Новости – Культура
Культура
Отец русского нигилизма с нами
Исполнилось 200 лет со дня рождения всемирно известного писателя, западника, либерала и патриота Ивана Сергеевича Тургенева
9 ноября, 2018 17:29
7 мин
«Тургеневская девушка». А ещё — «нигилист». Плюс «лишний человек». Вот набор терминов, привнесённых Иваном Сергеевичем Тургеневым не только в русскую литературу, но и в повседневный обиход отечественной интеллигенции. Впрочем, даже пролетариат среагирует на слово «Муму», всплакнув над историей об утопленной собачке, злой барыне, покорном до аллегорической немоты холопе, готовом в любой момент, сцепив от обиды зубы, выполнить любой приказ местной «игемонши».
Ивану Сергеевичу при жизни пророчили: «Вечность не ваш удел!». Намекали, что память о его произведениях будет недолгой. Врали.
Тургенев не вошел в «большую тройку» великих русских литераторов (Толстой, Достоевский, Чехов). Но именно он, человек, обладавший природным талантом дипломата (невзирая на весь душевный сумбур литературных резонёров его мыслей), хлопотал о переводе перечисленных выше классиков на иностранные языки, способствуя популяризации русской литературы и выходу произведений своих коллег на международный уровень.
Что же сам Тургенев? Бодрые бюргеры не рассказывают легенды о том, когда, сколько и в каком казино он просадил денег, как говорят об этом, к примеру, в Висбадене о Достоевском. Но на Западе его знают. А в России Тургенева не просто знают, а любят, скорее, на подсознательном уровне.
Почему? По «Муму». За что? За правду. Ведь за 164 года, прошедших с момента выхода в печать этого рассказа, написанного за 7 лет до отмены крепостного права, представители русского этноса, в большинстве своём, так и не вытравили из себя психологию Герасима. Хуже того.
Лояльность к любой, пусть самой жестокой власти, патологическая к ней любовь, усилилась в сердцах большинства многократно. Если выражаться вновь вошедшим в моду эзоповым языком, то условной «барыне» зачастую не надо отдавать приказ на ликвидацию условной «Муму». Сегодня резво топят по поводу и без. В качестве подарка на день рождения, и просто так.
Тургенев не надуманно актуален! Возьмём хотя бы термин «лишние люди». В XIX веке, когда мастер писал свои без преувеличения великие произведения, таковыми являлись герои его произведений. Эти прекрасные, но разочаровавшиеся в жизни дворяне — Лаврецкий, Рудин, Чулкатурин, доставлявшие немало хлопот себе и окружающим.
А сегодня? В предлагаемых обстоятельствах «волчьего капитализма» понятие «лишние люди» приобрело куда более драматичное звучание. В своих отчётах термином вовсю оперируют представители «прогрессивного русского менеджмента». Внедряя показатели KPI, ССП и ISO 9001, «эксперты» обязательно выявят в ходе «эффективной реструктуризации предприятия» бесправных работяг или затюканных интеллигентов, проведут аудит и оценку эффективности их работы, переадресовав сэкономленные на окладах уволенных работников средства в премиальный фонд руководства предприятия.
Что там с тургеневскими барышнями? Замкнутые, но тонко чувствующие этот мир интеллектуалки в моде и поныне. Они мутировали в популярные ныне девчачьи субкультуры а-ля «ванильки» и «винишки-тян», водрузив на щиты магистральные опознавательные знаки тургеневских девушек — фатальную интроверсию, наличие визуальных черт интеллекта, насыщенный и глубокий (до глубин погружения пупкового пирсинга) внутренний мир.
Куда интереснее, однако, совершенно другое. Оглянемся вокруг. Народными массами России сегодня вновь осуждаются все эти деятели искусств, поэты и писатели-эмигранты, выбравшие в период обрушившихся на них гонений и репрессий минувшего двадцатого века жизнь на Западе. Водружённые в 90-е на щиты «бродские», «солженицыны» и «довлатовы», «вишневские» да «ростроповичи», высмеивавшие в своих литературных произведениях советскую реальность, открывавшие специфику её чудовищного парадокса, рассказывавшие в западных интервью об ужасах настигшей их на родине травли и дававшие праздничные концерты на руинах СССР в августе 1991 года, ныне с этих щитов благополучно сняты.
А Тургенев? Он ведь тоже «русский европеец». Он «западник». Оба эти прилепленных к нему ярлыка можно и сегодня встретить в учебниках по русской литературе. Иван Сергеевич не только избрал для себя западный образ жизни, пописывая о молчаливых «русских герасимах» и попивая за обедом с Флобером и Золя. Он даже почил во Франции и был посмертно доставлен на родину, где и обрёл вечный покой на Волковском кладбище Петербурга.
Почему же сегодня по всей стране проходят мемориальные мероприятия, сопоставимые с масштабами пушкинских празднеств образца 1999 года, которых не был удостоен Михаил Юрьевич Лермонтов с его эпохальной «страной рабов, страной господ», обретшей пронзительное звучание в эпоху катастрофического расслоения российского общества?
Дело вот в чём. Тургенев и его творчество прекрасно конвертируются в нашу эпоху, потому что, как и все мы сегодня, Иван Сергеевич был «двойственным по жизни». Любил Русь. Предпочитал жить в «Гейропах». Вроде бы и патриот, но, в то же время, патриот, выбиравший европейские стандарты и благоговевший перед француженкой Полиной Виардо.
Вроде бы и западник, но, в то же, время, западник, филигранно выводящий на страницах «Дворянского гнезда» славянофила Лаврецкого, который подчистую разбивает в пух и прах все доводы и воззрения Вольдемара Паншина. Тургенев — западник, которого настолько возмущает британская политика на Балканах, что он в порыве гнева строчит свой «Крокет в Виндзоре» — стих-памфлет, где изобличает английскую королеву, которую преследуют видения:
Ей чудится: вместо точеных шаров,
Гонимых лопаткой проворной -
Катаются целые сотни голов,
Обрызганных кровию черной...
То головы женщин, девиц и детей...
На лицах - следы истязаний,
И зверских обид, и звериных когтей -
Весь ужас предсмертных страданий.
Гонимых лопаткой проворной -
Катаются целые сотни голов,
Обрызганных кровию черной...
То головы женщин, девиц и детей...
На лицах - следы истязаний,
И зверских обид, и звериных когтей -
Весь ужас предсмертных страданий.
Он не конъюнктурен. Писатель действительно был таков. Бесконечно русский. А вернее, русский беспрецедентно. Таким он был и в тот момент, когда писал пронзительную историю о крепостном Герасиме (имея, на секундочку, пять тысяч бесправных крепостных рабов), и в минуты, когда погружался в депрессивные, балансирующие на грани патологического расщепления души, мировоззренческие полемики господ-дворян («Отцы и дети», «Рудин», «Дворянское гнездо»).
Он ко двору сегодня. Проживший сравнительно долгую (если сопоставлять с Лермонтовым и Пушкиным) жизнь (64 года) Тургенев мудро нейтрален. Несмотря на то, что после его смерти Александр III вздохнул с облегчением, ибо полагал, что писатель является «бельмом на глазу», Иван Сергеевич лишь играл роль «социального лекаря», медика с пером в руках, вскрывавшего социальные, поколенческие, политические проблемы своего времени, не сжимая при этом в руках «скальпель» революции.
Тургенев был и будет в чести. При «этих» и при «тех», если когда-нибудь наступит их время. Такая история.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости