Новости – Люди
Люди
«Вона как оно вышло»
Фото: Анна Чудакова
«Русская планета» выясняла, как в Севастополе доживают свой век одинокие старики
20 июня, 2014 12:02
9 мин
Ненужные люди, забытые или просто одинокие старики направляются или прибывают сами в дом, где они нужны. Корреспондент «Русской планеты» побывала в гериатрическом интернате и познакомилась с его постояльцами.
В коридоре гериатрического интерната на лавочке разместилась Валентина Борисовна.
– Сегодня нам должны выдавать российские паспорта, вот я сижу и жду, — сообщает она.
– Как вы попали сюда?
– Мне уже 80 лет. В нашей семье все были военные: и муж, и сын, и внук, и даже свекор. Я сама фельдшер и военнообязанная. Супруг работал на Севере, мы прожили там 25 лет. Тогда служба была не такой, как сейчас, отпуска давали только зимой. Там здоровье и пошатнулось.
Муж Валентины Борисовны умер в 65 лет. Его поразил инсульт, он шесть лет был парализован, а потом скончался. Полтора года назад она сама упала, и врачи поставили диагноз: перелом шейки бедра.
– Дети хотели забрать меня к себе, но климат на Севере мне теперь противопоказан по состоянию здоровья, — рассказывает женщина. — Тогда я подала идею об интернате. Сначала вроде бы в шутку, но вона как оно вышло, — опустив глаза, вздыхает старушка. – Но я по характеру оптимистка и ни о чем не жалею, — заверяет она.
На втором этаже живет семейная пара Пашко — Василий Андреевич и Александра Дмитриевна. Зайдя в их комнату, первой вижу большую толстую кошку по кличке Маруся.
– Нам врач разрешила ее здесь держать, — говорит Александра Дмитриевна.
– Мы женаты уже 40 лет и пока еще не надоели друг другу — улыбаясь, начинает свой рассказ Василий Андреевич. – Это наш второй брак. Мы познакомились в санатории Печера в Винницкой области. Сели за один столик, потом пошли гулять и догулялись. Мне тогда было 44, а Шуре 32. У нас были семьи, но они уже трещали по швам. С предыдущими супругами мы расстались мирно и продолжали дружить и общаться даже после развода.
– Кем вы работали? —интересуюсь у Василия Андреевича.
– Я юрист. Помню, было у меня одно очень сложное, интересное и тяжелое дело. Тогда я еще работал в Донецке, был одним из ведущих адвокатов в городе. Мне поручили защищать предателя, который во время войны перешел на сторону немцев и служил начальником полиции.
Перебежчика звали Александр Августович Динкель. Его родители были немцами Поволжья, которые жили в России и являлись потомками переселенцев из германских государств. Поэтому он в совершенстве владел русским и немецким языками. Во время Великой Отечественной его из тыла отправили рыть окопы, но вражеские войска захватили их отряд и он предложил фашистам свои услуги. Для них такой человек был находкой. После окончания войны он уехал в Германию, оставив в России свою семью.
– Это был зверь, варвар, недочеловек — рассказывает Василий Андреевич. – Для него ничего не стоило убить человека. Но при этом он очень любил и жалел себя. Помню, когда я первый раз пришел к нему зачитывать материалы дела, меня такое зло взяло, что если бы там был пистолет, я бы его застрелил. Мне очень хотелось его убить, но надо было защищать.
В Германии у Александра Динкеля была уже новая семья. Но первая супруга из России нашла его и у них завязалась переписка, за которой следили сотрудники спецслужб. В итоге его пригласили в гости, и он приехал. Три дня ему позволили побыть дома, он ходил на реку, общался с семьей, а потом его арестовали. Он рассчитывал, что срок давности за его злодеяния уже истек, но ему объяснили, что в соответствии с Нюрнбергским процессом преступления нацистов срока давности не имеют.
– КГБ в Донецке было примером законности и человечности, — продолжает рассказывать Василий Андреевич. — Помню, как этот предатель попросил яблоки у надзирателя. Начальство тогда распорядилось давать ему все, что бы он ни захотел. В итоге его все-таки расстреляли, несмотря на мою защиту. Это был 1973 год, тогда еще не было моратория на смертную казнь.
– А где родились вы? — спрашиваю у Александры Дмитриевны.
– В Китае. Моя семья жила в Средней Азии прямо на границе. Они ходили в эту страну как в чужой сад. Затем родители туда эмигрировали и меня там родили. Если не верите, могу паспорт показать, — говорит мне старушка. — Всю жизнь я проработала переплетчицей. Сшивала книги, бухгалтерскую отчетность. Сейчас этого уже никто не делает.
– Как вы попали в интернат? — интересуюсь я у супругов.
– Мы уже давно живем в Севастополе, но родственников у нас нет, — рассказывает Василий Андреевич. — С женой мы оба инвалиды, я первой, а она второй группы. Для нас это лучший вариант. Тут и врачи, и медицинское обслуживание, и процедуры. С переездом было много проблем. Первая — это кошка, а вторая машина. У нас москвич старенький, но Шурочка до сих пор на нем ездит.
Администрация интерната пошла навстречу пенсионерам, им разрешили оставить кошку и даже выделили гараж для машины.
– Сейчас я с ужасом думаю, о том, что было бы, если бы мы в городе остались. А вообще, жизнь пролетела, как один миг, — вздыхает Василий Андреевич.
Попрощавшись с семейной парой, я постучалась в соседнюю дверь.
– Меня зовут Савицкая Евгения Артемовна, — представилась хрупкая женщина. — Я всю жизнь преподавала русский язык и литературу, — тут она достает и показывает мне два диплома. — Первый — это для того, чтобы учить детей с 5 по 7 класс, а второй — с 8 по 10. В 1965 году меня назначили директором Садовской школы, в должности которого я проработала 30 лет.
Евгении Артемовне 84 года, родом она из Полонского района Хмельницкой области. Там окончила украинскую школу, где все предметы преподавались на украинском языке.
– Еще в школе я полюбила русский язык и литературу. Всегда была трудолюбива, обожала детей, а их родители ценили меня. Помню, как на 9 мая я устроила в нашем селе представление — имитацию Отечественной войны.
Женщина взяла в колхозе 10 машин, посыпала пол дерном и отправилась в центр села.
– Мои ученики танцевали вальс на площади. Затем из рупора послышался голос Левитана, который объявил, что началась война. Далее поехали машины. На одной сидел Василий Теркин и играл на баяне, на другой — дети Освенцима. Люди кидали им конфеты и плакали.
Во время Великой Отечественной войны Евгения Артемовна помогала партизанам.
– Тогда я была еще совсем девчонкой. Родители моей подруги ушли в леса. Она носила им еду в условленное место и попросила меня помочь ей. Она варила картошку в мундире, а у моей мамы была корова, и я носила им молоко. У наших мальчишек была рация, и они по ней связывались с партизанским отрядом. Однажды, когда я стирала белье на берегу реки, увидела, как на мотоциклах едет немецкий карательный отряд. Они остановились и спросили меня, как им попасть в наше село. Я указала в противоположную сторону, а сама побежала через огороды к двоюродной сестре, так как ее сын тоже помогал нашим.
Девочка спряталась в дощатом сарае. Она видела, как немцы заходят в один из домов. Затем услышала два выстрела. После этого фашист вышел, смочил какие-то тряпки в бензине и поджог здание. Тогда сгорело пять домов в ее селе.
– Как вы попали сюда?
– В Севастополе у меня живет дочка, ей уже 63 года. У нее трехкомнатная квартира, но и семья большая: дочка, зять, два сына с невестками плюс их дети. Молодые включают громко музыку, а мне покоя нет. Сюда меня Господь направил. Я живу здесь уже 15 лет. На православные праздники в 10 утра читаю лекции об истории православия из радиорубки. Их слушают во всех комнатах. Помню, как предыдущий директор попросил меня написать поздравление к празднику. Тогда я сравнила наших постояльцев с одинокими белыми лебедями, отбившимися от своей стаи.
Попрощавшись, я выхожу в коридор. У кабинета медсестры вижу крупного мужчину — инвалида-колясочника.
Андрей Васильевич, так он представился, коренной севастополец, ему 56 лет. Он работал сварщиком на одном из заводов города.
– Что с вами случилось?
– Производственная травма, станок упал, — сообщает он. Мужчина неразговорчив и не разрешает себя фотографировать. — Я не был официально оформлен, поэтому не могу и претензии предъявить. Меня прямо из больницы сюда привезли. Родственников нет, брат жил здесь и умер, а в прошлом году я отца похоронил. Больше никого не осталось.
– Вам тут нравится?
– Как тут может нравиться, это ведь не дом! Да, тут неплохо, но… — говорит мужчина и удаляется.
– У нас здесь разные люди, и к каждому нужен особый подход, — рассказывает директор гериатрического интерната Яна Ганчева. — Всего у нас сейчас проживает 169 человек, из которых 94 инвалида, 15 долгожителей, которым больше 90 лет. Проблем, конечно, много. Наше здание 1983 года постройки и нуждается в капитальном ремонте. Это минимум 150 млн рублей. Недавно правительство Якутии приезжало, дали 5 млн 700 тыс., но где брать остальное — неизвестно.
– Депутат Вадим Новинский, избранный по 224 севастопольскому округу, обещал построить два дополнительных корпуса, он сдержал слово? — интересуюсь я.
– Обещать не значит жениться, — улыбаясь, замечает Яна Юрьевна. — Он нам стиральную машинку подарил.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
