Татьяна Доронина. Есть и будет
Семья Дорониных, где в 1933 году родилась дочь, названная Татьяной, жила в Ленинграде, в коммунальной квартире, где проживало еще пять семей. Одна кухня, две плиты, одна раковина.
Ванная не работала. Отец был поваром, поднимавшимся на работу к шести утра и выходившим из дверей «коммуналки» в начале седьмого. По длинному, ведущему к выходу коридору, рядом с ним всегда шла маленькая Танечка. Присев перед ней на корточки, Василий Иванович вглядывался в её маленькие смышлёные глаза и задавал один и тот же вопрос: «Ну… расскажи мне, что ты сделала полезного вчера?».
И Таня каждый вечер засыпала, думая о том, что же она скажет утром папе. И так было неловко и досадно, когда знала, что сказать нечего. Казалось, день прожит зря. И завтра, в начале седьмого, отец взглянет в её глаза с укором.
Мать, инвалид второй группы, работала гардеробщицей, руки которой опускались под грузом тяжеленных офицерских шинелей. В войну Анна Ивановна, которой предстояло сыграть в творческой карьере дочери судьбоносную роль, работала на комбинате. Шила одежду на допотопных ножных машинках, где и произошёл несчастный случай.
Детство Татьяны Дорониной было почти нищим. Вещи, которые пополняли её гардероб, девушка донашивала за старшей сестрой или матерью. Семье было очень непросто. Приходилось копить даже на ремонт. Впрочем, деньги, которые должны были пойти на обои, ушли на выпускное платье дочери. Синенькое с белым воротничком. Увидев Таню, мама не удержалась и всплеснула руками: «Какая красота!».
Дело было только за туфлями. И это была проблема. Хватало только на матерчатые маломерки, из которых предательски выпирали Танькины большие пальцы. Девчонка не оплошала: взяла краски и решилась на художество: замазала серым, чтобы торчащего пальца не было заметно.
Впрочем, бедность природную красоту девушки затмить не могла. В книге о своей жизни Татьяна Доронина рассказывает о своей первой любви, первой разлуке, первой потере. В жизни Татьяны Васильевны был молодой парень, Володя, отношения с которым длились около 2-х лет. А потом…
Татьяна Доронина поступила в школу-студию МХАТ и на каникулах приехала в родной Ленинград. Володя признался в чувствах и предложил ей перевестись в Ленинград, в ЛГИТМиК. Но душой Татьяна была давно не в Ленинграде. В Москве. А жизнь в Городе на Неве казалась унылой. Отношения закончились.
И вскоре начались новые! Однокурсника Татьяны звали Олег. Статный красавец по фамилии Басилашвили. Выпускной они встречали уже вместе, в статусе мужа и жены. Брак был оформлен в 1955 году. От распределения в ту эпоху отказаться было нельзя. Но и супругов разлучать, в общем-то, не полагалось. Семейную пару распределили в Сталинград (ныне – Волгоград).
Семья Олега от его выбора была не в восторге. Таня была девушкой из простой семьи. Семья Олега – сплошь интеллигенты, полагавшие, что молодая ленинградка их сыну – вовсе не пара. Более того, родители Басилашвили считали, что их сына не взяли во МХАТ именно потому, что он связался с Дорониной. Дескать, «бездарность» сослали в Сталинград. Да и Олега с ней. Мол, решили, что жена к мужу «не наездится». Пойдут измены.
В жизни начинающих артистов было и кино. «Басик» (так называли гениального Олега Валериановича на курсе) был очень красив, киногеничен, ему начали поступать интересные предложения от режиссёров. Олег начал пропадать в киноэкспедициях.
Татьяна приехала на съёмки фильма «Невеста», чтобы навестить мужа. Кто знает? Быть может, там и произошла главная трагедия этой семейной пары. После случайной размолвки Татьяна Васильевна вернулась в Сталинград, где выяснилось, что она в положении. Под влиянием эмоций актриса приняла жёсткое, если не сказать жестокое, решение не сохранять беременность.
«У вас могла бы быть двойня…» - после аборта сухо скажет ей врач.
Олег знал об этом. Простил ли то, что редко не прощается? Кто знает! Но брак Басилашвили и Дорониной продержался ещё некоторое время. Через год пару пригласили в Ленинградский театр имени Ленинского комсомола. И снова шли пересуды. «А кого это, собственно, позвали в престижный театр, и кого «взяли прицепом, в довесок»? Олега? Татьяну?». У родителей Басилашвили было своё мнение. У Дорониных – своё. Истина покрыта мраком.
Впрочем, Татьяне Дорониной сразу же дали главную роль в модной постановке по пьесе Александра Володина «Фабричная девчонка» — история молодых девушек, пытающихся разобраться в хитросплетениях личных отношений, собирала полные залы в городе на Неве.
Пройдёт несколько лет и в БДТ Олега и Татьяну (опять же вдвоём!) примет легендарный Георгий Александрович Товстоногов. В одном из интервью актриса рассказывала о том, что не последнюю роль в её актёрской судьбе сыграла… мама. И дело было вот как.
В своей артели инвалидов Анна Ивановна была повышена до позиции билетёра. Корешки у билетов Доронина-старшая отрывала не где-нибудь, а в Большом драматическом.
Однажды в квартире у Тани раздался звонок. На проводе была знаменитый советский театровед, заведующая литературной частью Большого драматического театра Дина Морисовна Шварц:
«Георгий Александрович хотел бы с вами встретиться и поговорить», - едва успела представиться она и сообщить о причине звонка, как…
«Я могу сейчас!» - пронзительно закричала Татьяна Васильевна в трубку.
Она шла по длинным коридорам БДТ и вдруг обернулась. Спину ей крестила мама, Анна Ивановна. Как считает Татьяна Васильевна, «мама — человек, который замолвил за неё словечко». Но, конечно же, то, что великий Георгий Товстоногов взял Татьяну Доронину «по протекции мамы-билетёрши», - не более, чем юмор этой актрисы с уникальным актёрским талантом.
Шёл 1959 год. В Большом драматическом театре Татьяна стала звездой, сыграв в паре с Олегом Басилашвили в знаменитом спектакле «Варвары» и выбившись на позиции ведущей актрисы. Доронина становилась звездой союзного значения, на спектакли с участием которой мечтали попасть. Она была занята в знаменитых постановках Георгия Товстоногова «Горе от ума» по пьесе А.Грибоедова («Софья), «Три сестры» А.Чехова, «Моя старшая сестра» А.М. Володина и «Ещё раз про любовь» Э.Радзинского.
Это были годы, когда Георгию Александровичу Товстоногову удалось собрать на великой ленинградской сцене таких величайших актёров ХХ века, как Олег Борисов, Иннокентий Смоктуновский, Кирилл Лавров, Павел Луспекаев, Олег Басилашвили. Вместе с ними играла не менее великая Татьяна Доронина.
Отношения с первым мужем, Олегом Басилашвили, исчерпали себя ещё в 1963-м. «Я не хочу говорить о семи годах этого кошмара», - будет отметать любые попытки прессы поговорить о причинах расставания Олег Валерианович. Остается лишь предположить, что женщина, которая становится великой актрисой, не всегда может быть «берегиней» семейного очага и прекрасной женой. Быть может, рождена для чего-то другого? И, придёт время, это станет очевидно.
Не долго продержался брак и с театральным критиком, профессором ЛГИТМиКа Анатолием Юфитом, который был на три года старшей Дорониной. После этого около 5-ти лет Татьяна Васильевна была замужем за драматургом Эдвардом Радзинским.
Но однажды произошла встреча, которая вполне могла перевести Татьяну Васильевну из звёзд союзного значения на общемировой Олимп. Закончился спектакль. В дверь её гримерки постучали. Вошел элегантный мужчина, на котором был превосходно сидевший на нём бархатный пиджак синего цвета.
Ему было под 60, но выглядел он настолько прекрасно, что у Татьяны замерло сердце. Казалось, что принц из сказки явился за ней, чтобы увезти на коне в неведомые края.
Она узнала легендарного британского актёра Лоуренса Оливье. Красавец-мужчина протянул ей синюю коробку, в которой было божественной красоты дорогущее кольцо. Татьяна Васильевна немо смотрела на Лоуренса, а он, то ли всерьёз, то ли шутя, надел ей кольцо на палец и был таков. Говорят, что знаменитый англичанин не раз говорил после этого: «В тот вечер я обвенчался с самой Татьяной Дорониной».
