«Книга мертвых становится живой»

Книга памяти. Фото: Ренарт Фасхутдинов // «Русская планета»

Магнитогорский краевед опубликовал воспоминания, фотографии и архивные документы жертв репрессий

Ренарт Фасхутдинов

5 июня, 2015 09:42

9 мин

В Магнитогорске подготовлен к печати пятый том «Книги памяти жертв политических репрессий 1929–1953 гг. в городе Магнитогорске и прилегающих сельских районах». Презентация издания состоится 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий. Составил книгу историк и краевед Геннадий Васильев. «Русская планета» взяла у него интервью.

– В других регионах страны, насколько я знаю, тоже выпускаются «Книги памяти». Но там это делают обычно целые организации. А тут по сути это ваш частный проект…

– «Книги памяти» в России действительно есть, хотя и не везде. Осталось десятка полтора регионов, где нет таких книг. В числе аутсайдеров, к сожалению, и Челябинская область. Почему так получилось — это отдельная тема, я не хочу сейчас об этом говорить. Но факт остается фактом, в области на сегодняшний день книги со сведениями о жертвах репрессий публикую только я. Заниматься я этим начал еще в советское время, с 1988 года. В 1995 году издал первую тоненькую книжку, посвященную жертвам репрессий жителей Кизильского района, которая в последующем стала остовом первого тома «Книги памяти». Сейчас подготовлен к печати уже пятый том, и я вплотную начал заниматься шестым.

В чем особенность этих книг? Если посмотреть то, что издается в других регионах, то вы увидите просто списки репрессированных с указанием дат — когда родился, когда был арестован, когда расстрелян или отправлен в места лишения свободы. Я предлагаю новый формат книги памяти, который для России уникален. Везде, где есть возможность, привожу большое количество дополнительной информации — архивные документы, воспоминания самих пострадавших, подлинные свидетельства современников тех страшных времен. Почти на каждой странице моих «Книг памяти» можно найти фотографии, добытые из уголовных дел. Мне однажды читатели написали, что книга памяти, которая вроде бы должна быть книгой мертвых, у меня становится живой. Люди, которые были отправлены в забвение, в ней снова обретают не только имя, но и голос.

Геннадий Васильев. Фото: «Русская планета»

– И сколько их?

– Количество опубликованных документов, фотографий и воспоминаний я специально не подсчитывал. Но их очень много. А общее количество фамилий, вошедшее в каждый том, могу сказать. В первых двух — от 2,5 до 3 тыс. человек в каждой. В следующих двух по 3,5 тыс. В общей сложности получается где-то 11–12 тыс. человек. В новом томе будет не менее 4 тыс. имен.

– А вы можете сейчас рассказать о какой-нибудь из этих четырех тысяч судеб?

– Есть яркая и в то же время показательная история, которая будет подробно освещена в новой книге. Меня нашла жительница города Миасса. Она прочитала мои материалы и прислала мне письмо. Отец ее, Милан Старчевич, хорват, родился в Югославии в 1907 году. Потом жил во Франции, а в 1933 году перебрался в СССР в качестве политического эмигранта. Работал у нас, в Магнитогорске, в тресте «Магнитострой» инструктором по техническому минимуму. Здесь он познакомился с Марией Бычковой, уроженкой города Новохоперск Воронежской области, работавшей стенографисткой в том же «Магнитострое». Они поженились, и в 1936 году у них родилась дочь Света. Это был счастливый брак — оба любили друг друга, приехали сюда по зову сердца, строить новый прекрасный социалистический город. А в 1937 году Милана взяли по печально знаменитой «политической» 58-й статье и спустя всего полтора месяца расстреляли. Мать тоже в покое не оставили — в октябре 1938 года ее как жену врага народа отправили в исправительно-трудовой лагерь на три года. Дочь же поместили в детский дом.

Еще в Каргопольском исправительно-трудовом лагере Мария начала искать своего ребенка. Писала письма, наводила справки, но нигде никаких сведений не было. Отчаявшись, она решила обратиться за помощью к знаменитому летчику, герою Советского Союза, спасавшему челюскинцев Николаю Каманину. Написала на обрывке листка карандашом просьбу о помощи, имя дочери, год ее рождения и отправила.

– Почему именно Каманину?

– Во-первых, он герой, звезда того времени. А во-вторых, Каманин имел некоторое отношение к нашему городу. В 1937 году был депутатом Верховного совета СССР от Магнитогорского избирательного округа. Так вот, письмо Марии до него все-таки дошло. И ей пришел ответ. Выяснилось, что дочь находится в Каслинском детском доме при НКВД.

Забирать ребенка поехала крестная мать из Новохоперска. Маленькую Свету в январе 1940 года увезли в Воронежскую область. Там она и встретила войну. В этом же году, наконец, освободили ее маму, но приехать к своей дочери Мария не могла — вплоть до 1943 года она не имела права покинуть лагерь и работала там как вольнонаемная. Только в июне 1943-го она, наконец, смогла освободиться, но все равно остались ограничения. Жить вдове «врага народа» разрешили только в городе Кыштым Челябинской области. Мария съездила в Воронеж, забрала дочь к себе. В Кыштыме она познакомилась с человеком, который стал отчимом для Светы, дал ей свою фамилию и отчество. Носить фамилию репрессированного иностранца в те годы было очень опасно.

Всю эту историю дочь узнала спустя много лет, уже после смерти матери, когда стала разбирать старые документы, спрятанные подальше от ее глаз. Представляете себе ее чувства, когда обнаружилось, что она на самом деле не Светлана Васильевна Турыгина, а Светлана Милановна Старчевич? Когда началась массовая реабилитация репрессированных, она подала заявление со всеми документами на льготы. Ее признали пострадавшей, но не реабилитировали. Знаете, по какой причине?

Фото: Ренарт Фасхутдинов // «Русская планета»

– Даже не догадываюсь.

– Ей сказали, что она не находилась вместе с родителями в лагере или на спецпоселении. А то, что она была помещена в детский дом НКВД, основанием для реабилитации не считается. Так и написано в документе, который я лично читал. Все это будет отражено в книге.

Есть у меня, кстати, еще один документ интересный, еще советских времен, — Геннадий Васильев достает сильно пожелтевшую и обтрепавшуюся по краям бумажку. — Вот она, справка. «Выдана Ращупкину Павлу Петровичу в том, что он действительно умер в 1942 году». Вы когда-нибудь видели, чтобы покойнику выдавали справки?

– Будут ли у пятого тома какие-то особенности?

– Я рискнул пойти еще на один шаг. Помимо списков, документов, фотографий и воспоминаний, я в этом томе попытаюсь раскрыть читателю, как работало НКВД — областное, городское, затрону некоторые районные отделы. Хочу наглядно показать, как дела шили белыми нитками.

Маленький пример — по делу Саита Газизулина проходило 38 человек. Организация! «Антигосударственная, шпионская, контрреволюционная, диверсионная организация». В кавычках, понятное дело. А кто в ней состоял? Крестьяне, которые имели два класса церковно-приходской школы в лучшем случае, а то и вообще безграмотные. Я смотрел на подписанные им протоколы допросов, там ясно видно, что они едва умели ставить свою роспись. И вот эти безграмотные, полуграмотные крестьяне, которые только и могут работать на земле, хлеб выращивать, стали вдруг организаторами контрреволюционных повстанческих движений!

– Вы сказали, что занимаетесь темой репрессий с 1988 года. Это немалая часть жизни. Что вас заставляет продолжать собирать сведения, выпускать книги?

– В 1995 году вышла моя первая книжечка о Кизильском районе. Почему именно Кизильского? Потому, что родился и вырос я именно там, в селе Обручевка. И однажды, когда я ехал в маршрутке, разговорился с одним мужчиной. Оказался мой земляк с Кизильского района. Я подарил ему книжечку. Месяца через три-четыре он меня встретил и сказал, что искал меня все это время. В случайно подаренной книжечке он увидел фамилию своего прадеда. Знаете, за что он меня благодарил? За то, что, наконец, узнал, когда его прадед родился, когда крестился, в какой семье жил, за что был осужден и когда расстрелян. Я ему фактически восстановил родословную!

Семьям репрессированных ведь было категорически запрещено что-нибудь говорить о прошлом. И десятки людей ходили с опущенной головой. Их дети росли, старшее поколение уходило в мир иной, а потомки теперь ничего не знают о своих корнях. Эти книги помогают нам не быть иванами не помнящими родства. Мне приходит много писем с отзывами и благодарностями, с просьбами найти сведения о родственниках. Часть из них, очень маленькую толику, я публикую в каждом томе Книги памяти. Когда со мной встречаются люди, читавшие эти материалы, собирающие по крупицам информацию, у них часто на глазах слезы. Одна девушка недавно приезжала с матерью — она при мне рыдала над книгой в течение 15 минут. Как я могу все это бросить?

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе