, продолжавшей борьбу с новой революционной властью в формах партизанской войны и терактов в приграничных районах СССР. Он, почитавший себя человеком чести, как-то удобно запамятовал, что арестованный большевиками в 1917 году, был отпущен на свободу под данное им обязательство не бороться с Советской властью.
С нападением нацистской Германии на Советский Союз перед русской эмиграцией встал вопрос, на чью сторону стать. В посольство СССР в Вашингтоне пошли письма с просьбой принять в Красную Армию в качестве добровольцев, причём обращались и те, кто сражался когда-то в составе Добровольческой армии. Её бывший главнокомандующий генерал Деникин ещё раньше осознал всю опасность нацизма для России и отверг предложение немцев о переезде из Франции в Берлин для сотрудничества. В одном из публичных выступлений перед эмигрантами он не побоялся заявить:
«Красная Армия является русской национальной силой, и всякое сношение с иностранцами сейчас на предмет борьбы против большевиков – есть измена Родине»
Однако моральные устои атамана Краснова были диаметрально противоположны: в гитлеровском нашествии он увидел реальную возможность не только сбросить ненавистный ему режим, но и воплотить в жизнь свою искусственную схему учреждения «казацкого государства». «Моя цель – заявлял он, - освободить хотя бы уголок России и наладить там былую русскую жизнь». Что будет с остальной частью страны и её населением под немецкой оккупацией для него было вторично. Он вовсю ударился в рассуждения о казачьей самобытности, об «арийском» происхождении казаков, об их праве на самостоятельное государственное обустройство, восторженно отзывался о Гитлере, подхватывая антисемитские штампы нацистской пропаганды.
«Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру !» - провозглашал Краснов. Его взгляд на исход окончательной победы вермахта, как излагалось им в письме к «Общеказачьему Объединению в Германской Империи», был: «Немцы оккупируют часть России примерно до Волги. А в остальной части создастся какое-то иное правительство, которое заключит мир с немцами, приняв все их условия»
С выходом немецких войск в «казачьи» районы Дона и Кубани стали формироваться местные отряды, присоединявшиеся к врагу. Но главные казачьи силы дала эмиграция. В декабре 1942 года при имперском министерстве по делам оккупированных восточных территорий создаётся «Казачье управление», в нём и вызвался участвовать атаман Краснов, естественно претендуя на главную скрипку в этом оркестре предателей. Вскоре он же возглавил и Главное управление казачьих войск, получив от немцев пряник - функции «временного казацкого правительства». На этих постах атаман развернул бурную деятельность: выступал с воззваниями и лекциями, писал множество статей, вёл переговоры с германскими представителями, отдавал приказы, посещал казацкие подразделения.
В мае 1945 года в Австрии остатки казацких частей (около 2 тысяч сабель) сдались наступавшим английским войскам. Но произошло неожиданное - англичане передали их вскоре в СМЕРШ 3-го Украинского фронта. Генерал оказался среди пленников. 16 января 1947 года его настиг закономерный финал: он был повешен вместе с другими руководителями казацких формирований.
Наше государство кардинально изменилось. У нас нет больше единой идеологии. Можно не ценить Советскую власть – никого за это не покарают. Можно по безграмотности идеализировать лидеров Белого движения и у себя дома установить целый иконостас из их портретов. Можно опять же дома распевать «Боже, царя храни!» во славу последнего и бездарного императора. Но публично восхвалять добровольных пособников врагов России – нацистов, тем более водружать им под любым соусом монументы – непорядочно, да и просто неприлично.
