Новости – Люди
Люди
Пятак
Фото: Владимир Смирнов/ ТАСС
Как корреспондент РП был чернорабочим
21 мая, 2015 06:10
20 мин
Место, где мы сидим в ожидании нанимателя — типичный «пятак». Полулегальная альтернатива службе занятости. Сюда, как на любые «пятаки», может приходить любой желающий в поисках поденщины. Здесь наниматель ищет работников сам. Минуту назад подъехал микроавтобус, оттуда вышел чернявый мужик с изрядным пузцом и выкрикнул себе строителей. Троих забрал и уехал. Остальные остались ждать.
Володя — бывший «афганец». Больше того — уже десять лет как военный пенсионер. Спросил огоньку, да так и разговорились.
– Ну, выслуга, ну, ранение. Возраст. Так-то вроде и неплохо. Но деньги, знаешь — они всегда нужны. Вот — берусь калымить. Здоровье-то есть. Времени — навалом. А дома что? Телевизор? Кумарить на диване, мамон отращивать? Я лучше тут.
– А себе дачу чего не заведешь?
– А у меня есть. Тут недалеко, в Мартынове— и дом, и участок, все как положено. Только я огород себе не завожу. Несколько лет поэкспериментировал, потом рукой махнул: ну его, это земледелие. Весь участок перепахал, засеял мелкой травкой. Беседка, баня, мангал. У меня дача, чтобы отдыхать.
Мимо нас по дороге нескончаемой чередой тянутся легковушки с дачниками. Участок здесь гравийный, а дождя давно не было, потому в воздухе не успевает оседать пыль. Песок уже на зубах поскрипывает. Эта дорога выводит как раз на целое скопление садоводческих обществ.
– Ты это, смотри, если тормознут, не теряйся, — напутствует меня Володя. — Вставай, подходи, спрашивай. Особенно, если женщины в машине есть.
– При чем тут женщины?
– А тебя охотно наймут, — окидывает он меня взглядом. — Чистенький, не помятый, трезвый. И не теряйся, понаглее. Ты ж недавно в нашем деле?
– Что, заметно? — осекаюсь я.
– Ногти чистые? Чистые, — Володя тыкает в меня пальцем, усмехаясь. — И шея не загорелая. У работяг-то загар воротничковый, по майку. Вот. Какой из тебя чернорабочий?
Пожимаю плечами неопределенно, пытаясь уйти от ответа. Молчу. Но сидеть без общения — безумно скучно, да и Володе явно хочется поболтать.
– Ну, прижало, понимаю. Ну, ты ничего, молодец, что работать пробуешь, а не бухаешь. Руки-ноги на месте, голова варит, значит, мужик всегда заработает, — дальше мой новый знакомец начинает рассуждать о способах заработка, руках, растущих из нужного места,а вперемешку с этим сыплет воспоминаниями из своей бурной биографии.
У «пятаков» нет рекламы. Люди узнают о них благодаря сарафанному радио. А еще рядом с ними всегда припарковано много техники — грузовички разных габаритов и форматов, тракторы, эвакуаторы, на нашем даже есть автовышка и бурильная установка — делать водные скважины на дачных участках. Но больше — полуторатонных фургонов, забитых доверху полезными для приусадебных дел грузами, и всесезонными товарами: уголь, дрова.
Водители грузовичков и спецтехники держатся наособицу: у них в тени оранжевого КАМАЗа что-то вроде клуба. Даже карты раскинули на каком-то пластиковом ящике. Одинокие работяги, вроде меня и Володи, с каждым часом все плотнее сбиваются в две группки: под козырек остановочного павильона — там есть лавочка, и под раскидистый тополь — там тень. Несмотря на ранний час, уже припекает. Я сижу в тени. Лавочку застолбили мужики постарше.
Скрипнув гравием обочины, из потока машин вырывается, постепенно притормаживая, лиловыйкроссовер. Володя настораживается, но джип пылит мимо — вдоль рядов с грузовичками. Проехав до конца на малой скорости, сдает немного назад, к приглянувшейся «Газели» с колотыми березовыми дровами. Ее хозяин уже успел подойти, теперь через приспущенное стекло идет оживленная торговля. Покупатель в конце концов выходит из салона, чтобы пощупать дрова, а одно полено даже прикладывает к щеке: проверяет, высохла ли древесина. Вроде, понравилось. По крайней мере, и дровосек, и покупатель достали мобильники: обмениваются номерами. Кроссовер напоследок рвет с места, обдав обочину пылью из-под колес.
Водитель «Газели» заводит движок на прогрев и идет в нашу сторону.
– Володька, поехали, раскидаемся? — обращается к моему соседу.
– А чего не поехать? Его возьмем с собой, — хлопает меня по плечу. Похоже, у меня появился первый на сегодня заказ.
Знакомимся с водителем. Он — Сергеич. Ему хорошо за 60 лет, абсолютно седая голова, усы и виски — «соль с перцем», и абсолютно черные глаза: не понять, где зрачок, а где радужка. Как я понимаю, Володя у Сергеича вроде штатного грузчика. В кабине грузового фургона — три посадочных места, мне достается самое неудобное — посередине. Так что мужики разговаривают через меня. А сам я уже привык сидеть и помалкивать.
– А ты чего колоть дрова стал? По цене выгоднее? — интересуется Володя.
– Ну не совсем. Дрова чурками и колотые — идут с разницей в тыщу всего. Причем колотые хуже берут.
– Тогда я не понял. Зачем тебе колотые? — недоумевает мой коллега-грузчик.
– Народ-то городской, понял? — смеется Сергеич, попыхивая в форточку дрянным табаком. — Смотри: ленивые все. Сами колоть не хотят. И значит, не знают, что колотые дрова по объему больше места занимают.
– Во-о-н оно чё….— тянет Володя, пока Сергеич развивает мысль.
– Вот смотри: съездил я в лес. Навжикал две березы. Закидал кузов. Могу продать ну, скажем, за пять тысяч. Выехал сюда. Продал в тот же день. Бабки на карман и чики-пики, только надо снова в лес, и всёпо новой. А если я их домой привез и там исколол, то у меня с этих же двух берез получится уже три кузова, и каждый — по шесть «косарей». И в лес не надо.
– А почему колотые хуже берут?— подаю голос я.
– Да кто ж их разберет? Но реже берут, — умолкает Сергеич, и круто поворачивает в ворота садоводческого общества. Крадемся по рытвинам совсем немного: вот и забор, вдоль которого припаркован давешний лиловый кроссовер. Один пролет ограды сдвинут в сторону. Заезжаем, пятясь, Сергеич смотрит по зеркалам, а заказчик машет руками: левее, правее, стоп.
– Здесь сваливайте на обе стороны, потом машину выгоняйте, и вон туда под навес надо перекидать,— распоряжается хозяин участка, пока мы отстегиваем борта кузова.
Владимир Смирнов/ТАСС
Фото: Владимир Смирнов/ ТАСС
Перекидать кузов колотых дров — дело нехитрое. Правда, работаем мы с Вовой вдвоем, наш водитель в разгрузку не вмешивается, пыхтит куревом у заборчика. Как только кузов пустеет, он отпинывает из-под колес закатившиеся туда поленья и выгоняет «Газель» с участка на дорогу.
– Сами дойдете? — кричит Володе через форточку.
– Давай-давай! — отмахивается Вова. — Нам тут долго еще!
Перекидываем дрова под навес. Начали споро, стараюсь взять охапку побольше, но скоро напарник меня урезонивает: лучше меньше, но почаще. Получится эффективнее. Не слушаюсь. На десятом «рейсе» от кучи до поленницы осознаю, что поясницу начинает жечь. Следующую охапку беру поменьше.
– Вот то-то! — смеется Вова, глядя на мои опыты. — Не геройствуй. Тебе, может, еще сегодня весь день пахать.
Когда именно заказчик успел расплатиться за дрова, и когда Вова успел получить нашу с ним долю у Сергеича — я даже не заметил. Увлекся процессом. Но когда поленница выложена в три ряда, а на разгрузочной площадке не остается даже щепок, Володя просто вежливо прощается с хозяином, просит его напоследок записать номер телефона: «Мало ли, стройка, копать или таскать чего — мы завсегда, а еще я по электрике», — и уже за оградой дачного участка с наслаждением закуривает.
– Сергеич мне одной бумажкой отдал, — говорит мне. —Щас в ларек забежим, водички сообразим, заодно разменяем, я тебе твое отдам.
– Да не вопрос, — киваю я, пытаясь на ходу выкусить из ладони занозу. Поясница немного гудит.
Обратно до «пятака» — минут пятнадцать неспешного хода по обочине, идем прогуливаясь. По дороге заходим в сельпо. Володя стоит в очереди налево: там — продуктовый отдел, я заглядываю направо: покупаю рабочие перчатки. Встречаемся на улице. Вова протягивает мне 300 рублей. Ну, за два часа — неплохо. Наверное. Не знаю. С расценками я не знаком, но не возражаю.
– Слушай, Вов, а если не секрет, Сергеич эти дрова, которые мы кидали, где берет?
– Из лесу, вестимо. Но ты не думай, это не браконьерство. Тут же дорогу тянут на разрез недалеко, тайга под нож пошла. Деревья так и так сгниют. Их бульдозерами в кучу сгребли, и — мама не горюй! Вот их народ и пилит. Что добру пропадать?
– А почему сами строители лес не продают? Что такое вообще — лес гноить?
– Так им срок мотать неохота! Видишь, оно у нас как обычно бывает: у конторы есть лицензия на стройку, а на лесозаготовки —нету. Вот расчистили они участок. Под дорогу там или под здание. Да под тот же разрез. Лес в куче лежит. Если они его начнут торговать — приходят компетентные органы и за хобот: где документы? Кто разрешил? Штраф, а то и срок. Так что конторе легче этот лес бульдозерами присыпать и как будто не было его. Ну, там, возьмут на времянки чуток.
– Так местные просто этот лес растаскивают?
– Конечно. Охрана строительная делает вид, что никого не замечает, вот мужики и вжикают что получше. Кто на продажу — те сухое берут.
– А деревенским— на строительство? Сколько домов поставить можно!
– Нет, ну это все-таки не лесоповал. Там и корявое все, и бульдозер все в щепу истрет гусянкой. Ну, бывало, мужики на баню набирали. Но это копаться надо. На дрова проще: взял сверху, распустил на «хвосты» и тащишь.
– Бесхозяйственность, — сплевываю под ноги.
– Да вообще…— кивает Володя и загибает в три колена на десятое, я начинаю завидовать его красноречию.
Следующим заказом я снова обязан новому знакомому: у него звонит телефон, он недолго переговаривается и, нажав кнопку «отбой», делает мне призывный жест.
– Покопаем?
–Запросто.
Идти недалеко — в то же садовое общество, где мы разгружали дрова, только еще тремя улицами ближе к бывшему карьеру, а теперь — пруду. Новый заказчик — высокий, сухой дед встречает нас у калитки. С Володей они здороваются как старые знакомые, мне дед благожелательно кивает:
– Анатолий Павлович.
Лопаты стоят у крыльца. Перед работой раздеваюсь до плавок и кроссовок: майское солнышко — ласковое, комарье и прочий гнус пока спят и не докучают. Вова тоже стягивает рубаху: загорать.
Анатолий Павлович ходит по огороду, опираясь на вырубленный из березы то ли кол, то ли костыль. Им же поправляет подвязанные попарно стебли прошлогодней малины, сковыривает с тропинки незваные сорняки. Той же палкой очерчивает нам фронт работ: где копать, а где фигурно обойти кусты смородины.
– А если силы останутся, то вот там за домом — еще есть грядка под укроп. Но если не успеете — и черт с нею, я уж потом сам, потихонечку, с передышкой, — напутствует нас заказчик.
Беремся копать довольно резво, в хорошем темпе. Уже через 10 минут оказываюсь в отстающих. Искоса приглядываюсь к тому, как работает напарник. Через некоторое время замечаю: его движения — более экономны. Плюс — между каждым новым движением он полностью распрямляется, давая отдых пояснице. А комья земли на штыке лопаты — наоборот, практически не поднимает над грядками, скорее, переворачивая их, чем перебрасывая. Пробую подражать и скоро ухватываю механику процесса: начинаю догонять. Оказывается, даже в таком простом деле без сноровки никуда.
– Тут еще очень хорошо, надо признать, — надсадно, сквозь тяжелое дыхание говорит Володя. — Вот в прошлом году мне досталось восемь соток дерна поднимать в одного. Вот это, я тебе скажу, было «ух»! А тут каждый год почти копают, тут, считай, пух, а не земля. Да и просохло хорошо в этом году. Мокрую копать тяжелее.
