Новости – Культура
Культура
Виктор Пелевин: «Наша реальность абсурднее вымысла»
О чём поведает альтернативный летописец российской действительности в своей новой книге, «премьера» которой состоится 27 сентября?
13 сентября, 2018 18:40
11 мин
Наконец-то. Издательство «Эксмо», которое по мнению некоторых адептов творчества Виктора Пелевина мастерски обеспечило программную конвейеризацию циклов его творческой активности, анонсировало выход его новой книги.
Всё случится 27 сентября. Но уже сегодня ни у кого нет сомнений, что новая книга Пелевина, которого последние 26 лет регулярно обвиняют в употреблении психотропных препаратов и грибов-галлюциногенов, станет ключевым культурным событием года. Да что там «ключевым». Самым главным.
Как же так получилось? А вот так: Виктор Пелевин за свои почти 56 лет жизни, сделал всё возможное и невозможное для того, чтобы
а) стать литературным трубадуром отечественной (читай – российской постсоветской) реальности
б) при этом остаться в живых
в) поддерживать завидный нейтралитет в глазах «либералов» и «ватников» (не знающих, кто это, так как Пелевин не ходит к ни к Соловьёву, ни к Дудю)
г) сохранить свободу во всех смыслах и значениях этого слова.
«Кто ж его посадит? Он же памятник!» — говорил один из героев известной советской комедии.
Пелевин — не памятник. Он миф. А его затворничество, странная манера поведения, граничащая (по мнению людей с ним соседствующих) с откровенным человеконенавистничеством, кому-то могут показаться диагнозом. При этом кто-то вполне обосновано полагает, что Пелевин сгинул в 90-е, продав перед уходом в дзен своё имя и право на его использование предприимчивым людям. А те масштабировали раскрученную фамилию до уровня литературного сообщества.
Не отнимайте у людей веру. В России должен остаться хоть один то ли гений, то ли гороховый шут, который пусть в притчево-научно-фантастически-наркоманской форме, пусть в маске обезьяны (в ней Пелевин разгуливал в ушедшие года по Арбату) будет вести с нами диалог о нашей с вами повседневности.
Реальность, демонстрируемая нам иными авторами литературного, кинематографического и телевизионного контента, таковой не является. Включите любой телевизионный канал. Какая разница, попадёте вы на сериал, новости или политическое шоу?
Вы окунётесь с головой в систему координат, где наградой за любое правдивое, умное или хотя бы рассудочное отображение по-настоящему актуальной проблематики или волнующей подавляющее большинство россиян действительности грозит «пожизненный бан» или обвинения в экстремизме.
90-е кончились. Балабанова нет в живых. Его ученик Дмитрий Быков, похоже, не у дел. Такое кино. А что Пелевин?
В начале 90-х пьяный воздух свободы сыграл практически со всеми российскими писателями ту самую шутку, которую он сыграл весной 1945 с профессором Плейшнером. Пелевин, словно не верующий Фома, стоял особняком и за «гиперреализм», подобно Театру.doc, не боролся.
Не предавался он «декларативному эксгибиционизму» в популярных ток-шоу того времени. Напротив — «консервировался под ноль», одним выстрелом убивая двух зайцев: делал своё бытие более безопасным, приобретал статус литературного идола современности, не снисходящего до раздачи интервью или хотя бы автографов.
В итоге замкнутый и, кажется, панически опасающийся публичности человек выработал свой поистине уникальный метод. Его стиль (не только творчества, но и жизни) в наступивших спустя четверть века предлагаемых обстоятельствах совершенен уже хотя бы потому, что шансы на выживание возрастают в разы.
Пелевину не разрешено, но можно говорить любые вещи о реальности, осторожно приоткрывая миру завесу его будущего и предугадывая события завтрашнего дня. Но только облекая эту реальность в форму наркотического бреда и культивируя в себя образ укурка, пришибить которого сковородой, конечно же, можно. Вот только зачем?
Он политически безобиден. Не баллотируется в президенты или депутаты, не ходит на Манежную площадь, не делает резких заявлений, не раздаёт листовок в метро. Не даёт интервью.
Так, пишет себе и нам. О чём? О жизни насекомых. Он и сам в своих абсолютно единичных интервью говаривал о том, что в его текстах написано о том, о чём написано.
Вот вам пример: беседа Виктора Пелевина с Кларком Блейзом. Это едва ли не единственное интервью, в котором Виктор Олегович не только сидел в солнцезащитных очках, но и, похоже, уверовал в то, что, мерно раскачиваясь с частотой 50 мГц, можно добиться эффекта размытости.
Виктор Пелевин: Я не занимаюсь придумыванием символов и метафор. Я просто описываю определённые истории. Они происходят в определенном измерении, которое я придумываю. Может быть, для кого-то это что-то означает. Но для меня это означает то, что написано в тексте. Я не знаю, что такое «означает». Есть ровно то, что есть. В этом суть литературы.
Кларк Блейз: То есть, когда вы пишете о насекомых…
Виктор Пелевин: Я пишу о насекомых.
Кларк Блейз: А на какой полке книжного магазина, в итоге, выставляются ваши книги – «Энтомология» или «Романы»?
Виктор Пелевин: «Энтомологический роман».
