Новости – Титульная страница
Титульная страница
Шахтеры и бандерлоги
Фото: Николай Шевцов.
Корреспондент «Русской планеты» побывал в городе Зверево Ростовской области и узнал, почему там митингуют пенсионеры, что происходит с угольными шахтами и чем запомнился городу бывший мэр
7 августа, 2014 13:37
8 мин
Зверево стоит в степях на западе Ростовской области. У двадцатитысячного рабочего города богатая история протестов шахтерских семей. В начале 2000-х годов работники, которым не платили зарплату, блокировали шахту «Обуховская» и добились выплаты 23 млн рублей. Позже они же пикетировали здания «Соцугля» и генеральной прокуратуры в Москве, устраивали митинги и голодовки. В этом году группа пенсионеров пешком прошла 110 км от Зверево до Ростова-на-Дону, протестуя против отмены льгот ветеранам труда. Теперь недовольные горожане требуют отменить обязательную оплату за капитальный ремонт домов. Митинги коммунистов в маленьком городке зачастую собирают не меньше участников, чем в миллионном Ростове-на-Дону.
На вокзале Зверево нас встречает зеленая «шестерка» бывшего шахтера, депутата-коммуниста местной гордумы Валерия Дьяконова. На часах десять утра.
– Митинг в одиннадцать, поехали, покатаемся. Надо еще за газетой заехать.
К бежевой рубашке Валерия Петровича приколот значок КПРФ. В багажнике лежат мегафон и транспаранты. Садимся в машину, едем по городу. На зеркале заднего вида триптих иконок. ВАЗ-2106 бьет мелкая дрожь от заплат на дороге.
– Ее непрерывно ремонтируют, — рассказывает депутат, — чтобы было, где проехать Голубеву (Губернатор Ростовской области. — Примеч. авт.), чтобы его машина не застряла. Тут фонари, освещение, в отличие от остальных улиц.
По обеим сторонам улицы стоят продуктовые магазины, шиномонтажи, хрущевки. Жилой район как паутиной опутан желтыми газовыми трубами.
– На этих выборах власть своего человека сюда вела, потому что Зверево — бездонная яма. Я в Думе в бюджетной комиссии, и когда я узнал, что город потратил за тринадцатый год 612 миллионов рублей…
Дьяконов резко выворачивает руль, объезжая кошку.
– В общем, когда я пошел в мэры, я просто озвучил эти цифры. Сказал, что наша задача — найти эти миллионы, потому что у нас ничего не делалось. Ну и началось. Вбросы были, торговля бюллетенями, покупка бюллетеней. Мэр выпустил полноценную газету про мою семью, я там друг Навального и Собчак, — он смеется, — агент ЦРУ, больной шизофренией. Мой сын — наркоман, ну и так далее. Восьмого числа у меня, кстати, судебно-психиатрическая экспертиза, будут устанавливать, шиза я или нет. Там уши правительства области торчат. Я им объясняю: если вы меня признаете шизофреником, я имею право взять ружье, которое за мной зарегистрировано, и пойти разбираться, лишь бы справку на руки дали.
Останавливаемся у типографии, Валерий Петрович ненадолго выходит и вскоре приносит стопку листовок. Информационное издание Зверевского Горкома КПРФ «Честное слово». Просматриваю. На четырех страницах подробно рассказывается, как шахтеры-пенсионеры пешком прошли от Зверево до Ростова. После каждого участка пути приезжала машина и забирала их обратно в родной город. На следующий день поход возобновлялся с той же точки. Пока я читаю, депутат подписывает мне брошюру «Мы не рабы...». На обложке изображены покрытые угольной пылью лица шахтеров.
– Это моя книга. Вот такие мы там грязные. У меня мало стажа, двадцать лет всего. На пенсию уходил в 50, работал на шахте «Обуховская». В позвоночнике двух дисков нет. Монтировал лавы (Коридор в шахтах, одна стена которого — массив угля. — Примеч. авт.). Это после проходчиков самая опасная специальность. Сначала идут проходчики, они пробивают скалы, делают коридоры, лавы нарезают, на них все валится, убивает, это самое опасное. Потом идут монтажники, они затягивают оборудование туда, крепь, кабеля, электроэнергию заводят. Потом приходят добытчики. Они уже лазят, у них кровля закреплена, секции. И там только при нарушении техники безопасности или стихийном бедствии получаются потери, — голос Валерия Петровича затухает к концу фразы, но он сразу приободряется. — Поехали, покажу вам, где я работал, пока митинг не начался. Зверево — чисто шахтерский город, но рядом производств немного. Сороковая шахта сейчас не работает. Зверевскую закрыли. 10-я шахта — углерод, затопили. Там, за трассой, стоит «Обуховская-1». Держат какие-то ребята богатые, десять лет стоит готовая, но никто ее не запускает. Видно, ждут, когда уголь подорожает. Там только дежурный электрослесарь, который опускается, представьте, на километр в глубину вот на таком тросе, — Дьяконов показывает пальцами диаметр сантиметра в четыре, — в бадье. Без всяких защит. И он каждый день опускается, проверяет аппаратуру.
Быстро выезжаем за город, мчимся по хорошему асфальту. До горизонта степь идет буграми, и не ясно, где традиционные донские курганы, а где облагороженные терриконы выработанной породы. Вдалеке возвышается стометровый монолит — это показался из-за холма капер шахты «Обуховская». Проезжаем огромный стенд с перекрещенными молотами «Слава шахтерскому труду!». Стоит ясная погода, и обочины дороги блестят на солнце из-за кусочков угля. Останавливаемся у КПП шахты.
– Все, дальше не пустят. Эта шахта сейчас принадлежит Ринату Ахметову (Самый богатый человек Украины по версии Forbes — Примеч. авт.), у него с этим строго.
За забором два похожих на небоскребы строения: одно повыше, другое пониже.
– Вот это людской ствол, он опускает людей, — Дьяконов указывает на малый монолит, — а это рабочий, там стоят двадцатитонные болваны такие, вытаскивают уголь. Первый горизонт 500 метров, сейчас шахта ушла еще на минус пятьсот, как говорят, километровая глубина. Тут сразу же обогащение происходит, вон пристройка, разделяют породы. Шахта перешла на трехсменную работу, от которой в советское время уходили, по восемь часов. Вообще, шахтерский труд шестичасовой был, но капиталисты как обычно... И Ваня Мохначук, председатель Росуглепрома, спокойно «проглотил» это, даже не возмутился тем, что нарушается Трудовой кодекс.
На парковке около производства выстроились автобусы и легковые автомобили. Около забора гудят похожие на сосновый лес высоковольтные вышки. Со стороны пристройки доносятся гулкие звуки мощных ударов. Шахта живет.
– Ее ликвидировали, Варшавский обанкротил. С нас выбивали акции, не давали три или четыре года зарплату. На меня уголовное дело возбуждали за то, что я вывел сюда людей, и мы месяц держали ее в осаде, но забрали свои двадцать три миллиона. Сейчас благодаря этому украинскому миллионеру она работает достойно.
Грузимся в машину и направляемся в город. По дороге Дьяконов указывает пальцем по сторонам.
– Вот здесь слева район — тут раньше была зона. Сталинские сидели товарищи, давали по 15, 25 лет. Сверхсрочники. Вот эта школа в 2005 году рухнула, перекрытия сгнили и вовнутрь все обвалилось. Вот бедная наша больница, два врача привлечены к уголовной ответственности. Одного из них в Аксае за взятку поймали, второй шесть миллионов куда-то дел.
Подъезжаем к городской площади. Перед зданием культурного центра «Маяк» стоит сваренная из труб конструкция с вазой в центре.
– У мэра бывшего была тяга к памятникам. Вот построил «фонтан». Мы ее называем пепельницей.
Выходим из машины. Около «Маяка» стоит деревянный помост, на нем одинокий стул. Рядом три женщины лет пятидесяти облагораживают клумбу. Одна срывает бутоны роз, вызывая негодование коллег. Она невозмутимо набирает охапку цветов, парируя: «Это ж я вам! Соль добавите, посушите, будете ванну принимать!»
– Жарко, ****, — к нам подходит огромный, двухметрового роста, мужик в кепке.
– Общественное место, — осаждает его Дьяконов, — не матюкайся, ты не в лаве.