Марина Круглякова/ТАСС
Фото: Марина Круглякова/ ТАСС
Анатолий Павлович возвращается к нам, держа в одной руке кусок плотного пенопласта размером с табуретку. Ставит его на землю между грядками, усаживается поудобнее, опирается на свой кол-батожок.
– Дедушка вам помочь не может. У дедушки руки видали, какие? — демонстрирует нам узловатые, сведенные артритом пальцы. — Зато дедушка вам может сказки рассказывать. Ты, Володя, вот мне скажи, ты деревья аккуратно пилить умеешь? Так, чтобы они на дом мне не упали?
– Вот эти что ли? — Вова оценивающе смотрит на растущие напротив дома тополя. — Тут надо вышку заказывать. Маковку подвязал, спилил, уронил. Еще кусок спилил, уронил. И постепенно так, до нужного уровня.
– Ну да, ну да. А то я было сам лезть хотел, но потом передумал. Вспомнил я одного нашего деревенского парня. Был я маленький еще, и жил по соседству такой дяденька — звали его Кошкодав. Потому что если кто ему что-то плохое сделает, у того как-то загадочно кошки пропадали. И все про него этот грешок знали, а вот поймать за руку не могли. И вот раз решил он по весне повесить на дерево скворечник. А дерево у него росло в огороде — как раз тополь. Вот лезет, лезет. Метров на семь, наверное, поднялся. И пора бы уже скворечник вешать, а веточка возьми и обломись. И он, как медведь ствол обнял всеми конечностями, и вниз летит. А под ним все ветки лопаются. Так он донизу тот тополь и обрил. И просто не передать словами, какое всей деревне тем самым зрелищем доставил несказанное удовольствие.
– Ну да, тополь — дерево хрупкое, — соглашается Вова, когда мы вдоволь просмеялись: уж очень чудно и ярко рассказывает дед разные байки.
Время от времени бросаем недокопанную грядку и беремся за нее же, но с другого края: приходится крутиться по солнцу, подставляя лучам то один, то другой бок, а то недолго и обгореть до волдырей. Я делаю перерывы на «водопой», курящий Володя отдыхает чаще. Зато пока он портит свое здоровье, я успеваю наверстать отставание. Так что по бороздам мы с ним идем практически вровень.
За забором, на соседнем участке бригада из Средней Азии строит финский коттедж. Новомодные щиты из прессованной крупной стружки, между ними — утеплитель. Все это надевается на сборный каркас. Работают ребята споро, без перекуров вообще, как муравьи. Шуруповерт не умолкает ни на минуту.
– Так они к вечеру второй этаж поставят, — киваю на соседей-азиатов.
– Ну, это даже не рекорд. Ничего удивительного, — отвечает Анатолий Павлович. — Вот у меня в детстве на Алтае была еще жива традиция так называемых «помочей». Говорили: пошли на «пОмочь». Или — Гавриловы «помочь» собирают. И вот каждый дом брался, мужики все со своим инструментом, бабы все с кастрюльками — эту же ораву надо кормить. И вот с рассвета до заката практически всей деревней делают что-то одно. Например, дом. А тогда хаты ставили как: солома. Пшеничная! Обязательно пшеничная, овсяная не подходит. Ее закладывают в опалубку и заливают смесью воды и глины. И вот мы, пацаны, кто помоложе, ее в опалубке топчем. Кто-то глину с водой бьет. Кто-то солому расчесывает. Мужики коробки собирают под двери да окна. И без перерыва, без перерыва. С закату— стены дома под самую крышу поднимали. За день! А потом бабы приносили, кто чего наварил, и всей деревней праздник!
– И как такой дом получался — крепкий, теплый?
– Ну, если успел просохнуть, то конечно. Такая стенка морозы держала страшные. И долговечно. Если глинобитную хату поставить не на землю, а на фундамент — веками простоит. А если как обычно ставили — в землю, то лет через сто такой дом постепенно оседал и врастал в почву по самые окна. Тогда уже внуки строили рядом новый дом, а этот становился хозяйственной постройкой.
