Икс равняется нулю. Царскосельскому лицею - 210 лет
Как известно, в том Лицее учился великий Пушкин. От того и заметной стала дата, связанная с этим учебным заведением. Впрочем, и некоторые другие ученики – вихрастые, озорные непоседы обрели позже известность. Это - канцлер Российской империи Александр Горчаков, поэт Антон Дельвиг, друг Пушкина Иван Пущин, генерал Владимир Вольховский, адмирал Федор Матюшкин…
Задумал основать лицей император Александр I. Он пожелал, чтобы здесь готовились кадры для управления Российской империей: способные, думающие, верные царю и державе. По поручению царя Михаил Сперанский представил «Проект предварительные правила для специального Лицея».
Воспитатель монарха Фредерик Лагарп составил устав, а министр народного просвещения граф Алексей Разумовский написал программу нового учебного заведения.
Царь подписал указ о создании Царскосельского лицея 12-го (24-го по новому стилю) августа 1810 года. Однако прошло еще более года, прежде чем состоялось открытие. Надо было подготовить помещение и найти достойных, умных, с безукоризненной репутацией преподавателей.
Попасть в Лицей, устроенный во флигеле Екатерининского дворца, возведенного в 1790 году по проекту зодчего Ильи Неелова и перестроенного его коллегой Василием Стасовым, могли попасть 10-12-летние сыновья уважаемых и непременно дворянского рода родителей. Впрочем, требовалась еще и солидная протекция.
Кстати, Пушкин вполне мог остаться за стенами Лицея. Слава богу, у дяди поэта, Василия Львовича, в знакомцах был директор департамента Главного управления духовных дел иностранных исповеданий Александр Тургенев. Он и замолвил словечко за племянника Сашу.
«Вступительные испытания» проводил сам министр Разумовский. Никаких каверзных вопросов он не задавал, а лишь стремился выяснить уровень знаний абитуриентов. К слову, Пушкин получил лучшую оценку по русской грамматике, «хорошо» - по французской. Знания по истории и географии у него были скромнее, в их графе было помечено: «имеет сведения».
…Торжественное открытие лицея состоялось 19 (31 октября) 1811 года. На него прибыл лично Александр I, обе императрицы – вдовствующая Мария Федоровна и царствующая Елизавета Алексеевна, великая княжна Анна Павловна, наследник, цесаревич Константин Павлович, придворные, министры, члены Государственного Совета и многие знатные особы.
Лицеистов представили царю, после чего была зачитана Высочайшая грамота, в которой говорилось:
«Ныне отверзаем новое Святилище наук! Некоторое число отличнейшего по талантам и нравственным качествам юношества мы желали предназначить особенно к важным частям службы государственной, а для образования его способностей собрать оное в сие Святилище; сюда позвали науки и изящные искусства, наиболее соответствующие назначению юношества, имеющего в нем воспитываться. В залог же особенного нашего к сему училищу благоволения даруем ему титул Императорского Лицея».
Ближе к вечеру взрослым был подан обед, детям – десерт. После этого мальчики побежали в парк играть в снежки - благо, землю укрыло белое покрывало. Это был последний день свободы. Шесть будущих лет лицеистам предстояло прожить в Царском Селе почти безвыездно…
У каждого ученика была своя комната - «келья», как называл ее Пушкин. Обстановка в них была простая: железная кровать, комод, конторка, кровать, зеркало, стул, стол для умывания. Ученики вставали в шесть часов утра в любое время года и шли на молитву. Дальнейший распорядок был таков: с 7-ми до 9-ми – занятия в классе. Далее - чай, после него - прогулка «во всякую погоду». От 10-ти до 12-ти – снова занятия. Потом – прогулка и обед. От 2-х до 3-х чистописание или рисование, от 3-х до 5-ти опять занятия. Затем - прогулка.
Вечером - повторение уроков или вспомогательный класс. В половине девятого следовал звонок к ужину. До 10-ти вечера лицеисты могли резвиться в зале. Их упражнения прерывала молитва, за которой следовал сигнал ко сну.
Учеба, к слову бесплатная, состоялась из двух трехлетних курсов с переводным экзаменом между ними. Предметов было множество: математика, физика, химия, история мира, география, политэкономия, право, логика, риторика, право, этика, логик, закон Божий. Курс изящных искусств включал живопись, театр, танцы и музыку. Плюс к этому: фехтование, верховая езда, плавание. Лицеисты уставали за день изрядно…
Телесных наказаний в Лицее не существовало, что было новинкой – в прочих российских учебных заведениях розги отчаянно свистели. Те, кто имел успехи в учебе и отличался прилежанием, усаживался ближе к учителям. Местом нерадивых была классная «галерка».
К лицеистом приклеились прозвища, которые сопровождали их не только в детстве и юности, но в во взрослой жизни. Иван Пущин был «Большой Жано», Вильгельм Кюхельбекер – «Кюхля». Александра Горчакова звали «Франтом», Антона Дельвига - «Султаном», Модеста Корфа (речь о нем впереди) – «Дьячком Морданом». Будущий секундант на роковой дуэли Пушкина Константин Данзас был «наречен» «Медведем», Федор Матюшкин получил прозвище «Плыть хочется». Он уже тогда грезил далекими морскими путешествиями.
Еще одного лицеиста – Александра Корнилова, брата будущего адмирала, героя Крымской войны прозвали «Месье». За то, что во время обеда императрица спросила его, нравится ли ему суп, и он машинально брякнул: «Да, месье».
Пушкин, у которого были два прозвища – «Француз» и «Егоза», хорошо успевал по французской и российской словесности, а также силен был в истории. Точные науки, в особенности математику, Александр не любил и в ней «плавал». Однажды его вызвал к доске преподаватель Яков Карцов и предложил решить алгебраическую задачу. Пушкин краснел, переминался с ноги на ногу, не давая ответа. Карцов долго ждал ответа и, наконец, спросил: «Что же у вас вышло? Чему равняется икс?»
Пушкин, улыбаясь, зная, что не прав, отвечал: «Нулю!» На что преподаватель усмехнулся: «Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается нулем. Садитесь на свое место и пишите свои стихи».
Пушкин следовал этому совету и на учебу махнул рукой. По успеваемости будущий гениальный поэт был третьим. Однако не с начала, а с конца…
По свидетельству Пущина, Пушкин «не возбуждал общей симпатии: это был удел эксцентрического существа среди людей. Не то, чтоб он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти…»
Другой пушкинский портрет - лицеиста Сергея Комовского: «Не только в часы отдыха от учения в рекреационной зале, на прогулках, но нередко в классах и даже в церкви ему приходили в голову разные поэтические вымыслы, и тогда лицо его, то хмурилось необыкновенно, то прояснялось от улыбки, смотря по роду дум, его занимавших. Набрасывая же мысли свои на бумагу, он удалялся всегда в самый уединенный угол комнаты, от нетерпения грыз обыкновенно перо и, насупив брови, надувши губы, с огненным взором читал про себя написанное».
…Лицей считался образцовым российским учебным заведением. Таким он и запечатлен в истории. За ним следил император Александр I, в его стенах бывали представители царской фамилии, министры, знаменитые литераторы, в частности, Николай Карамзин и Василий Жуковский. В январе 1815 года в Царское Село прибыл Гавриил Державин, перед которым все трепетали.
Дельвиг намеревался поцеловать гениальную руку, однако… Он услышал, как стихотворец, войдя в сени, спросил у швейцара: «Где здесь, братец, нужник?» Этот прозаический вопрос лицеиста разочаровал, и он прикладываться губами к длани Державина раздумал…
Пушкин прочитал перед высоким гостем свои сочинения: «Я не в силах описать состояние души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом...»
Лицей так бы и пребывал в глянце, сверкал позолотой (вспомните хотя бы пушкинское: «Друзья мои, прекрасен наш союз!.. / Он как душа неразделим и вечен…»), - ежели бы не барон Корф, прежде упомянутый вскользь. В зрелые годы он, будучи уже лицом известным, издал «Записки», в которых разрушил идиллию: «Мы мало учились в классах, но много в чтении и в беседе… Основательного, глубокого в наших познаниях было, конечно, не много; но поверхностно мы имели идею обо всем и были богаты блестящим всезнанием».
И на других страницах мемуаров Корф ругал Лицей и его обитателей. В частности, Пушкину от едкого барона досталось немало хулы: «вспыльчивый до бешенства», «избалованный от детства похвалой и льстецами», «ни на школьной скамье, ни после в свете не имел ничего любезного, ни привлекательного в своем обращении»… Впрочем, Корф признавал, что Пушкин уже «блистал своим дивным талантом».
Логично было предположить, что первый выпуск Лицея, давший России столько известных фамилий, лишь начало бурно текущей реки дарований. Но ничего подобного не случилось. В историю вошли лишь те, кто учился в одно время с Пушкиным…
Между прочим, юный поэт мог погибнуть не в 1837 году на дуэли с Дантесом, а еще в Лицее. Дело в том, что пушкинский «дядька» Константин Сазонов, как потом выяснилось, был душегуб. Днем он чистил одежду и обувь Александра, стирал ему белье, бегал в давку за съестным, приносил чай и кофе. В общем, был отменным, добрым помощником.
Когда наступала темнота, Сазонов превращался в зверя. Он был, как нынче выражаются, серийным убийцей, на аллеях парка подстерегал несчастных, припозднившихся прохожих.
Наутро близ Лицея находили растерзанные тела – всего Сазонов совершил с десяток преступлений, убил семерых, но никаких подозрений долго не вызывал. Да и полиция вела поиски злодея не слишком рьяно.
Но все же Сазонов в марте 1816 года был схвачен. Дальнейшая судьба кровопийцы канула во мрак. Вероятно, Сазонов был судим и казнен.
Пушкин оставил такую эпиграмму:
Заутра с свечкой грошевою
Явлюсь пред образом святым:
Мой друг! Остался я живым,
Но был уж смерти под косою:
Сазонов был моим слугою…
