«Взяли ребенка в благодарность за то, что остались живы»

Марина и Сергей никогда не делили детей на своих и приемных. Фото: Константин Бельченко/ «Русская планета»

Супруги Карпеченко рассказали, как они стали многодетными родителями и почему глава города решил помочь им лично

Константин Бельченко

11 декабря, 2015 14:39

9 мин

Пятнадцать лет назад Марина и Сергей Карпеченко даже не помышляли об усыновлении ребенка, а тем более пятерых. Все изменила страшная авария, в которой оба чудом выжили. Чтобы узнать, какие дети и как попали в семью, как они меняются после детского дома, какие проблемы решают приемные родители и кто им в этом помогает, корреспондент РП отправился в поселок Прибрежный Калининградской области в гости к семье Карпеченко.

В 2000 году Марина и Сергей воспитывали сына и дочь, оба работали. Однажды от фирмы Сергея им предложили семейную поездку в Миколайки.

– Мы обрадовались такой возможности, стали собираться в дорогу, но меня не покидало чувство тревоги, — вспоминает Марина. — Несмотря на уговоры мужа, наотрез отказалась взять с собой дочь. Когда мы пришли на площадь и я увидела наш автобус, то очень испугалась и стала спрашивать у наших попутчиков, не перевернется ли он, но никто не понимал, чего я боюсь.

Но боялась Марина не напрасно: не успел автобус пересечь польскую границу, у него лопнула рессора, он резко свернул с проезжей части и врезался в дерево.

– Когда я очнулась, увидела, что лежу в поле. Автобус метрах в пятнадцати пошатывается и дымит, вокруг меня лежат люди, и никто из них не шевелится. Первая мысль была: я одна осталась жива. Но люди были без сознания, просто я первая пришла в себя. У меня был небольшой перелом руки, Сергей отделался ушибами, а у людей, которые ехали с нами, были страшные переломы и травмы. У меня было такое чувство, что меня кто-то вынес на руках из этого автобуса и аккуратно положил на землю.

После аварии Марина предложила Сергею в благодарность Богу за то, что оставил их в живых, взять ребенка из детского дома. Сергей согласился. Когда Марина первый раз пришла в дом малютки, ей сказали, что на данный момент есть единственный ребенок для усыновления, и это подкидыш.

– Положено было ходить какое-то время в детский дом, чтобы руководство наблюдало за взаимоотношениями будущих приемных родителей с ребенком, но как только нам показали этого подкидыша, мы сразу поняли, что это наш ребенок. Помню, проходила длинный-длинный коридор детского дома, в самом его конце стоял манеж, где лежали около десяти совсем маленьких деток, и я встречалась взглядом с черными глазками-угольками. Этот ребенок ждал меня.

Так в семье появился Саша, на момент усыновления ему было всего 3 месяца. Через какое-то время к Марине с Сергеем переехали родители Марины: ее отец перенес инсульт, а мама стала серьезно болеть.

– Я просила Бога, чтобы он помог маме выбраться, и сказала: «Я возьму ребенка». У меня свой разговор с Богом (я свое слово сдержала, и после усыновления Вити мама стала чувствовать себя намного лучше — получается, Бог услышал). Мы пошли всей семьей в детский дом, нас встретил директор, вывел нам ребятню. Дети хорохорятся, делают вид, что им все равно, но при этом смотрят на нас с огромной надеждой. И тут к нам подошел очень худой мальчик, и я у него спросила: «Ты маму свою вспоминаешь?» Он ответил: «Нет, я хочу, чтобы вы были моей мамой». Он посмотрел на меня так, что я заплакала. Невероятная была у него глубина взгляда.

Вите на момент усыновления было 6 лет, и сразу стало понятно, насколько мировоззрение ребенка из детдома отличается от «домашних» детей. Когда Витю везли домой, ему сказали, что купят ему мороженое. Но оказалось, ребенок не знает, что это такое.

Для Вити открытием был каждый поход в магазин. Но гораздо серьезнее то, что у него обнаружились сильные невротические реакции на, казалось бы, безобидные вещи. Например, в ответ на вопрос, хочет ли он сначала пойти чистить зубы или заправить кровать, ребенок мог начать выть нечеловеческим голосом и крушить все, что попадалось под руку. Объяснение этому довольно простое: в детском доме никто не учит детей принимать решения, все решается за них. На адаптацию Вити ушло более трех лет.

Однажды Марина поехала в органы опеки отвезти документы и увидела Вадика и Вику. До того, как брат с сестрой попали в детский дом, они долгое время жили в комнате площадью 6 квадратных метров с умирающей бабушкой. Детей никуда не выводили, и они даже не знали, что такое улица. При этом поили чем-то, чтобы они больше спали и не плакали (к такому выводу пришли представители отдела опеки, которые приезжали за детьми). Вадику было 4 года, Вике — 3, они не говорили, мяукали и изъяснялись жестами, были практически слепыми (Вика видела 30%, а Вадик 45%).

– Вадик, когда меня увидел, почему-то остолбенел. Я зашла в кабинет с документами, а он душераздирающим голосом вслед мне закричал: «Мама!» — и подбежал ко мне. У меня все перевернулось внутри: почему ребенок так среагировал, обратился ко мне, не умея говорить?!

Вадика и Вику приняли в семью и привезли домой.

Дружная семья Карпеченко. Фото: Константин Бельченко/ «Русская планета»

– Сначала они сидели как мышата. Помню, я стала доставать хлеб, они как увидели это, кинулись ко мне, отобрали хлеб. Трое суток у меня просили только хлеб. Выяснилось, что никакой другой еды они не знали. Со временем открывание холодильника стало для Вадика с Викой настоящим ритуалом. Для них было очень важно понимать, что они не останутся голодными.

Дети стали осваивать территорию, и выяснилось, что у них не развито чувство опасности. Да и вели себя на прогулке брат с сестрой порой странно: красиво одетые, никак не хотели играть в песочнице с новенькими ведерками и лопаточками. Зато собирание банок из-под пива и засовывание земли в рот было обычным делом. На то, чтобы искоренить эти привычки, ушло около двух лет.

Год назад в семье появился еще один ребенок — Эмин. Этого усыновления тоже никто не планировал, тем более что ситуация в семье на тот момент была тяжелая: Сергею ампутировали ногу (из-за сахарного диабета началась гангрена), у Марины умерла мама (после усыновления Вити она прожила пять лет), на руках остался парализованный отец.

– Нам позвонили из опеки и говорят: «Только вы можете помочь в этой ситуации. Ребенка сильно обижали и били в детском доме дети, потом его била приемная мать. Когда это обнаружилось, его забрали в приют, где можно находиться только неделю, потом надо снова отдавать ребенка в детский дом. Если это сделать, психика ребенка сорвется и уже никогда не восстановится». То есть вопрос был поставлен так, что надо спасать ребенка и нам доверяют это сделать.

У Эмина была выдрана половина волос на голове, а рубцы на пояснице от побоев зажили лишь спустя год. В момент усыновления Эмин сильно отставал по психоэмоциональному развитию, но теперь догнал своих сверстников.

– Сейчас учительница Эмина хвалит, говорит, что он совсем не такой, как был раньше. Когда он только пришел в класс, то пытался заработать авторитет у одноклассников кривлянием, а сейчас делает это учебой. Он стал более уверенным, у него появилось чувство стыда, чувство жалости и сопереживания, которых до этого не было. Раньше он был уверен, что его никто не любит, держал дистанцию с другими нашими детьми, а сейчас мы ему стали очень дороги. И это только за год жизни с нами.

Долгое время семье Карпеченко помогали только друзья: отдавали детскую одежду, игрушки. Конечно, они получали детское пособие от государства, которое на каждого ребенка под опекой составляло 7000 руб., а Марине как приемной маме выдавалось вознаграждение 5200 руб. — за первого ребенка, а за последующих — вопреки всякой логике и здравому смыслу — в два раза меньше. Этих денег катастрофически не хватало.

Однажды подруга Марины рассказала о семье Карпеченко в управлении социальной поддержки населения, где решили представить семью к медали «Материнская слава» и попросили собрать необходимые документы. Но выяснилось, что семья не подходит для награды по определенным критериям. Однако главе города Александру Ярошуку стало известно про семью Карпеченко, и он решил лично помочь.

– Ярошук начал с визита к нам. Я страшно разволновалась: как мы его примем, если у нас дома, мягко говоря, очень скромный ремонт, а в кухне из-за недавнего пожара всюду сажа! Мы как могли привели квартиру в порядок, он приехал, посидел с нами за столом и говорит: «Вам нужен хороший ремонт и микроавтобус — выбирайте себе машину». У меня был стресс, никак не могла понять, за что это нам, ведь многие люди тяжелее нас живут.

Глава Калининграда слово сдержал. Супруги Карпеченко считают, вывел их семью на другой уровень.

Марина и Сергей не делят детей на своих и приемных. И что еще важнее, делить перестали сами дети. Когда в семью брали первого ребенка, для родных детей придумали легенду, что он родился раньше срока и находился в инкубаторе. Но со временем рассказали правду. Родные дети знают, в каких условиях ребята зачастую растут в детских домах, как им не хватает родительской ласки, и у них ни разу не возникало вопроса, зачем в семью взяли пятерых детей. Интересно, что и приемные дети периодически забывают о том, что живут в «замещающей семье»: подрастающий Саша часто спрашивал у Марины, как он родился, хотя теоретически знал, что она не его родная мать.

– Я никогда не прощу и не пойму родителей, которые обращались с детьми жестоко или бросили их. У нас в семье были очень тяжелые ситуации, однако и мысли не возникло кого-либо бросить. Очень хочется, чтобы люди брали больше детей на воспитание. Конечно, государство заботится о них, но детский дом никогда не заменит семью.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе