Новости – Политика

Политика

«Как можно укрепить то, чего нет?»

Акция протестa в США против оправдательного приговора Джорджу Циммерману, убийце чернокожего подростка Трейвона Мартина. Фото: Phil Sears / AP

Ученые и политики не нашли в России мультикультурализма

13 ноября, 2013 14:07

10 мин

В рамках Недели толерантности в московском Еврейском музее и центре толерантности 12 ноября состоялась открытая дискуссия «Почему политика мультикультурализма не работает?». Корреспондент «Русской планеты» внимательно выслушал докладчиков и был готов следить за их дискуссией, но ее не последовало — возможно, из-за отсутствия самого предмета обсуждения

Этнополитолог: в России нет ни мультикультурализма, ни нации

Первым слово взял директор Центра этнополитических исследований и профессор ВШЭ Эмиль Паин. Ученый сразу заметил, что в России нет и никогда не было политики мультикультурализма, поэтому круглый стол о крахе этой идеологии напоминает ему старый анекдот.

— Благо время такое, что советские анекдоты становятся все актуальнее и актуальнее. Говорит американец советскому гражданину: «Вот у нас в стране свобода слова. Я могу выйти к Белому дому и ругать своего президента». А советский рабочий отвечает: «И у нас свобода слова. Я тоже могу выйти к Кремлю и ругать вашего президента!».

Поэтому так называемая российская критика мультикультурализма — это критика Запада в ситуации, когда в самой России положение куда как хуже. Проблемы Запада с мультикультурализмом, говорит Паин, — это следствие отхода от идеи гражданской нации. Тогда как российские проблемы межкультурных отношений — это проблемы страны, в которой формирование гражданской нации даже не начиналось.

При этом, когда говорят о крахе мультикультурализма, то есть политики, придуманной Пьером Эллиотом Трюдо в 1970-е годы в Канаде, часто подменяют саму суть проблемы, отметил Паин. Она заключается не в том, что «понаехали». Проблема мультикультурализма — это проблема «коммунитаризма», то есть такого состояния, когда субъектами политики становятся этнические общины, диаспоры. Существует единственный фактор, гарантирующий мирное сосуществование этих общин в составе «большой» нации — самостоятельность и саморегуляция общества.

— Интеграцию обеспечивает не министерство по делам национальностей. Его обеспечивает само общество, если ему позволяют функционировать как самостоятельному обществу, —

сказал этнополитолог.

Он привел в пример эмигрировавших в Германию россиян. Приезжая, они сталкиваются с проблемой: им предстоит заново освоить нормы социального быта. Соседи по дому могут предупреждать: после полуночи здесь громко не говорят, в шесть утра воду не включают — шумит, в воскресные все выходят с метлой на улицу и так далее. Так происходит адаптация: существует известный свод правил, который общество знает, хранит и передает, а пришлое население заинтересовано в его доскональном изучении.

Коммунитаризм же как часть мультикультурализма нарушает механизм интеграции. Люди склонны осваивать чужую культуру, если приезжают одни. Но если в миграцию вовлечены целые общины, возможности для интеграции приезжих и их общения с автохтонным населением резко уменьшаются, а в противовес гражданскому обществу появляются общинные лидеры диаспор.

В условиях межкультурных конфликтов в России и на Западе лежат принципиальные различия. Дело не в масштабах ксенофобии, уровень которой в XXI веке растет повсеместно, — поэтому западные политики и стали говорить о крахе мультикультурализма; в тех же Соединенных Штатах ксенофобия даже более распространена, чем в России.

Эмиль Паин. фото: Алексей Филиппов / РИА Новости

Существует, напомнил ученый, разница между «ксенофобией сознания» и «ксенофобией действия». Во втором случае это ксенофобия, переходящая в насилие. На Западе перерастанию первой во вторую препятствует верховенство права: этнические меньшинства защищены прочной и разветвленной системой антидискриминационного законодательства, которого в России нет вообще. Не менее важный момент — это доверие к правоохранительным органам.

— В США, стране мигрантов, не любят мигрантов. Об этом Хантингтон писал еще десять лет назад. Ну не любишь и не любишь. Твое дело. Но перейти от нелюбви к действиям невозможно — есть полиция, суды, которым доверяют. У нас этого нет, поэтому происходит Бирюлево. Выплеснувшееся в Бирюлево недовольство не имело шансов реализовываться через законы, пояснил Паин.

Наконец, западный якобы провалившийся мультикультурализм отличается от российского, еще не возникшего, тем, что он представляет собой ясную политическую концепцию, реализуемую через политические институты. У нас же воплощается в жизнь подозрительная доктрина под названием «Стратегия национальной политики» и федеральная программа «Укрепление единства российской нации», на реализацию которой выделено более 6 млрд рублей.

— Я спрашиваю: можно укрепить то, чего нет?! Никаких признаков российской нации как явления не существует, —

говорит ученый.

За размытыми понятиями «нации» и «гражданского общества» в федеральных законах скрыта другая, вполне реальная политика России, оъясняет Паин.

— Имя ей — «православие, самодержавие, народность» с элементами сталинской политики в виде Запада как страшилки и психологии осажденной крепости.