Вы можете себе представить книги Пелевина в реестре экстремистских материалов? Нет. Почему? Они не о России. Не о нас. Не о наших людях. Сотканное из сложносочинённых мифов суперзакрытым человеком, у которого под вопросом не только вменяемость, но и сам факт существования, за гранью понимания резидентов судебно-правовой системы.
Пелевин никогда ни при каких обстоятельствах не попадёт ни на «Миротворец», ни в «Лефортово» по обвинению в призывах к изменению конституционного строя, как может это сделать, чисто гипотетически, Макаревич.
Если завтра по адресу предполагаемого проживания (читай – паспортно-российской регистрации) гражданина Пелевина на улице Северное Чертаново, нагрянут некие люди с криками: «Работает ОМОН», очень трудно будет предъявить Виктору Олеговичу обвинение в написании хоть чего-то из того, что он написал, потому что поверить в то, что человек с незапоминающейся внешностью люберецкого братка и дипломом Московского энергетического входит в 1000 ведущих мастеров мировой культуры крайне сложно.
Пелевина оставит равнодушным тот факт, что сегодня Госдума отказалась отменять в стране уголовное наказание за лайки и репосты. Он не «живёт» в соцсетях. Его «поход по грибы», сопряжённый с пожизненной конспирацией, начался ещё в то время, когда в российском парламенте никто не знал, что можно наказывать за пост, репост и лайк. Никто вообще не знал, что такое интернет.
Стоит ли приписывать это «необычайной интуиции Пелевина». Навряд ли. Во-первых, «затворничество» и плетение всевозможных баек (которые Пелевин упорно создаёт о себе последние три десятилетия) практиковал один из его «наставников» — Карлос Кастанеда. Во-вторых, не нужно быть провидцем, чтобы воспринять ментально цикличность волн развития российской истории. Она зашифрована во фразах Шарикова из романа «Собачье сердце»: «Уж мы сегодня душили, душили…».
В России, действительно, душат. Сначала за инакомыслие, а затем, спустя годы, когда станет невмоготу, за его подавление. Либералы клянут патриотов. Патриоты либералов. А Пелевин вне игры. У него своя система координат.
С конца 80-х и начала 90-х, когда начался творческий трип автора, его рассказы и повести были отнесены к самым безопасным из возможных жанров. Это даже не «сказочка» — жанр первого опубликованного рассказа Пелевина «Колдун Игнат и люди» и не «научная фантастика», которой многие приличные фантасты советской эпохи, рисовавшие в произведениях планету «Х», шифровали своё отношение к «партии и правительству».
Это бред. А бред — категория медицинская, характеризующая поведенческую модель людей, подсудность которых ставится под большой знак вопроса.
«Вы знаете, да, помню этого мальчика, Витю… работала с его мамой. Очень достойная женщина, но мальчик был странный… замкнутый, весь в себе», — включите любой из фильмов, рассказывающих о попытке «идентификации Пелевина». И вы услышите рассказ о донельзя странном пареньке со двора, студенте, друге, человеке с манерами «не комильфо», наконец, о соседе, ненавидящем детей. Ни об одном человеке, который «в случае чего предъявит медицинскую справку», не было соткано столько мифов и небылиц.
Пелевин никогда не спорит с ГИБДД. Он не водит машину, предпочитая велосипед. Он не зарегистрирован в качестве индивидуального предпринимателя, его нет для налоговой, для «Роскомандзора» с его мощным аналитическим аппаратом, Следственного комитета, судей и прокуроров.
Наше время очень мифологично. Пелевин это очень чутко чувствует. Он гиперболизирует, усиливает этот миф, возводя его на высоты непревзойденного абсурда — эдакого варева, которое пропущено сквозь призму наркотиков, философии Кастанеды, палитры баек, сотканных о нём.
Тем не менее, странная тенденция — о чём пишет Пелевин, то сбывается в нашей повседневности, не может не удивлять. Мы блаженственно «выдыхали» после распада Советского Союза, думая: «Вото оно!», а Пелевин говорил: «Советский Союз был ужасной империей, которой нужны были солдаты, готовые пожертвовать жизнью ради 10 тысяч человек, живущих на дачах вокруг Москвы». И точно знал, что дачи остались. Вот только обитатели в них сменились.
Поэтому и писал нам в 1992 году историю про уличище Алексея Маресьева, в котором курсантам для пущего патриотизма отрезают на выходе ноги, а также курсы Александра Матросова, которые успешно окончит тот, кто кинется грудью на амбразуру.
Называлась эта история «ОМОН Ра».
Благословенна страна, которой нужны не герои, а граждане. Но называется она как-то по-другому. А пока что Виктор Олегович, выполняя договорные обязательства с издательством «Эксмо», через каких-то две недели готов явить миру «Тайные виды на гору Фудзи».
О чем будет книга? В анонсе — о проблемах российских стартапов, а также мучительно трудном возвращении российских олигархов. Со вторым — более-менее понятно. А вот что с первым? Неужели нас ждёт полный метафор свежеиспечённый миф Пелевина о будущем Цифровой Эпохи Блокчейна, где представители русских элит с откровенными признаками трисомии по хромосоме № 21, словно лангольеры Стивена Кинга, будут выжирать — стартап за стартапом — остатки не убиваемой российской экономики?
Пелевин нам напишет и не такое.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости