Беловежский приговор. Почему судьба СССР была предрешена?

Постсоветское пространство подобралось к очередной годовщине подписания роковых Беловежских соглашений, поставивших окончательную точку в существовании СССР.

8 декабря 1991 года у жителей ныне независимых республик вызывает разную палитру эмоций: кто-то с горечью улыбается, кто-то злится, кто-то по-прежнему сохраняет чувство глубокого опустошения. Но, пожалуй, никто не остаётся равнодушным!

Без сомнения самую сильную и острую боль от распада СССР испытывает наша страна. РСФСР была хартлендом, метрополией и одновременно колонией советской империи.

Население России даже в самые благополучные брежневские годы существовало в условиях жуткого дефицита, но гордилось статусом великой державы, способной на равных тягаться с Америкой. Это осознание прибавляло моральных сил, но не решало множества системных проблем, которые в итоге погубили советскую государственность

Все эти противоречия русского советского человека перекочевали в сознание русского постсоветского человека, который, с одной стороны, жаждет нормальной комфортной жизни без «колбасных электричек» и «сухого закона», с другой — очень хочет ощущать себя частью великой державы, которая (как в той песне из фильма «Максим Перепелица») «может повторить».

Именно в России чрезвычайно сильны разнообразные движения и политические силы, паразитирующие на ностальгии по Советскому Союзу.

Порой доходит до полного и абсолютного абсурда: идеи большевизма совсем не гнушается эксплуатировать либеральная антипутинская пропаганда в лице, прежде всего, Алексея Навального.

Подобные персонажи в буквальном смысле призывают отобрать «незаконно нажитое» у плохих богатых и раздать экспроприированные материальные блага «хорошим», то есть простому «угнетённому» люду. Вершить справедливость, понятное дело, будут беспрестанные «товарищи» верховного коммунистического диктатора (в нашем случае — неполживые и самые честные друзья Навального).

Как пресловутая «социальная справедливость» будет выглядеть на практике, никого особо не интересует. В наше общество с разных сторон регулярно вбрасываются идеи коммунистической утопии: дескать, можно жить за счёт других — тех, кто не прав и ворует (да и вообще слишком много зарабатывает), а самим просто отрабатывать восьмичасовую смену.

Подобное представление о «правильности» перераспределения материальных благ стало той самой родовой травмой Советского Союза, в том числе из-за которой он не смог пережить испытания 1980-х годов

Условные грузины (Грузинская ССР потребляла в 8 больше, чем производила) думали, что и после ликвидации красной империи они продолжат попивать вино и беззаботно есть шашлыки. Не вышло!

Развал СССР в России принято воспринимать как своеобразный акт «системного предательства Горбачёва». Это конспирологическое объяснение базируется на ошибках одного человека и нередко подменяет версию о комплексе совершенно банальных и приземлённых причин, которые упираются в неудовлетворённые элементарные потребности человека. Иными словами, «колбасятину» (как однажды выразился Сергей Кургинян).

Простой советский (а больше — русский) человек, несмотря на любовь к космосу и веру во всесильность советского оружия, нуждался в том, чтобы нормально питаться, иметь возможность купить и выбрать одежду без очередей в магазинах.

Номенклатура (хоть и жила другой жизнью) была прекрасно осведомлена о проблеме товарного дефицита. Основной вопрос для партийной верхушки заключался в том, чтобы либо попытаться реформировать сложную и порочную систему, либо разрушить её, запустив абсолютно новые механизмы.

На волне ожиданий перемен в 1985 году взошла звезда Михаила Горбачёва с парадоксальным имиджем интеллектуального ставропольского колхозника. Приход к власти этого человека стал одновременно и приговором, и насмешкой над несчастным советским государством.

В своих многочисленных интервью Горбачёв правдоподобно объяснял причины кризиса, в котором оказался СССР, хотя они и так были очевидны: простой советский человек пребывал в чрезмерно стеснённых материальных и идеологических условиях

Тоталитарная советская система была настроена таким образом, что элементарные нужды человека находились на периферии внимания государства, монопольно руководившего экономикой и практически всем, что окружало рядового гражданина. С боем удавалось покупать мясные продукты, пальто, сапоги, мебель, кухонную утварь.

На Западе запрос на ширпотреб удовлетворяет бизнес. Для Советского союза, отрицавшего право частной собственности, такой вариант был априори неприемлем, но Горбачёв попытался найти компромисс, разрешив учреждать кооперативы.

Похожие половинчатые меры советский лидер предпринимал и на идеологическом поприще: в эпоху гласности сохранялись ключевые партийные догмы, и человек, которому вроде бы чуть свободнее стало дышать, по-прежнему мог сильно пострадать за, например, публичное прослушивание «буржуазной» музыки.

Но наиболее негативные результаты принесла борьба с партократией и демократизация системы госуправления. Несмотря на умеренный характер либерализации, именно она стала спусковым крючком для бесповоротной дезинтеграции СССР.

Горбачёв не понимал, как реагировать на начавшийся с Прибалтики «парад суверенитетов» и националистические выступления в других республиках, и попросту самоустранился от этой проблемы, не отдавая чётких приказов ни партийным боссам, ни силовикам

Чувствуя слабость главы Москвы, голову подняли все местные элиты, решившие «приватизировать» власть в своих республиках. В России это был Борис Ельцин, на Украине — Леонид Кравчук, в Белоруссии — Станислав Шушкевич. Они и поставили в Беловежье точку в истории СССР.

Главный вопрос, на который до сих пор сложно ответить (если опустить ностальгию), заключается в том, мог ли Советский Союз сохраниться хоть в каком-то виде?

Скорее всего, без демократизации политической системы определённый отрезок времени СССР ещё просуществовал бы, но отсутствие решений накопившихся проблем всё равно привели бы к коллапсу государственности.

На наш скромный взгляд, настоящей бомбой замедленного действия являлись материально-бытовые условия, в которых жили советские граждане.

Причём система перараспределения была устроена таким образом, что более-менее нормальное снабжение наблюдалось на окраинах советской империи. То есть рано или поздно продовольственный и товарный дефицит надоел бы населению РСФСР, уровень жизни которого порой был ниже, чем в национальных республиках.

Но сложнее всего для советского руководства было решить проблемы на идеологическом фронте. Страна и система госпропаганды существовали в абсолютно разных реальностях. Догмы и ценности в СССР практически не менялись, а жизнь между тем ушла далеко вперёд

Конечно, часть людей верила в идеалы коммунизма, но и для этой категории населения разница между словом и делом казалась неприлично большой. За пафосными речами верхушки уже нельзя невозможно было скрыть пустоту.

Огромный груз ответственности за распад СССР, безусловно, несёт лично Горбачёв и его ближайшее окружение, однако спустя почти 30 лет пора менее эмоционально оценивать причины произошедшего. Необходимо признать, что поздний Советский союз страдал от множества неизлечимых болезней, в том числе наследственных.