Два поэтических корабля. Николай Гумилев и Анна Ахматова

110 лет назад, в мае 1910 года в Николаевской церкви села Никольская Слободка близ Киева состоялось венчание Николая Гумилева и Анны Горенко, ставшей известной под псевдонимом Ахматова. Ему было 24 года, ей – 20. Никто не знал, что они - не просто супружеская пара, а будущий дуэт двух блестящих русских стихотворцев. Впрочем, он, издавший три сборника, уже приобрел известность. Ее же стихи знали лишь близкие.

Она была крепостью, которую он осаждал семь лет: «Неслышный и неторопливый / Так странно плавен шаг ее, / Нельзя назвать ее красивой, / Но в ней все счастие мое». Он трижды предлагал ей замужество и трижды получал отказ. Однажды из-за того, что она, увидев мертвых дельфинов, – дело было в Крыму – сочла это дурным знаком.

Он писал ей горячие письма, от ее ответов веяло ледяным равнодушием. Получив в Париже письмо Ахматовой с очередным отказом, Гумилев принял яд и отправился умирать в Булонский лес. Его спасли лесничие. А на курорте в Турвиле - полицейские, когда он решил утопиться.

Иногда Гумилев – худой, бледный, с измученным лицом, прекращал осаду, уезжал в Африку, Францию. Потом появлялся снова. Но ничего не менялось: сероглазая, высокая, статная девушка лишь загадочно улыбалась.

Ей нравилось мучить его? Или она искала более выгодную партию?

Бог весть. Но, в конце концов, сдалась.

Зачем? Не лучше ли, если бы он нашел другую, а она - другого?

Гумилев шел под венец с радостью. Ахматова - как на Голгофу. Писала подруге: «Птица моя, сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу…»

Гумилев и Ахматова выбрали в спутники Поэзию. Все прочее, в том числе, семья, их тяготило. К тому же, оба были нестойкие, падкие на увлечения. Любить одну (одного) были не в силах. В народе говорят: «Был грех». У них – любовный, сторонний - случался многократно. «Да, я знаю, я вам не пара, я пришел из другой страны», - писал Гумилев в стихах. Ахматова язвила в прозе: «Николай Степанович всегда был холост. Я не представляю себе его женатым».

О себе Ахматова говорила: «Чужих мужей нежнейшая подруга и многих безутешная вдова».

…После свадьбы молодожены отправились в Париж. Медовый месяц – ахи, восторги, пылкость? Ничуть не бывало! Ахматова увлеклась художником Амедео Модильяни. Как далеко зашли их отношения? Сие скрыто в тумане времени. Но Гумилев бесновался, находя письма пылкого итальянца.

Через год Ахматова снова спешит в Париж, где ее ждет Модильяни. Гумилев уезжает в имение матери и там влюбляется – в племянницу Марию Кузьмину. Она смертельно больна, но ему, трагическому герою, хочется страдать. И он страдает.

Свой очередной поэтический сборник «Чужое небо» Гумилев посвящает Марии и Анне. Последняя оскорблена. И еще больше – собственным портретом, нарисованным мужем.

Из логова змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью…

Покликаешь - морщится,

Обнимешь - топорщится,

А выйдет луна - затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то,- и хочет топиться.

Твержу ей: крещенному,

С тобой по-мудреному

Возиться теперь мне не в пору;

Снеси-ка истому ты

В днепровские омуты,

На грешную Лысую гору.

Молчит - только ежится,

И все ей неможется,

Мне жалко ее, виноватую,

Как птицу подбитую,

Березу подрытую,

Над очастью, богом заклятую.

Ахматова жестоко мстит: вкладывает в одну из любимых книг Гумилева рисунки Модильяни, на которых она – обнаженная...

Любовный напиток был испит Гумилевым до дна еще во время долгих ухаживаний. На супружескую жизнь не осталось ни капли. Глядя на жену, он Гумилев разбрызгивал по бумаге злую иронию:

«У нее было все, о чем другие только мечтают. Но она проводила целые дни, лежа на диване, томясь и вздыхая. Она всегда умудрялась тосковать и горевать и чувствовать себя несчастной. Я шутя советовал ей подписываться не Ахматова, а Анна Горенко – Горе – лучше не придумать»

Ахматова не любила его, да и не пыталась. Иллюзии же быстро растаяли. И уже не доставало сил сдерживать себя, натягивать благостную улыбку. Да и своенравной она была не в меру. Демонстративно выходила из комнаты, когда Гумилев начинал рассказывать о своих африканских приключениях. Она считала это мальчишеством. И выдумывала о нем всякие небылицы: ««Муж хлестал меня узорчатым, / Вдвое сложенным ремнем...»

Их супружество было потухшим кратером вулкана. Даже угли погасли. Ахматова признавалась: «Скоро после рождения Левы (сына, будущего ученого, историка, писателя - В.Б.) мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга».

Бог с ними, с чувствами. Но творчество разгоралось, перья крепчали. Живя вместе, Гумилев и Ахматова заряжали друг друга эликсиром таланта, наполнялись вдохновением. Он привел ее на дорогу, ведущей к славе. Прослушав несколько стихотворений Ахматовой, Гумилев сказал: «Ты поэт - надо делать книгу». После выхода ее второго сборника «Четки», пророчески молвил: «Может быть, ее придется продавать в каждой мелочной лавке».

Она поверила ему, стала смелее трогать струны рифм. И его талант расцветал, наливался силой…

Когда грянула Первая мировая, Гумилев вступил в армию «добровольцем-охотником» и отправился на «священный долгожданный бой». «В немолчном зове боевой трубы я вдруг услышал песнь моей судьбы», - писал он. Гумилева зачислили в лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Соединению, входившему в состав гвардейского конного корпуса под командованием генерала Якова фон Гилленшмидта, досталось изрядно. В конце 1914-го дивизия вела тяжелые бои близ Варшавы, в начале следующего года кавалеристов перебросили в район Немана. Их тактика была сродни партизанской - лихие всадники рыскали по германским тылам, захватывая обозы, пленных, взрывая железнодорожные пути…

Гумилев целыми днями не вылезал из седла, стрелял по германцам и австро-венграм, сам рисковал быть сраженным вражеской пулей. Вечером, когда воины устаивались на ночлег, он усталый, запыленный, устраивался в укромном уголке и при отсвете огарка сочинял:

«Как собака на цепи тяжелой, / Тявкает за лесом пулемет, / И жужжат шрапнели, словно пчелы, / Собирая ярко-красный мед. / А «ура» вдали - как будто пенье / Трудный день окончивших жнецов. / Скажешь: это - мирное селенье / В самый благостный из вечеров. / И воистину светло и свято / Дело величавое войны. / Серафимы, ясны и крылаты, / За плечами воинов видны…»

В октябре 1917 года, незадолго до Октябрьской революции Гумилев, перешедший на службу в Русский экспедиционный корпус во Франции, звал Ахматову за границу. Но она отвергла предложение, запечатлев отказ в стихах:

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: «Иди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда…

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

Их супружество сгорало, как свечка. И догорело 5 августа 1918 года.

Через три дня Гумилев женился на другой Анне - Энгельгардт, дочери известного историка и литературоведа. И Ахматова в скорости вышла замуж - за ученого и поэта Владимира Шилейко.

Созвездие распалось, остались две звезды. Но свет их тускнел. Гумилеву жить оставалось недолго. Стихи Ахматовой были интимны, чувственны и потому чужды новой власти, восхвалявшей труд, партию и борцов за светлое будущее. К тому же на нее падала тень от дворянства, которое в Советской России стало синонимом жгучих подозрений. «Между 1925-1939 годами меня перестали печатать совершенно, - записала Ахматова в дневнике. - Тогда я впервые присутствовала при своей гражданской смерти. Мне было 35 лет».

Жизнь Гумилева и Ахматовой – трудная, зыбкая, сотрясаемая размолвками, как ни странно, была спасением для обоих. Он и она были как два корабля в бескрайнем море. Они разрезали бушующие волны, их силуэты тонули в тумане. Но корабли упорно шли вперед. Как в стихотворении Гумилева:

«Быстрокрылых ведут капитаны, / Открыватели новых земель, / Для кого не страшны ураганы, / Кто изведал мальстремы и мель…»

В августе 1921 года корабль Гумилева разбился – поэта расстреляли по подозрению в антибольшевистском заговоре. Сгустились тучи и над кораблем Ахматовой. Все выше вздымались волны, и свистел злой ветер. Потрепанный корабль уносило все дальше от берегов, и вскоре последний огонек на горизонте исчез…

Гумилев прожил 35 лет, Ахматова пережила его более чем вдвое. Но это не принесло ей счастья.

Наоборот, куда больше было несчастья. Как, впрочем, и у многих жителей огромной страны:

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском качался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Лишь на закате жизни власть Ахматова вырвалась из злых, цепких когтей власти. Но дышать полной грудью ей не позволили. Слава Ахматовой высоко взметнулась в России через несколько десятилетий после смерти. Навсегда.

Творчество Гумилева лежало под спудом еще дольше. Но пришел черед, и увядшие цветы его поэзии распустились снова. И опять взошла звезда стихотворца, путешественника, солдата. Тоже - навсегда.

♦ ♦ ♦

История повторяется. В разных видах, годах, именах. Спустя 45 лет после свадьбы Гумилева и Ахматовой, в 1955 году, в России поженились Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина. И они были будущими поэтическими звездами. Ему было 22 года, ей – 18.

«В красивом городе есть площадь Ногина... / Там девушка живет одна», - писал Евтушенко.

Она заворожила его. И ошеломила, словно случайно залетевшая райская птица, хотя носила простенький костюм фабрики «Большевичка» и комсомольский значок на груди.

Их чувства были взаимными – бурными и страстными. Однако через три года ветер бытия погасил этот яркий костер. Они все чаще бросались в друга стихами, мыслями, убеждениями. Иногда – посудой…

Они стояли насмерть, никто не хотел уступать ни пяди личного пространства. Как сказал Евтушенко: «Наша любовь не умерла, она перестала быть». Что ж, случается и такое.