Где поставить запятую? Розенталь и… русский язык

Исполнилось 120 лет со дня рождения знаменитого лингвиста

Валерий Бурт

31 декабря, 2019 13:01

7 мин

Этот человек был символом точности и достоверности лингвистической информации. Хранителем знаний и образцом культуры. Те, кто имеет дело со словами, знаками препинания, неизменно обращаются к его помощи: как правильно написать, где поставить запятые? И его учебники – всего их 150! - ответят на все вопросы. В них есть все, чтобы выплыть из бурного моря ошибок и заблуждений.

Одна из книг Розенталя называется «Пожалуйста, пишите грамотно!» Он не просил - умолял. Сейчас уже никто не просит. И многие говорят с ошибками, с ними и пишут. Нет на них Розенталя…

В русской грамматике он навел идеальный порядок - разъяснил, объяснил: там - слитно, здесь - раздельно. По полочкам разложил ударения, окончания, гласные, согласные. Тут - запятая, там - тире, здесь возможны варианты. Правописание - это ведь горе от ума, миллион терзаний…

Он был профессором, преподавателем с 70-летним стажем. Почти четверть века - с 1962 по 1986 годы заведовал кафедрой русской языка факультета журналистики МГУ - учил студентов грамотности. Кого-то научил, на кого-то напрасно потратил свои силы…

Розенталь преподавал не только в МГУ, но и на телевидении. Известные дикторы: Валентина Леонтьева, Владимир Кириллов, Нонна Бодрова, Владимир Ухин и другие – его ученики. До эфира они собирались в студии, делали упражнения на произношение, писали контрольные работы. А после эфира Розенталь разбирал с ними ошибки.

Вообще, учеников у Розенталя - десятки тысяч. Одних он помнил в лицо, других вспоминал по чудовищным ляпам. Я сам напомнил о себе. Через несколько лет после окончания факультета журналистики по каким-то делам забрел туда. Поговорил, с кем надо, многое вспомнил

Проголодался и забрел в буфет. В углу стоял Розенталь. Он ел булочку и запивал кефиром. Как всегда, отрешенный, ушедший в себя. У ног профессора стоял старый, вытертый портфель. Кожаный монстр был, наверное, ненамного моложе Розенталя. А ему самому было далеко за восемьдесят...

Я подошел к профессору. Он поднял глаза. Они были мудрые и грустные. Я спросил, можно ли расположиться рядом. Розенталь ничего не ответил, только пожал плечами.

Я жевал бутерброд и мучительно думал, с чего начать разговор. Пока я думал, Розенталь снова поднял на меня глаза и спросил: «Вы здесь учились?» Я ответил. Розенталь задумчиво посмотрел на остатки кефира в стакане, потом – снова на меня: «Что-то я вас не помню…». Это было вроде комплимента. Если бы я на экзамене насажал ошибок, он бы меня не забыл.

У меня мелькнула мысль – может, взять у Розенталя интервью? Но эту мысль тут же отогнала другая, ленивая: «А, еще успею…»

Но - не успел. До сих пор жалею.

Я сто раз видел, как Розенталь идет по длинному коридору факультета. Он был полный, маленький, безмерно уставший от долгой жизни. На вид казался совершенно безобидным, но студенты его жутко боялись - разве можно сдать экзамен по русскому языку ходячей энциклопедии?

Я тоже беспокоился перед экзаменом, но все оказалось просто и буднично. Вытянул сравнительно простой билет, ответил, а от дополнительных вопросов профессор меня избавил. И вообще, он слушал меня не очень внимательно. Сидел и черкал ручкой по тексту. Это было его привычным занятием.

Вся процедура заняла минут десять. Я вложил в прохладную морщинистую ладонь зачетку, в которой Розенталь поставил свой автограф и вывел: «хор.»

Потом я узнал, что бояться было нечего – Розенталь никого не «срезал». Наверное, потому что он был очень добрый человек…

Вскоре после того, как я встретил Розенталя в буфете, он перестал приходить на факультет. Он был не только очень стар, но и очень болен. К тому же, одинок. Ноги его почти не слушались, но голова оставалась светлой. Профессор давал консультации по телефону.

Он жил в доме, выходящем на Москву-реку, напротив Киевского вокзала. У него не было никаких увлечений и, тем более, развлечений. Только работа, только русский язык. И так всю жизнь.

Розенталь редактировал свои рукописи до последних дней. Читал газеты и привычно исправлял в них ошибки. Порой целые статьи тонули в красных пометах его беспощадного карандаша. Хорошо, что авторы статей ничего об этом не знали, иначе бы умерли от стыда…

О прошлом Розенталя никто не знал. Сам он о своей жизни не распространялся, а желающих написать о нем почему-то не было. И только незадолго до его ухода появилось беседа с ним. Не знаю, единственная ли, но других я не нашел.

Розенталь приоткрыл занавес над своей биографией. И в частности, заметил, что с детства был «патологически грамотным». А родился он в Польше, которая входила в состав Российской Империи. Ходил в польскую гимназию, изучал русский язык. Когда Дитмару было 16 лет, он бежал в Россию - его родной город Лодзь превратился в поле битвы между русскими и германцами. Шла Первая мировая война…

Юноша обосновался в Москве, прижился. Окончил историко-филологический факультет МГУ. Но решил получить еще одно высшее образование и пошел в Коммерческий институт. Так что, у знаменитого филолога, о чем многие не подозревали - есть еще экономическое образование. Но им Розенталь так и не воспользовался.

В его биографии есть удивительный штрих. Он не только учился в МГУ, он там еще и работал. Некоторое время - секретарем у ректора университета. Им в конце 20-х годов Андрей Януарьевич Вышинский. В то время это был милейший человек и вдумчивый преподаватель. Но потом Вышинский превратился в зловещую фигуру государственного обвинителя на кровавых сталинских процессах. Это он говорил про безвинных подсудимых: «Расстрелять, как бешеных собак!» Его отчество переделали на более красноречивое: Ягуарьевич.

Розенталь рассказывал, откуда у него склонность к языкам. Дома отец разговаривал с ним и старшим братом Оскаром по-немецки, потому что очень любил Германию. По-немецки говорила и мать Розенталя, простая домохозяйка. Но - только с отцом. С сыновьями она изъяснялась по-польски, а в быту переходила на русский.

Выходило, родители, ничего не внушая и не доказывая, наставили сына на путь истинный. И он пошел по этой дороге.

Розенталь выучил больше десятка языков: как сам выражался, говорил по-русски, считал по-польски, эмоции выражал по-итальянски. Кстати, Розенталь написал первый в СССР итальянский учебник для вузов. За этот труд ему присвоили звание кандидата педагогических наук

Другие иностранные слова - латинские, греческие, английские, французские, шведские и прочие - он держал про запас. Но лишь изредка залезал в свои кладовые.

Сейчас понятно, что профессор был достоин не только большого интервью или статьи, но и целой книги. Мы, журналисты, привыкли гоняться за чем-то призрачным, эфемерным, упрятанным в пеструю обертку привлекательности. И часто не замечаем чудес, которые совсем рядом. Таким чудом был Дитмар Эльяшевич Розенталь.

Розенталь радел за чистоту русского языка, но к заимствованиям относился спокойно. Накануне ухода - ученому шел девяносто четвертый год - он, как разведчик, сообщил об очередном грядущем нашествии чужих слов. Их будет много, но не пугайтесь – русский язык и не такое выдерживал…

Несколько месяцев назад я побывал на Востряковском кладбище. Увидел скромную могилу с фамилией, инициалами, датами жизни и смерти. Без эпитафии, без портрета. И снова вспомнил об интервью, которое не взял…