Нефть в обмен на инвестиции. Как Китай «подминает» Иран?

Без особой помпы Тегеран и Пекин заключили соглашение о «всеобъемлющем стратегическом партнёрстве» на срок в 25 лет. Свои подписи под документом поставили министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф и его китайский коллега Ван И. Трансляцию церемонии вёл телеканал Press TV.

Ряд российских и зарубежных экспертов ожидают, что реализация данной сделки может коренным образом изменить расстановку политических и экономических сил на Ближнем Востоке и в мире в целом.

Считается, что фундамент документа был заложен во время визита председателя КНР Си Цзиньпина в Тегеран в 2016 году. Во время встречи руководители обеих стран условились развивать стратегическое партнёрство по всему спектру отношений и подписали 17 соглашений по энергоресурсам, энергетике, финансам и телекоммуникациям.

Согласование текста 25-летнего договора о «всеобъемлющем стратегическом партнёрстве» началось в 2019 году, когда Мохаммад Джавад Зариф прибыл с официальным визитом в Пекин. Иранская оппозиция и западная разведка полагают, что торг касался секретных пунктов, которые обговаривают существенные привилегий для Китая.

СМИ не приводят выдержки из подписанного соглашения, хотя часть депутатского корпуса исламской республики указывала на недопустимость заключения секретных протоколов.

Из сообщения Press TV следует, что в общей сложности дорожная карта сотрудничества Тегерана и Пекина включает 20 статей, затрагивающих сферы политики, экономики, культуры и безопасности. Как заявил представитель министерства иностранных дел ИРИ Саид Хатибзаде, в документе обговаривается реализация инициативы «Один пояс — один путь».

Вопросы экономики явно превалируют в ирано-китайских отношениях. Поднебесная — главный торгово-экономический партнёр исламской республики: 31% экспорта ИРИ поставляется в КНР, а 37% импортной продукции составляют китайские товары.

Коммерческий интерес Пекина к Тегерану продиктован стремлением максимально использовать обширную территорию партнёра и его выход к морю для транзита китайских товаров в другие страны Ближнего Востока и Европу.

Между двумя государствами нет общей границы, однако Пекин заручился базовыми договорённостями по реализации грандиозных инфраструктурных планов в Пакистане и частично, в неспокойном Афганистане.

Поднебесная уже инвестирует в железнодорожную сеть ИРИ. Так, в августе 2019 года Пекин и Тегеран подписали контракт на электрификацию главной 900-километровой железной дороги республики, соединяющей Тегеран с Мешхедом на северо-востоке страны. В будущем планируется построить линию скоростных поездов по маршруту Тегеран—Кум—Исфахан, а также протянуть эту магистраль до северо-запада через Тебриз.

Тебриз призван стать опорным пунктом КНР по развитию железнодорожной ветви, которая пройдёт через Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан, Турцию с конечной локацией в Европе.

Конечно, не стоит переоценивать транспортное значение Ирана в проекте «Один пояс — один путь», который в большей степени направлен на развитие морских коммуникаций, портовой инфраструктуры и сухопутного транзита через РФ. Однако углубление сотрудничества с Тегераном однозначно позволит Пекину иметь альтернативную транзитную магистраль.

В статье старшего научного сотрудника Института востоковедения РАН Владимира Сажина, опубликованной в прошлом году в журнале «Международная жизнь», говорится о том, что Китай может вложить в модернизацию транспортной и производственной инфраструктуры Ирана до 120 млрд долларов!

Правда, такая щедрость объясняется стремлением Пекина установить контроль над эксплуатацией месторождений иранских углеводородов. Китай уже является ключевым покупателем нефти и газа ИРИ. Очевидно, что нормально работающая инфраструктура позволит КНР вывозить ещё больше энергоресурсов.

В развитие нефтегазовой и нефтехимической отраслей промышленности Ирана Пекин готов поэтапно вложить астрономическую сумму — 280 млрд долларов. Таких средств в Иран ещё никто никогда не вкладывал.

По словам Сажина, эти деньги будут включены в первый 5-летний период 25-летней сделки, но дополнительные инвестиции «будут доступны в каждом последующем 5-летнем периоде, если обе стороны об этом договорятся».

Однако в обмен на столь колоссальные вложения Пекин получает приоритетное право участия в торгах по любым проектам в нефтегазовой и химической индустрии. Кроме того, Китай сможет импортировать иранские углеводороды по льготным ценам. Для этого китайцы придумали крайне выгодную для себя схему оплаты импорта энергоресурсов.

«Китай сможет закупать любую нефтегазовую продукцию (нефть, природный газ и нефтепродукты) с минимальной гарантированной скидкой в 12% от средней цены за 6 месяцев для сопоставимых эталонных продуктов, плюс еще до 8% от этого показателя для компенсации рисков», — говорится в статье.

Также Пекин сможет задерживать выплаты на срок до двух лет и будет рассчитываться с Ираном в «мягких» валютах, полученных от ведения бизнеса в Африке и постсоветских странах. Привязка к доходам от зарубежной коммерции и игра на курсах, как, видимо, продумали китайцы, должна принести ощутимый дисконт.

При этом совершенно непонятно, что будет делать Иран с плохо конвертируемыми валютами африканских и постсоветских стран. В условиях санкций ИРИ остро нуждается в притоке именно долларов и евро, как практически единственных источниках экономического роста, благополучия и выхода из изоляции.

На сегодняшний день нам неизвестно, прописаны ли вышеперечисленные условия в соглашении о «всеобъемлющем стратегическом партнёрстве» на 25 лет. Скорее всего, власти обоих государств договорились хранить молчание по вопросу о китайских привилегиях.

С высокой долей вероятности Пекину удалось зафиксировать в сделке большую часть пунктов. Китай, по сути, воспользовался тем обстоятельством, что Иран испытывает жёсткий санкционный гнёт Запада и находится в патовой экономической ситуации, с трудом удерживаясь последние годы на плаву.

Грандиозные инвестиции Китая — это спасательный круг, но на краткосрочную перспективу.

Поэтапная реализация 25-летнего соглашения неизбежно вовлечёт Иран в китайскую орбиту влияния и, по всей видимости, превратит Тегеран в младшего союзника могущественной восточноазиатской сверхдержавы.

Наряду с экономическими привилегиями Поднебесная наверняка уже получила эксклюзивное право на открытие военно-морских и военно-воздушных баз в регионе Персидского залива. Их появление выведет КНР в ранг влиятельных игроков на ближневосточной карте и станет прямым вызовом американской военной гегемонии.

В самой ИРИ нет единой точки зрения на последствия пребывания республики под могучим крылом Китая. Считается, что религиозная верхушка Ирана во главе с рахбаром Али Хаменеи и Корпусом стражей исламской революции (КСИР) поддерживают «всеобъемлющее стратегическое партнёрство» с КНР, а светские круги, ориентированные на потепление отношений с Западом, — против.

В любом случае ситуация вряд ли будет критической для иранского режима, если Пекин позволит ему проводить автономную внешнюю политику, связанную с поддержкой зарубежного шиитского движения, в том числе вооружённых формирований.

Возвышение КНР на Ближнем Востоке с геополитической точки зрения отвечает интересам России, которой выгодно присутствие в регионе акторов, конкурирующих с США. Негативной стороной вовлечения Ирана в орбиту китайского влияния может стать сокращение объёма отечественного углеводородного экспорта в КНР.