Когда на бумаге написано «свобода, равенство, братство», из телевизора, который неслучайно называется зомбоящиком, манипулируют общественным сознанием, провозглашая идеи страха и ненависти ко всему миру, кроме Ирана и Сирии — это, конечно, наши друзья. Все остальное — коварный мультикультурализм! — резюмировал директор Центра этнополитических исследований.

Политик: мультикультурализм противоречит законам физики

Завершив свое выступление, профессор Паин покинул круглый стол. Слово предоставили Владимиру Милову.

— Считаю термин «ксенофобия» надуманным, — сходу заявил лидер «Демвыбора».

Милов полагает, что понятие «ксенофобия» используют для «принижения фактора этнической идентичности, чтобы поддерживать иллюзию многонациональности России», а сама бытовая ксенофобия «не имеет никакого отношения к политической озабоченности общества притоком мигрантов из Средней Азии». Напротив, «в России есть высокая толерантность и готовность принимать большое количество приезжих других национальностей и культур». Единственное, чего не потерпят россияне, — это «поведение, которое выходит за рамки их жизненного уклада». Именно так и следует интерпретировать события в Бирюлево, которые оказались не «следствием не ксенофобии, а следствием естественного недовольства обычных жителей Москвы стандартами поведения, которые сильно выходят за рамки их уклада жизни». Под «стандартами поведения» Милов, по всей видимости, подразумевал убийство Егора Щербакова.

— «Ксенофобия» — поповское слово! — продолжал оратор.

— Раньше я был очарован терминами гуманитарной интеллигенции. В частности, «плавильным котлом» — иллюзией, что люди разных национальностей складываются в одно общество. Но я всегда чувствовал, что с этой теорией что-то не так.

Пока не понял, в чем рецепт поиска правды, — поделился открытием Милов, предложив слушателям вспомнить физику и погуглить термин «температура плавления». — У разных веществ разная температура плавления! Пока некоторые даже не думают, чтобы расплавиться, другие уже в газообразное состояние превратились!

Таким же образом, развивал он свою метафору, «существуют этнокультурные группы, которые не готовы перенимать уклад жизни, принятый в странах, куда они приехали».

— Попытки расплавить все это в многонациональную общность не работают с точки зрения элементарных законов физики! Проблема объективно в этом, — заключил он.

Из зала недоуменно спросили, какое отношение к мультикультурализму имеют законы физики, но Милов проигнорировал вопрос. Тогда модератор дискуссии Федор Лукьянов обратил внимание на парадоксальное суждение политика об «иллюзии многонациональности России».

— Многонациональность России — это не иллюзия, а факт жизни, — напомнил ему председатель СВОП.

— Если потом дадите время, я объясню, — ответил Милов.

Историк: пусть о толерантности расскажут организаторы Еврейского центра толерантности

Следующим слово взял ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН Алексей Миллер; он был краток и деловит.

— Эмиль Абрамович (Паин. — РП) начал с анекдота, я тоже. Старого еврея спрашивают: «Ну когда же будет лучше?» — а он отвечает: «Лучше уже было». В принципе, я бы на этом и закончил. Это суть того, что я думаю о теме обсуждения.

Историк обратил внимание собравшихся, что в Англии, Франции и Германии практикуются разные институциональные подходы к проблеме миграции, но во всех трех странах и граждане, и политики крайне обеспокоены наплывом приезжих. Это означает лишь одно: как решить проблему, не знает на сегодня ни одна страна мира. Поэтому самое опасное — это рассуждения о миграции в духе «как сделать, чтобы было хорошо». Нам остается лишь поступать так, чтобы не стало еще хуже, и хотя бы отчасти «минимизировать damage» (по-английски «ущерб». — РП). Например, обуздать коррумпированную полицию.

— Понятно, что мы помрем, а она останется коррумпированной. Другое дело, что коррумпированной полиции можно объяснить, что определенные виды коррупционной деятельности могут наказываться заметно более безжалостно и неотвратимо, чем другие, —

предложил ученый.

Условно говоря, пусть полицейский потихоньку «собирает бабки» на улице — это не приведет к социальному взрыву, пояснил свою мысль Миллер. Но когда органы правопорядка «крышуют» криминальный бизнес диаспор или отпускают преступников-мигрантов за взятку, их сотрудники должны лишаться работы.

— Значит ли это, что полицейские перестанут крышевать этническую преступность? Нет. Просто этот вид услуг станет намного дороже и, соответственно, сократится в своем использовании, — продолжил сотрудник ИНИОН.

Кроме того, говоря о мигрантах, следует различать жителей Средней Азии и Кавказа, полагает он. По словам Миллера, «некоторая прелесть» среднеазиатов в том, что они не имеют российского гражданства, поэтому на пути миграционного потока можно установить хотя бы какой-то барьер в виде визового режима. Кавказ — другое дело; «кавказскую молодежь уже разучились использовать как рабочую силу».

— При советской власти парень с Кавказа шел в армию, устраивался по лимиту на завод, учился пить водку, ругаться матом и становился своим человеком. А теперь он приезжает в Москву,

совершенно не встраивается в смешанный этнической коллектив и работает на овощебазе, — посетовал Миллер.

При этом самое «интересное» сейчас происходит на исторической родине кавказской молодежи.

— Мы говорим о ваххабизме, представляя себя подполье, похожее на Еврейский музей, где мы сейчас сидим, — только под землей, где проповедники дурят голову молодежи. Наверное, так оно и есть. Но это далеко не самое главное. Я дал себе труд прочитать дагестанские школьные учебники по истории.

Господа! Они строят нацию. Но только никакую не российскую, а дагестанскую! —

с тревогой возвестил выступающий.

По словам Миллера, дагестанские учебники истории пропитаны «самой откровенной русофобией»: «они учат дагестанских детей, что Россия в цивилизационном плане ниже Дагестана и всегда была враждебной страной». По этим пособиям учатся уже 15 лет, поэтому уже многие поколения дагестанской молодежи не просто избегают интеграции, но «приезжают во враждебную среду завоевывать Москву совершенно не в фигуральном смысле слова».

Поэтому новый единый учебник истории, сказал ученый, это по существу «политтехнологическая операция, когда выбрасывается чернильное облако, а осьминог плывет в совершенно другую сторону» —

с его помощью российские власти намерены избавиться от регионального, в частности дагестанского, сепаратизма.

— В завершение хочу вам сказать вот что. Вот мы сидим в Центре толерантности, обсуждая толерантность. А я думаю, что организаторы Центра смотрят на этот вопрос очень трезво. Если вы посмотрите, на что они рассчитывают больше — на толерантность или здешнюю службу безопасности — ответ будет понятным.

По всей видимости, Миллер имел в виду охрану с автоматами, маячившую у московского Еврейского центра через дорогу, и внушительный контрольно-пропускной пункт с тяжелыми металлическими дверьми на входе в сам Центр толерантности.

Экономист: «Посмотрите синодики поминальных!»

Главный советник руководителя Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации Леонид Григорьев намеревался выступить с серьезным экономическим докладом по теме миграции, но увидев, что аудитория устала, решил развлечь ее смешными историями. Например, сообщил он, многонациональной Россия была еще при Иване Грозном, а свидетельство тому — синодики, в одном из которых говорится, что «отделали холодным оружием Ивана, Дионисия и Юсупа».

— Вот там сразу русский, грек и татарин, — радостно пояснил экономист.

Потом Григорьев поделился впечатлениями от посещения Александровского монастыря, где в храме напротив алтаря «огромная стена расписана в 1696 году нациями, которые обидели Россию и православных»: там изображены греки, мусульмане и шведы.

— Ты уверен, что это не икона Страшного суда? — насторожился Миллер (фрески, изображающие Страшный суд, по традиции находятся на западной, противоположной алтарю стене православного храма. — РП).

— Нет. Я же там был, — быстро ответил Григорьев.

— Ну это Страшный суд?

— Нет. Ну, может, и суд. Но это нации, обидевшие православных.

— Все иконы Страшного суда изображают разные народы, идущие на суд.

— Секундочку, ты там был вообще или не был?

— Я знаю этот жанр, — не сдавался историк.

— Да тоже знаю я этот жанр! Тебе надо посмотреть на это. Ничего подобного ты не видел.

Там шведы идут в полный рост! В мундирах! А мусульмане поменьше. Американцы когда приехали, посмотрели и спрашивают: а где мы? —

последней репликой Григорьев окончательно скомкал дискуссию.

Бизнесмен-активист: с Алексеем Навальным мы будем ровнять болванку нации

Директор Фонда борьбы с коррупцией Владимир Ашурков опоздал на мероприятие; возможно, впопыхах он принял теоретический круглый стол за встречу с избирателями — во всяком случае с аудиторией он говорил от лица своего соратника Алексея Навального.

— Вместе с Алексеем Навальным мы являемся основателями партии «Народный альянс». Мы не можем похвастаться глубиной знания процессов мультикультурализма. Но национальная политика занимает действительно важное место в нашей политической платформе, — монотонно говорил Ашурков.

— В идеальном мире нам хотелось бы иметь комплексную миграционную политику в России, которая включала бы привлечение неквалифицированной рабочей силы из-за рубежа... недопущение создания этнической гетто... интеграцию мигрантов в общество... вот говорили уже про школы... — Ашурков медленно перечислял пункты программы. — Но состояние государства не дает нам надежд, чтобы такая политика, даже если она будет разработана, была бы исполнена.

Поэтому прежде, чем нам болванку нашей нации ровнять напильником тонкой продуманной миграционной политики, нам придется действовать кувалдой визового режима.

Федор Лукьянов напомнил, что у ЕС есть визовый режим со всеми странами, откуда в Европу непрекращающимся потоком стекаются мигранты — и, кажется, слегка огорошил своим сообщением Ашуркова. После этого мимо темы выступили еще несколько спикеров, каждого из которых Миллер срезал одним и тем же аргументом — у нас уже нет выбора между хорошим и плохим, а только между плохим и очень плохим. Под конец мероприятия Милов, как и обещал, попытался растолковать, почему российская многонациональность — это иллюзия, но политика уже никто не слушал.