Режиссер Марк Розовский отметил 85-летний юбилей
Год рождения театра «У Никитских Ворот» – 1983-й. Первый спектакль – «Доктор Чехов». Потом появились «Бедная Лиза», «История лошади», «Концерт Высоцкого в НИИ». Эти спектакли – Мафусаилы. Они идут и поныне, и на них приходит очередное поколение зрителей.
О театре, который Розовский создал и взлелеял, пишут не часто. Не потому, что этот храм Мельпомены в центре беспокойной, суетной Москвы чересчур спокойный, камерный. Как раз наоборот - театр причудлив, многолик, голосист. В репертуаре - Карамзин, Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Лев Толстой, Достоевский, Чехов, Бунин… Пожалуй, нигде нет такого обилия сюжетов и образов. Постановки театра «У Никитских Ворот» - трагедии, комедии, мюзиклы - можно принимать или отвергать, но отрицать их свежесть и оригинальность невозможно.
Однако в сюжетах, как на полотне импрессиониста, перемешано слишком много красок, оттенков, иллюзий и аллюзий. Разобраться в них, объективно оценить – труд нелегкий и не всякому критику по плечу. Да и желанья такого нет у большинства рецензентов, которые, извините, ленивы и не любопытны, нет. Им подавай действо простое, незатейливое, где все на виду. А над спектаклями Розовского надо думать...
- Мой учитель – Товстоногов. Какой бы спектакль ни поставил, я разговариваю с Георгием Александровичем и спрашиваю: Вот я сделал «Лолиту», вы сидели в зале, вы меня поддерживаете или нет? Я веду с ним большие разговоры, он относится ко мне доброжелательно и критично. И мне это нравится. Я готов его слушать, потому что, во-первых, я ему доверяю, во-вторых, он научил меня верности автору и человечности. Вот две опоры, без которых творчество, по крайней мере, в театре «У Никитских Ворот», невозможно.
Розовский – невысокий, коренастый, порывистый, все время в движении, в погоне за мыслью. У него ворох реализованных замыслов и еще больше нереализованных. Порой идеи отодвигают дела, но спустя месяцы, быть может, годы, он натыкается на рукопись – перечитывает и вспыхивает: «Господи, да это же надо немедленно ставить!»
Он напоминает путешественника во времени, который бродит по закоулкам литературы и драматургии со свечой, что-то трогает, изучает. Блестит очками, шелестит страницами. Герои его спектаклей – не только литературные, но исторические – Фанни Каплан, Григорий Распутин, Сталин. Розовский беседует с ними, заглядывает в глаза. Выворачивает им душу наизнанку, заставляет делиться тайнами, рассказывать то, о чем они молчали при жизни.
Розовский не только режиссер, но и драматург, писатель, поэт. У него бывалое, отточенное перо – он окончил факультет журналистики МГУ, работал в журнале «Юность», сотрудничал с «Литературной газетой» - сочинял юмористические рассказы для знаменитого «Клуба 12 стульев». Впрочем, остроумие Розовского никуда не делось – оно рассыпано во многих спектаклях театра «У Никитских Ворот».
- Я не рассматриваю театр как место работы. Театр – это игра. Бесконечная и приносящая исключительно удовольствие. Как можно уставать от наслаждений? Ну, можно. Но это другая усталость! Не от нагрузок, а от игры. Отдых мне противопоказан, – я становлюсь депрессивным, нервозным, на пляже я страдаю. Мне кажется, жизнь улетучивается, и вот-вот я улечу в тартарары. Спасение только на репетициях, среди близких мне людей.
В его спектаклях замысел причудлив, тонок - чарует, увлекает от пролога до эпилога. На сцене все уместно, все впечатляет - даже отсвет лампы, скрип туфель, шелест шелков. На зрителей льется тепло чувств – актеры искренни, правдивы – в словах и жестах. Прав Станиславский: «Актеру ничего нельзя приказать. Его можно только увлечь». И Розовский увлекает!
Поразительно, но актеры театра «У Никитских Ворот» при множестве достоинств - не звездные, не знаменитые. Но они не просто облачаются в театральные одежды, напяливают парики, а надевают на себя образ – накрепко пришпиливают его к себе, пристегивают. Зрители увлечены и обречены на веру драматургу и режиссеру.
Однако не все постановки Розовского скроены ладно. Бывает, что спектакль вроде недурен, но сюжет прогибается, местами даже рвется, мысль дрожит. Это совсем не очевидно, даже не так уж видно. Но истинных театралов не проведешь, они все чувствуют – смущаются, перешептываются, по залу бежит движенье. Да и заключительные аплодисменты не столь горячи.
Неудача? Скорее неуспех. Он в творчестве не редкость, а даже скорее закономерность и не минует никого из созидателей. Невозможно беспрестанно писать гениальные полотна и сочинять блистательные стихи. Когда-то наваливается усталость, накатывается разочарование. Радость творчества сменяют ее муки. Сколько они продлятся и когда снова выглянет солнце вдохновения? Бог весть…
Это, впрочем, не про Розовского. Он не ждет творческих порывов, а постоянно в деле, не зная кризисов и простоев. Да-да, поэт прав: душа обязана трудиться! Для него это не метафора, а закон жизни, который он истово выполняет. Розовский дал себе установку: я – фабрика, строитель театра, у него миссия – служение искусству в меру сил.
Он чтит заветы великих режиссеров, идет по их стопам. Но – охотно импровизирует, горазд на выдумки. Новации Розовский принимает охотно, увлекается ими, порой идет даже на смелые революционные эксперименты, но не станет переступать определенных, самим собой очерченных границ.
- Я противник эпатажа, ибо считаю, что эпатаж – дешевка и непрофессионализм – начинается там, где человек не может больше ничего сделать. Все приемы эпатажного театра давно известны, стали общим местом. Давайте я Гамлета сделаю женщиной, но ведь Сара Бернар уже играла! Могу раздеть Городничего с чиновниками, Хлестаков будет трансвеститом, а Гильденстерна и Розенкранца сделаю гомосексуалистами. Это легко придумать, но это не мой путь!
Больше всего он любит премьеры. Это момент истины, время ликовать или грустить. Но крик души один и тот же, только с разными интонациями: «Боже, что я натворил!»
На режиссера давит груз - не только прожитых лет, но и череды репетиций, верениц спектаклей. И борьбы - в основном, с самим собой: как выстроить сюжет, вдохнуть в спектакль энергию замысла? Как в очередной раз увлечь артистов, зажечь их души? И где взять силы, чтобы погрузиться в очередное сценическое безумство и дожить до премьеры?
Но Розовский непременно найдет на это силы. Переживет время очередных бессонных ночей, будет волноваться, радоваться, сердиться. И - отыщет.