Судьба кольца была печальной. Перед эфиром на радио снимают кольца. Принимая участие в каком-то радиоспектакле, Татьяна сняла подаренное ей сокровище и бережно положила в репетиционной комнате на томик стихов Анны Ахматовой. Когда она вернулась, не было ни томика Ахматовой, ни кольца.
Две последних пьесы из «золотого списка» Дорониной — «Моя старшая сестра» А.М. Володина и «Ещё раз про любовь» Э.Радзинского — были экранизированы. И главные роли в киноверсиях, попавших в сокровищницу нашего кино, играла тоже Татьяна Доронина. Когда последовало приглашение на главную роль в картине, которая называлась «Ещё раз про любовь», Татьяна готовилась к пробам с молодым актёром Борисом Химичевым.
Именно он, а не Александр Лазарев должен был играть роль Евдокимова, но… Борис Химичев пришёл знакомиться с уже именитой партнёршей. Приоткрыл дверь в гримёрку, где с актрисой работал художник по гриму. Татьяна Васильевна бесстрастно повернула к нему свое красивое лицо и холодно произнесла: «Здрас-с-сьте…». Химичев постоял немного, ожидая продолжения диалога. Его не последовало. Борис вышел и сказал ассистентке:
«Передайте этой мадам, что я с ней не только играть в одном фильме, но и пробоваться не буду».
И уехал. Не суждено было Борису Химичеву сыграть роль Евдокимова, но строптивый актёр сыграл впоследствии куда более значимую роль в жизни Татьяны Васильевны. Роль её 4 супруга, с которым она на целых девять лет (Доронинский рекорд!) связала свою жизнь. Впрочем, помимо разводов с мужьями были и разводы с гениями театрального искусства, с которыми актриса в браке не состояла.
Из БДТ, где Татьяна Доронина стала живой легендой, она ушла в МХАТ в 1966 году. Боль предательства, вынужденно сопряженного с реализацией мечты работать во МХАТе, навсегда поселилась в сердце. Не Георгия Товстоногова, нет. Самой Дорониной. Однажды она повинится перед ним: «Простите, что я вас предала…». И услышит в ответ: «Ты меня не предавала».
Но она не поверит Мастеру. Не поверит, потому что будет знать: уход Татьяны Дорониной стал трагедией для Товстоногова. И на собрании трудового коллектива, который покинула Доронина, зная, насколько самолюбива и уязвима актёрская братия, Товстоногов скажет:
«Если кто-то из вас хочет занять место Дорониной в театре, знайте, что это невозможно».
Товстоногов, проработавший счастливые годы с Татьяной Дорониной, уловил эту потребность актрисы начинать новую жизнь. Если новая жизнь в «Трёх тополях на Плющихе» или «Ещё раз про любовь» начиналась с каждым щелчком хлопушки, то в театре или в семье рано или поздно всё становилось для нее пресным — губительным.
Погубить великую актрису великий режиссёр не мог, а значит, отпустил её с лёгким сердцем, возможно, вспомнив заповедь: «Не удерживай. Так нам дано осуществить великую правду».
Кстати, два упомянутых фильма «Три тополя на Плющихе» и «Ещё раз про любовь» снимались почти в параллель. И актриса долго и упорно отказывалась от работы с Олегом Ефремовым в этой удивительной истории о любви провинциалки, обременённой семейной жизнью, и московским таксистом, не обременённым ничем, кроме бесполезного ожидания у подъезда дома, где случайно потеряла в квартире ключи Нюра – героиня Татьяны Васильевны.
Почти никто не знает, что в этом образе простой русской женщины, приезжающей в Москву из деревни, Татьяна Доронина воплотила образ своей мамы, человека, вложившего в своего ребёнка – Танюшку – силы, сердце, душу, последние копейки.
Анна Ивановна лишь отмахнулась с улыбкой, когда ей сказали, что «Три тополя на Плющихе» — это «немножечко о ней». Трагизма в её судьбе было намного больше, чем в жизни Нюры.
Первенцы Анны Ивановны, двойняшки, мальчик и девочка, трагически погибли когда-то. Она прожила жизнь с мечтой вывести в люди и сделать счастливой хотя бы Таню. Прожила, не зная, что эта девочка однажды забудет, что такое ходить в обуви, из которой торчат пальцы, станет примой, недостижимой мечтой многих мужчин Советского Союза, для многих – воплощением женственности и трогательной русской любви.
О мужьях Татьяна Васильевна говорит скупо, сдержанно, не вдаваясь особо на модный семейный манер в подробности семейной жизни и разводов. А о разрыве с человеком, который её мужем не был, Олегом Ефремовым, рассказывает предельно резко, обвиняя в том, что Олег Николаевич изначально был настроен на развал театра. Правда ли это? Частично, да.
Именно Олег Ефремов пригласил Татьяну Доронину вернуться во МХАТ из театра Маяковского в 1983 году, в год 50-летия актрисы.
А было вот что. Олегу Николаевичу нравилась пьеса Александра Гельмана «Скамейка», которую он безуспешно пытался пробить для постановки во МХАТе. Если бы на посту министра культуры СССР была Екатерина Фурцева, не чаявшая души в Ефремове, то, возможно, что-нибудь из этой затеи и вышло.
Но министром, начиная с 1974 года был несгибаемый Пётр Нилович Демичев, который смотрел в бездонные глаза Ефремова, держа в руках «Скамейку», и вкрадчивым голосом говорил: «Олег Николаевич, а зачем вы пытаетесь протащить на сцену МХАТа эту грязь?». Никакой грязи по нынешним стандартам там, конечно, не было.
Но вскрывавшая этимологию отношений мужчины и женщины история шофёра и работницы чулочной фабрики не нравилась чиновникам из высших эшелонов Минкульта. Не нравилась – и всё тут. Ефремов, в какой-то степени одержимый идеей, попросил Татьяну Доронину сходить к «Ниловне» (так называли министра в театральной среде). Расчёт был верным. Демичев был практически влюблён в Доронину (ненавидевшую пьесу «Скамейка» не меньше него).
И вот перед ним предстала обворожительная Татьяна Васильевна, крутанувшая локон на виске, и, скрепя сердце, заявившая, что хочет вернуться во МХАТ, чтобы… сыграть в новой постановке Ефремова – «Интереснейшая пьеса!». Демичев удивился, но постановку разрешил.
Зачем всё это было самой Дорониной? Олег Николаевич, приврав, пообещал Татьяне Васильевне, что после роли в «Скамейке» даст ей палитру серьезных ролей на сцене МХАТа, о которых она мечтала. И… обманул. «Скамейка» была. А ролей уровня «Анны Карениной», которыми грезила Доронина, у неё не было.
«Олег, как же так?» - спросила Доронина у Ефремова, ненавидевшего, когда актёры начинают выпрашивать роли.
«Таня, потерпи немного», - резко сказал он. – «Ты же знаешь, есть твои интересы, а есть интересы театра».
Пощечина была болезненной, в особенности, с учетом того, что когда-то, еще до «Трёх тополей…»
Доронину и Ефремова связывали не только рабочие отношения. Что делает актёр, который не занят в родном театре настолько, насколько ему хотелось бы оказаться занятым? Ищет работу на стороне. Валентин Плучек, художественный руководитель Московского театра Сатиры, предложил Татьяне Васильевне сыграть роль Раневской.
«Вишневый сад» - мечта! Но Ефремов и мысли допустить не мог, что «его» актриса будет играть в чужом театре: «Верность МХАТу – превыше всего!» - твердил Олег Николаевич. Доронина округляла глаза: «Олег, почему я не могу совмещать, если ничего нового в этом сезоне во МХАТе не репетирую?». Но Ефремов был непреклонен – «Верность театру!».
Отец Татьяны Дорониной скончался в 1982 году. Но теперь ей казалось, что он снова идёт по длинному коридору, а рядом, крепко держа девчушку за руку, шагает папа, который вот сейчас присядет перед ней на корточки и скажет: «Что полезного ты сделала вчера?». И ответить ей было нечего, потому что ролей во МХАТе не давали.
Сказать, что судьба готовила в жизни Дорониной поворот, вряд ли будет уместно. Доронина – сама себе судьба, которая готовила в своей жизни повороты, не просясь в режиссёрские постели. Ещё в середине 1970-х, Татьяна Васильевна окончила режиссёрские курсы, а посланное ей «мхатовское безвременье» подготовило и укрепило её, как лидера. Удобный момент настал.
Актриса, никогда не имевшая детей, не могла не предчувствовать, что вскоре у неё появятся дети… более сотни. А случилось всё так.
В 1986 году Олег Ефремов, наконец, начал реформы в театре, с идеей проведения которых, он, собственно, пришел намного-намного раньше. На одном из собраний труппы прозвучала донельзя обидная фраза о том, что настал момент для того, чтобы провести «локальную перестройку», избавиться от актёров театра, которые стали для него балластом.
Так жестко, если не сказать жестоко, Олег Николаевич назвал мастеров старейшей российской театральной площадки, породив бурю негодования.
Была ли логика в словах Ефремова? Была. В 1970-м, Олега Николаевича позвали «спасать театр» — МХАТ имени М.Горького. Не было никакого МХАТа имени А.П.Чехова. МХАТ был един и нерушим. Но скрипуч и тосклив, как считали многие. Творческая стагнация.
МХАТ превратился в место, куда билеты давали «в нагрузку». К чему? К спектаклям Театра на Таганке, например. Труппа составляла полтораста человек. Это немыслимо даже для первой театральной площадки страны. Нет – да просто не написано! – таких пьес, в которых можно было бы задействовать большую часть такого коллектива. Но Ефремов, на правах гения, пытался.
Многие старожилы сидели, не играя ничего, по 10 лет или выходя с «Кушать подано!». Ефремова засел за протоколы собраний худсовета МХАТа времён Станиславского и Немировича-Данченко. И сделал для себя вывод, что отцы-основатели до судорог боялись, что театр превратится в нечто мёртвое, застывшее, похожее на монумент.
А на монумент МХАТ тех лет был очень даже похож. Как говорил Борис Ливанов: «Здесь у каждого своя тумба!». В первые годы Олег Ефремов ставил на сцене театра спектакли, дававшие возможность проявить себя каждому. Приглашал новых актёров, в числе которых была и Татьяна Васильевна (взятая в прямом и переносном смысле слова под «Скамейку»). Мало-помалу Ефремов пришёл к выводу, что театр изменить не удалось, что задушевные разговоры не помогают, что каждому актёру дороже его личный покой. Обидное слово «Балласт!», которым называют груз, а не людей, было на языке.
У мэтра родилась идея «отсева» ненужных актёров для реализации его грядущих планов, и поскольку настолько масштабное сокращение штатов в СССР не практиковалось (это вам не загнивающий Запад). И выкристаллизовалась формулировка «раздел МХАТа».
К 1987 году, когда «рвануло», труппа составляла уже 180 человек. Меньшая часть являлась единомышленниками Ефремова, а большая так и не смогла ему понравиться. Были и те, кто ходил в театр «за зарплатой». Ефремову хотелось забрать в Камергерский переулок (в здание, которое вновь открывало двери для зрителей после ремонта) только «своих».
Но как это сделать? Актёра, повторимся, нельзя было выгнать за то, что он «не играет». Это справедливо: «Дайте роли — я сыграю!» — мог бы ответить на эти «предъявы» актёр. Могли увольнять за прогулы и пьянки, но… Олег Ефремович прекрасно понимал, что – за что, за что! – а за это уволить не сможет.
В пьяные «экспедиции» Ефремов часто ходил сам. Если вспомнить Сергея Довлатова, говаривавшего, что у него есть 4 работы – редакция газеты, радио, семья и алкоголизм, то Олег Николаевич на четвёртой работе пропадал не так уж редко, что ему, впрочем, прощалось.
Понимая, что режиссер-реформатор попал в трудную ситуацию, Минкульт СССР пошёл ему навстречу. Дескать, увольняйте ненужных вам актёров спокойно, мы издадим специальный приказ, подумаем, как это правильно сделать с «юридической колокольни советского трудового законодательства».
Ефремову претила и эта идея. И вот – «раздел»! Дескать, часть пойдёт со мной, в «обновлённый Камергерский», а часть… нет. «Куда же девать балласт, Олег?» - «Да хоть в дом культуры «Каучук», - равнодушно отмахнулся он.