У самого Анатолия Павловича дом собран из тесаных бревен. Тоже долговечно: топор при продольном ударе по бревну как бы «запечатывает» древесные волокна, не давая сырости проникнуть между ними. Видна рука большого мастера. В разговоре выясняю: хозяин — бывший строитель.
– Тут, если руку приложить, отличное место. Работы много, конечно. Под забор новые столбики подкопать, штакетник перебрать, чтобы жилы новые поставить. Подкрасить все. Тут дощечка, там гвоздик. А я старый уже, — сокрушается дед. — Внуки? Внуки — далеко. Разбросало по городам. А вот сегодня вы большое дело сделаете. Вскопаете, а там уже мы с бабкой потихоньку. Семена воткнуть у нас сил еще хватает.
Под вечер, отчаянно сигналя, по улице проносится маленький трактор. Размеров не больше легковушки. Очень похож на квадроцикл с кабиной и приделанным позади плугом. Из соседнего дома выходит пенсионерка, призывно машет руками над головой.
– Вызывали? — доносится оттуда.
– Ну вот, принесло его на нашу голову, — раздраженно бурчит Вова.
– Конкуренция?
– Да какая, к лешему, конкуренция? Разве он вспашет? Так, видимость одна. На пол лопаты вглубь! Да и смотри: он же не может как мы, фигурно кустики обкапывать, каждое деревце обходить? Это если надо большое поле, под картошку там или еще что. А вот тут — между грядок, на уже ухоженном и взлелеянном участке — тут землекопы нужны.
Наш заказчик подходит к забору и долго наблюдает за тем, как мини-трактор выписывает пируэты между вишнями на соседнем участке. Тот заканчивает через 10 минут. Правда, там всего соток 6, а не как у нас — все 15, но разница во временных затратах деморализует. Понимаю, что ручной труд безнадежно устарел.
– Ехай, ехай давай отсюда, — поругивается Вова, с остервенением втыкая лопату в землю. Будто послушавшись его, трактор выдает в небо столб черного дыма и катит дальше по улице.
– Видали? — смеется Анатолий Павлович, возвращаясь к нам, на свой пенопластовый пост. — 10 минут — и в дамках. И всего 400 рублей за сотку.
Возникает неловкая пауза.
– Зато копает-то паршиво! — смеется он. — Я глянул: осспадя! Как в такую землю сажать что-то можно? Ну, я уж не стал соседку расстраивать. Она женщина незлобная. Ну, ничего, разок победует с такими грядками, поумнеет.
Грядку «под укроп» заканчиваем вскапывать уже в глубоких сумерках. Недаром оставляли напоследок: ее освещает свет, падающий с веранды. Как хватило сил на весь огород — ума не приложу.
Хозяин зовет на ужин. Отказываться — и неловко, и не шибко хочется: надо признать, оголодали изрядно. Угощаемся весенним супом: картошка, заправленная щавелем и молодой крапивой. Очень вкусно. А вот от «магарыча» отказываемся запросто: отговорка железобетонная — обоим за руль. Встать из-за стола после ужина тяжело, но лишь потому, что натруженные мышцы одеревенели.
Мою часть денег Володя отдает мне уже после того, как мы вышли за ограду и потащились к «пятаку» — у Вовы там припаркована машина, а я еще успеваю на вечерний автобус. Не пересчитывая, убираю купюры в карман.
– Вова, ты каждый день вот так?— спрашиваю устало.
– Я что, больной? — усмехается он. — Вот ты завтра проснись и попробуй походить не в раскоряку. Да ты ж еще и загорал в первый раз сегодня. Запомни: кремы все — ерунда, сметана! Сметана тебя спасет!
– А всё-таки?
– Ну, если позвонят, то, наверное, поеду еще поработаю. Сезон же. А сам «выстаивать» не пойду. А вот послезавтра — наверное, пойду. А уж к выходным — точно. Народ опять на дачи повалит.
– Тебя подбросить? — спрашивает Володя, пикая брелком сигнализации. У него — старенькая, но ухоженная «японка».
– Нет, спасибо. Я сам. Посижу еще, автобус подожду. Подышать охота.
Вдоль дороги сквозь сумерки белеет черемуха. Пахнет — умопомрачительно. Пыль улеглась даже возле гравийной трассы: по темноте машины здесь ходят редко.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
