Поэт-пленник

Камиль Валиуллин / Наталья Кузнецова

Уфимец Камиль Валиуллин рассказывает, как сначала попал в плен к украинским военным и как потом освободился

Наталья Кузнецова

1 октября, 2014 11:29

9 мин

29-летний уфимский поэт Камиль Валиуллин, попавший в плен к украинским войскам в конце июля, вернулся домой. Его обменяли на украинского военнопленного в середине сентября, и через несколько недель он добрался до Уфы. «Русская планета» расспросила поэта о его заключении.

– Камиль, первое, что вы написали в соцсетях после освобождения: «Вкратце прочел всю массу информации, которую нашел про себя в интернете. Много — неправда». Что именно из того, что писали журналисты — правда, а что ложь? Как происходило ваше задержание на самом деле?

- Могу сказать, написали полную ерунду: что я ехал в какой-то машине скорой помощи, мы там перевозили оружие, гранаты и черт знает что еще (эта информация была распространена в сети с аккаунта представителя Минобороны Украины Владимира Селезнева — РП.). И как будто у меня хватило мозгов поехать в такой машине! Это полная чушь! И вообще, как я понял, всем все равно, что я был на войне, а почему-то интересно только то, что я был в плену.

- А что именно вы делали там два месяца?

- С самого начала я поехал туда как гражданский журналист: снимал последствия авиаударов, делал фото и видео и передавал информацию российским СМИ. Но потом с этим как-то не заладилось, и я оказался на блокпосте начальником караульной службы в Горловке. Где-то 19 июля я начал собираться домой, на побывку: вернуться домой к концу июля я планировал еще когда уезжал. Но вдруг начали бомбить, пришлось остаться. То же самое повторилось на следующий день. 24 июля я и еще несколько человек решили поехать в ДНР на такси. Наша цель была — пересечь российскую границу по одному из существующих коридоров. До Донецка мы доехали успешно, разместились на квартире знакомого и пробыли там всю ночь. И вот наутро началось то, что мы называли «синдром». Это когда тянет обратно. Три человека уехали обратно, а я все-таки остался. Но у меня начало просто, что называется, рвать крышу. Потому что в Донецке тихо, никто не стреляет. Где-то там одинокие выстрелы, конечно, успокаивали мою душу, но взрывов не было. Я понимал, что назад уже нельзя, потому что надо домой. Но вдруг я внезапно беру такси и еду наобум, наудачу на границу. Удача сопутствовала, я добрался до границы, до КПП, и вот собственно там меня и взяли. У меня не было ни оружия, ни гранат, никакой символики ДНР, как написали потом, ничего такого, за что можно было бы взять в плен. Как выяснилось, у меня нет миграционной карточки. Да я вообще не знал, что она нужна: ведь мы всю жизнь ездили к украинцам просто так, они ездили к нам по гражданским паспортам, со своими номерами, не было никаких проблем, а сейчас они выдумали какую-то чушь. У меня была пара каких-то мелких вещей, которые они сочли компрометирующими. Не помню точно, по-моему, это была листовка от референдума 11 мая, обычный листок. И вот на этой почве меня начали, что называется, колоть.

- Именно тогда было сделано видео с допросом, которое затем распространили в сети?

- Да, оно, кстати, было ужасно, просто бездарно смонтировано. В оригинале это видео длится около 40 минут, и вот из этих 40 минут нарезали восемь. Мама потом мне рассказывала, что в некоторых частях вообще не моим голосом сказано. Я его сам, кстати, до сих пор не смотрел, мне оно крайне неприятно.

Всего на этом КПП я провел два дня. Держали меня просто около какой-то будки на земле. Слава богу, дождя не было.

- А куда вас отправили после этого КПП?

- Через два дня приехала машина, меня скрутили, погрузили в салон и долго куда-то везли. В итоге привезли в Курахово (город в Донецкой области — РП.), где я просидел с 25 июля по 19 сентября. Но состояние мое в тот момент было, конечно, шоковое. Прежде всего, потому что относительно нас была абсолютная неучтенка: по документам из России мы не выезжали, с Украины мы не въезжали. То есть были вне какой-либо правовой зоны. Ничего не стоило им нас взять и, например, утопить.