Часть труппы поддерживала Олега Николаевича, получив от него гарантии перехода. Часть настаивала на том, что МХАТ, как и Храм Василия Блаженного, пилить нельзя. «Пилить нельзя! Но перестраивать можно!» - резонно заявлял им в лицо Олег Ефремов, зная, что перестроечное время всецело на его стороне.
За обиженных горой стала Доронина, которая, конечно же, была бы принята в обновлённый Ефремовский театр. Случилось это на одном из бесконечных сборов труппы, где решали, как делить театр, кого брать, кого не брать. Олег Табаков предложил встать и выйти из зала тех, кто хочет, может и будет работать с Олегом Ефремовым в том интенсивном формате, который он предлагал.
Около 40 человек покинули зал. Остальные? Им нужен был свой вожак, свой лидер. Татьяна Доронина, которая прямо и чётко заявила, что останется вместе с «балластом», идеально подходила на эту роль. Она стала худруком «ненужной» Ефремову части труппы во мгновение ока. Около 100 человек мгновенно выбрали её, взметнув на собрании руку в её поддержку на посту…
Кого? Худрука «второй половинки МХАТа»? О такой должности тогда и речи не шло. Татьяна Васильевна стала представителем «отверженных», человеком, который борется за интересы этих «Ефремовских изгнанников», не принявших Ефремовской идеологии интенсификации процессов и прогресса.
Потянулись долгие месяцы, когда соображали, что делать с «решениями трудового коллектива». И тут… на стол министра культуры легко письмо, где в красках описывалась «четвёртая работа» Олега Николаевича, а говоря проще – его пристрастие к алкоголю. Дескать, дискредитировал себя в ходе одной из зарубежных поездок. В Болгарии нагишом, завернувшись в государственный флаг (благо, не советский, хотя время уже располагало к тому, чтобы и советский) вопил с балкона правительственной ложи: «Я здесь самый главный болгарин!».
Актёры, написавшие это письмо, не простили Ефремову своей «ненужности». А Ефремов не простил актёрам этот донос, заявив о том, что красная линия пройдена, и больше между ним и той частью труппы, ответственной за сочинение доноса, ничего общего быть не может.
Труппа ещё сильнее сплотилась вокруг Татьяны Дорониной. «Женскому МХАТу» было предоставлены и статус, и собственное здание. И очень, выражаясь по Станиславскому, нелёгкие предлагаемые обстоятельства. Долгое время МХАТ под руководством Татьяны Дорониной был в статусе «изгоя», с которым не очень спиешили режиссёры, которых приглашала Татьяна Васильевна. Да и актёры побаивались опалы, переступая порог «не того МХАТа».
И, тем не менее, МХАТ имени М.Горького оказался готов к самым непростым испытаниям – понеслись лихие 90-е, когда зазвонили мобильники в театральном зале. Людям стало, мягко говоря, не до культуры, но и в эти времена Татьяна Васильевна делала абсолютно всё для того, чтобы зал был полон, а её «дети» - сыты, обуты и довольны жизнью.
В том, что она стала для актёров, изначально живших со статусом «отверженных», матерью мало у кого возникали сомнения. Обычно Доронина приходила в театр к 11-ти (к началу утренней репетиции). Но, был случай, задержалась, вызвав волнения у ассистентов: «Не случилось ли чего?». Прошло ещё полчаса, и живая легенда появилась на пороге с пакетами и счастливой улыбкой. Оказалось, у четырёх актеров из её труппы день рождения. Она лично ездила за подарками, поэтому позволила себе опоздать.
Материнский инстинкт. Этот инстинкт пронзительной нежности, о которой Татьяна Васильевна пела в «Трёх тополях…» распространялся не только на людей, но и на зверей. Когда несколько дней назад 88-летнюю актрису с диагностированным коронавирусом забирали в больницу с поражением легких, она отказывалась до последнего: у Дорониной живут кот и кошка.
«На кого же я их оставлю?» - вопрошала Татьяна Васильевна, а по щекам её лились слёзы. К счастью, нашлись люди. Коты обрели прописку в квартире одной из сотрудниц театра. Хочется верить, временную.
Поправляйтесь, пожалуйста, Татьяна Васильевна. Вы были и остаётесь в театральной России одним из примеров подлинного человеколюбия, верность которому намного важнее в эти трагические для страны дни. Куда важнее, чем слепая приверженность системе Станиславского.
Такая история.