Из багажника достают газету коммунистической партии и транспаранты, раздают сидящим на краю сцены пенсионерам. Протестующие приходят в движение. За толпой пожилой мужчина сквозь смех кричит: «Просыпайся, Россия!»
– Полукругом становитесь, сюда, поближе.
Все участники митинга уже в возрасте, нет ни одного молодого лица. На плакатах надписи: «Обязанность государства — капитальный ремонт, а не капитальный грабеж», «Губернатор отправил ветеранов РФ за льготой к Президенту», требование отменить оплату за капитальный ремонт и обещания дойти до Москвы, если это потребуется. Первым мегафон берет Дьяконов.
– У нас есть хорошие новости о проделанной работе, мнение наших капиталистов и городской администрации о том, что происходит в городе. Этим собранием мы должны опровергнуть мнение, которое муссируется в администрации области, о том, что я один недоволен происходящим, баламучу народ. Мы требуем привлечь внимание общественности и президента РФ к нарушению закона о ветеранах, вернуть отнятую льготу ветеранам РФ, инвалидам, компенсацию за ЖКУ, обязать энергосбыт и управляющие компании Зверево заключить договора на ОДР и энергопотери, прекратить вымогательство средств у федеральных льготников и жителей города Зверево, признавать задолжником только через суд.
Пока депутат перечисляет требования, ко мне подходит милиционер и интересуется, какое СМИ я представляю. Отвечаю, задаю встречный вопрос.
– Лето как-то повлияло на местные протесты?
– Нет, все примерно так же. Собирается около 100 человек обычно, все пожилые. Молодые работают.
Будто желая развеять мои сомнения, проходящий мимо парень лет двадцати в спортивном костюме бросает: «Как же скучно тут у них». Выступление со сцены продолжается.
– Исправить такую меру воздействия на плательщиков, объединяя в одну кучу, как говорил Лукашенко, мух и суп — общедомовые нужды и электроэнергию.
«Сердце в шахте оставил»
Прямо напротив площади, где проходит митинг, стоит маленький магазин «Теремок», стилизованный под башню Кремля, и, кажется, что выступающий обращается именно к его безразличному красному кирпичу.
– Инициативная группа прошла 120 километров в город Ростов, и областная администрация пошла на контакт. Они пообещали решить эту проблему, вернуть льготу, если мы дадим им два дня. Прошло уже больше двух дней.
– Двадцать восемь прошло! – подхватывает голос из толпы.
Мое внимание привлекает возвышающийся над головами возмущенных горожан мужчина — тот самый, что жаловался на жару. Подхожу к великану:
– Добрый день, можно побеседовать с вами? Вы шахтер?
– Шахтер, 16 лет стажа. Прости, не могу, я как бы в больнице лежу. Все здоровье, сердце в шахте оставил. Смотался, чтобы здесь поучаствовать.
Рядом со мной 65-летняя женщина в широкополой кружевной шляпе и красных штанах бурчит под нос: «От, твою мать, взять автомат и пойти!».
– У нас управляющие компании вывели новую породу старших по дому, которым проплачивают, которые подписывают любые платежи, собранные вами, в результате ходят в шоколаде. И попробуйте их замените, это процедура очень хлопотная. И если здесь присутствуют такие старшие домов…
– Они никогда не ходят сюда!
– О совести бесполезно говорить, вдруг забрел кто.
– Я была старшей по дому! Я забрела! — слышится слабый голос, который сразу тонет в общем гуле.
– На совести ваших старших домов, — хрипит мегафон,— то, что вы попали к региональному оператору, который будет поступать с вашими деньгами так, как посчитает нужным. И если мы хотим это изменить, надо быть дружнее. Будем дружнее!
На фасаде здания висит рекламная растяжка: «День рождения кота Леопольда. Праздничный концерт». На помост взбирается старик в спортивных штанах, шлепанцах, обутых на носки, и очках с толстыми стеклами. Дьяконов отдает ему громкоговоритель.
– Короче говоря, ходил я в Ростов, — начинает он резким и веселым голосом. — Прошли мы день, второй, третий. Дождь был, вот в таких туфлях я ходил, — он показывает на шлепанцы. — Мокрые ноги, а тут еще шуруют мимо машины, особенно эти, с прицепами. Такая пыль, — он на секунду замолкает. — Ну, я звезданулся боком, пришлось потом дня три вообще не ходить! Прихожу домой, звонит, знаете, какая-то. Говорит: «Я беспокоюсь о вашем здоровье!». Ну, наконец, администрация беспокоится о нашем здоровье! Я говорю: «А че такое?». Она: «Ну, вы больше не ходите, я вам как специалист говорю!». Я как узнал специалиста, оказывается, на шахте она работала. Были в администрации, короче говоря. Мы шли столько дней — им было до лампочки по дороге, никакой реакции не было. Были мы неделю назад в администрации... — мысли у мужчины путаются, он начинает повторять одно и то же и перескакивает на тему капитального ремонта. — Валерий Петрович спрашивает там у чиновника: «А тебе сколько лет?» Тот отвечает: «Сорок». «А мне, — говорит, — седьмой десяток пошел, я до ремонта могу и не дожить теперь». Грабят беззастенчиво.
Мужчина начинает переминаться с ноги на ногу и продолжает:
– Валерий Петрович с нами 11 лет вместе воюет. Помните, в шахте, когда на путях ложились люди, завоевали шахтерам деньги. Потом, когда мы воевали за отопление. Так вот, если бы в Ростов наша сегодняшняя толпа, как говорил Медведев, бандерлогов, пошла бы по трассе, — он призывно указывает на стоящих перед сценой «бандерлогов», — тогда бы наше правительство, может, и зачухалось бы. А то никакой реакции!
– Дайте же я скажу! — это все та же недовольная дама в кружевной шляпе. Ей помогают подняться на сцену.
– Я хочу сказать не только за пенсионеров! — кричит она с таким надрывом, будто перед ней подростки забрались на лавочку с ногами. — Вот нам нужно за капитальный ремонт платить. Половина города поменяли окна, поменяли двери, отремонтировали балконы, ведь это капитальный ремонт?
– Нет, это не капитальный ремонт, — замечает один из собравшихся.
– Второе, — не обращая внимание на возражение, продолжает она. — Люди, давайте, наверное, обращаться к нашему Путину. Господин президент! Да присоедини ты Ростовскую область к России! А то они нас Бог знает уже куда забросили! Мы понимаем, что Крым — стратегическая точка, а мы что, не люди, должны жить, как попало? Молодежи негде работать, нечем зарабатывать. Говорят, что у нас в Зверево 400 рабочих мест, а они стоят от двух до четырех тысяч. Это разве рабочее место? И за ремонт не надо платить! И вообще, смотришь: Ростов себе что-то делает, Москва себе что-то делает. Да гори они все синим пламенем! От, например, кто пойдет туда — я тоже пойду, хотя я болею. Сдохну, а дойду! А если надо, и автомат возьму!
Толпа пенсионеров смеется и аплодирует. Протягиваю руку женщине, чтобы помочь спуститься. Она спускается сама, а мой жест воспринимает как знак солидарности, хватает меня за локоть и шепчет: «Спасибо!».
На сцену возвращается Валерий Петрович.
– Сейчас примем резолюцию. Затем я отправлю и Путину, и всем, кто должен этим заниматься. Обязательно и местной власти — господину Зюзину.
Пока подписывают документ, замечаю человека, похожего на адвоката Резника. Оказывается, что это чиновник из городской администрации. Прошу прокомментировать происходящее.
– Такое передергивание, — сокрушается он. — Столько лет за этим наблюдаю, и такое передергивание. Им же приходит компенсация льготная каждый месяц. Куда они ее девают? Сплошная ложь. Какое тут правовое поле, какая демократия. Никогда Россия никуда не уйдет.
Люди начинают расходиться. Садимся в раскалившуюся на жаре «шестерку». Мимо проходит массивный мужик с круглым животом и косыми глазами. Фотограф Николай, который путешествует со мной, указывает на него.
– Интересовался, не из КГБ ли мы. Подходил ко мне три раза и спрашивал, зачем я снимаю. Спросит, подождет секунд двадцать и опять спрашивает. Слово в слово.
– А, этот! — отмахивается Дьяконов. — Он особенный у нас. Год или два назад у него на кухне жил медведь. Купил с рук у кого-то, клетку сделал. Но отец его сдал. Приехали, забрали медведя. А вырос — сожрал бы его. Без сантиментов.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