Нас держали в рыбном [грузовом] контейнере. Обращались в принципе с нами нормально. Никто нас не бил. Пыткой была нехватка кислорода и света. Минут на 15 выводили на улицу, а все остальное время мы находились в абсолютно герметичном помещении. Температура там была где-то 60-70 градусов, примерно как в сауне. В общем-то было терпимо, но два или три раза условия становились просто жуткими. Жара на улице была под 40 градусов. А там, где мы сидели, она достигала 90 градусов. Настоящая душегубка. Влажность просто жуткая — около 200%. Например, картонкой обмахиваешься — она превращается в использованную туалетную бумагу. Первую неделю я там даже о еде не думал. У меня была настоящая депрессия. Единственное, о чем я тогда размышлял, буду ли я жить, и не лучше ли мне вообще не жить в этой ситуации.

- И вы пробыли в этой «душегубке» вплоть до самого освобождения?

- Нет, позже нас перевели в гараж. Там был свет, воздух. Потом у нас появились одеяла, со временем — матрасы. Нам начали давать сухой паек, хотя и небольшой. Книжки даже принесли. Я лично прочел вслух ребятам пять книг «Сталкера». Но с особенным удовольствием там я читал Чехова и Грибоедова. Вдали от Родины как-то особо хотелось чего-то истинно русского.

- Вы — поэт, и наверное, как у любого поэта стихи у вас рождаются постоянно и спонтанно. В плену пришли какие-то сроки?

- Я написал два коротких четверостишья, которые уже выложил в интернете. Еще есть кое-какие наработки, но они пока не закончены.

Зато в плену, я, можно сказать, дал лучший свой поэтический вечер. Свои стихи я прочитал ребятам, еще когда мы сидели в душегубке. Это, пожалуй, был самый яркий вечер в моей жизни с точки зрения проникновения в аудиторию. Осознание того, что ты, возможно, уже лежишь на смертном одре, позволяло мне как поэту выложится по полной. Уже потом, когда мы сидели в гараже, у нас вообще там были просветительские вечера: каждый рассказывал о том, что он хорошо знает. Был вечер металлургии, вечер ядерной физики, в моем исполнении — вечер истории Китая и литературы.

- А сейчас у вас есть какие-то планы? Получит ли ваш опыт в плену на Украине какое-то творческое воплощение? Не хотите ли вы написать, например, поэму?

- Нет, поэму однозначно нет. Поэма вообще — не жанр нашего времени. Стихи — это абстракция. А здесь нужно описать ситуацию. Обязательно будет роман о войне. Потому что всем интересен плен, а мне интересна именно война. Мне запомнилась масса ярких моментов, грустных и смешных, людей, образов. Все это я попытаюсь отразить в своем романе.

- Как к вам относились солдаты украинской армии?

- Я должен сказать, что рядовые пограничники ко мне в общем относились нормально. Кормили. На КПП один из них мне даже свой спальный мешок дал, потому что холодно спать на земле. А вот командный состав меня воспринимал, конечно, не очень доброжелательно. То есть: ты агент ФСБ и все. Вообще хочу сказать, что рядовые солдаты — это просто граждане Украины, которых призвали в украинскую армию. Неприязни к русским у них нет. Да и какая неприязнь может быть: они сами русские. Некоторые из них считают ДНР проявлением сепаратизма, но, например, для меня, целостность Украины, неделимость ее территории святыми не являются. Потому что там реально были случаи ущемления русскоговорящих. И вообще я не понимаю, в чем принципиальное отличие украинца от русского. В моем понимании украинец — это, например, то же самое, что сибиряк или уралец. Это географическая привязка, а не этническая.

- А правдиво ли, на ваш взгляд, отображают ситуацию в Новороссии российские СМИ?

- Я могу сказать, что все это правда, но это не вся правда. А чтобы ситуацию понять, надо там побывать. В плане государственных каналов, может быть, местами где-то сгущены краски, но чистой лжи нет. А вообще сейчас надо пробуждать в нашем народе патриотизм.

- Во время плена вы жалели о том, что поехали туда?

– Нет, нисколько. Украина — это плацдарм для атаки на Россию. И я рассуждал так, что если я, мой сосед, еще кто-то не поедут туда сейчас, то позже нас начнут убивать здесь. И вообще после того, как я буквально прошел по лезвию бритвы, у меня сложилось четкое ощущение, что я бессмертный. Моя система ценностей там прошла проверку на прочность и осталась той же. На Украину я поеду снова обязательно. Я очень хочу устроиться военным корреспондентом. Хочу в самую гущу событий, именно туда, где побольше стреляют. Хотя на самом деле у меня множество планов. Возможно, я начну свой бизнес, возможно, пойду в учиться в аспирантуру. Может, меня пригласят на работу в госорганы. А еще я умею таскать мешки с песком, в плену научился. Короче, мне просто надо время чтобы переосмыслить все произошедшее и принять решение.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе