Новости – Люди
Люди
«Сегодня нет проблем со свободой слова»
Фото: из личного архива Аркадия Шушпанова
Соавтор Сергея Лукьяненко из Иванова уверен, что людям не хватает элементарной самоцензуры
24 февраля, 2014 15:44
11 мин
Издательство «АСТ» запустило свой главный проект 2014 года — межавторскую серию «Дозоры». Основой проекта стал цикл «Ночной дозор» писателя Сергея Лукьяненко. Первая книга этой серии — «Школьный надзор» — роман, написанный Лукьяненко в соавторстве с ивановским фантастом Аркадием Шушпановым. Книга об Иных-старшеклассниках уже возглавила список лидеров продаж крупнейшего российского интернет-магазина «Озон».
«Русской планете» Шушпанов рассказал об особенностях современного российского фэнтези, о том, почему из современной литературы ушел креатив, и как появляются Львы Толстые, а также объяснил, как фантасту с периферии пробиться в большую литературу.
– Как вы стали соавтором Сергея Лукьяненко?
– В 2012 году проводился тематический мастер-класс Сергея Лукьяненко по роману «Ночной дозор», и на внутреннем конкурсе в рамках мастер-класса мы с автором из Москвы поделили первое место. Через некоторое время пришло предложение поучаствовать в новом проекте. Сергей сам предложил авторам, участвующим в проекте, выбрать ту часть книги, которую напишет он. Мы выбрали, я сначала написал свою часть, потом отдал ему, он все прочитал и написал ту часть, которую я ему отвел. Кроме того он вмешивался в ту часть, которую писал я, и как редактор, и как автор. Мне даже пришлось переписывать свою часть еще раз.
– Конфликтов такая правка не вызывала?
– Нет, но мы заспорили в некоторых моментах. Например, момент номер один: он обратил внимание, что мой герой получается какой-то идеальный, а у героя должны быть какие-то человеческие слабости. И, как раз когда он написал свою часть, он «одарил» героя этими слабостями. Задача была написать роман, соблюдая все условия, отраженные в фильмах и книгах. Их было два: не использовать в качестве главного героя персонажей самого Сергея Лукьяненко. То есть их можно было использовать только эпизодически. И второе условие — не менять этическую сторону: Темные и Светлые не равно «плохие» и «хорошие».
– Не исчерпала ли себя тема «Дозоров»?
– В 90-е годы это были очень актуальные книги. В период, когда нормы морали были абсолютно размыты, идея «Ночного дозора» состояла в том, что как бы люди, находящиеся по разным сторонам баррикад, себя ни вели, их моральные устои остаются неизменными. То есть даже если свет поступает плохо, он не перестает быть светом, а если тьма поступает хорошо, она не перестает быть тьмой. Сейчас мы живем в более устоявшемся мире, некоторые вещи, которые в 90-е были новыми, сейчас воспринимаются как сами собой разумеющиеся. Но сама идея остается актуальной, она всегда актуальна.
– Есть некоторая тенденция: фантастика становится актуальным жанром в периоды ограничения свободы слова.
– На мой взгляд, сегодня нет проблем со свободой слова. Ее нужно меньше, на самом деле, учитывая то, что приходится слышать, и то, что в Интернете приходится читать. У людей должна быть какая-то элементарная самоцензура, а ее нет. Можно хотя бы почитать, что пишут в Интернете про Сергея Лукьяненко. Но фантастика актуальна сейчас — она дает возможность увидеть нашу жизнь со стороны. Это похоже на какой-то фильтр, сквозь него мы видим все в других красках, по-новому, и мы будем вынуждены увидеть что-то такое, чего не увидели бы без фильтра. Или это похоже на линзу. Человек, который плохо видит, надевает очки и начинает видеть лучше, предметы, которые были размыты, становятся четкими. Сейчас фантастика стала немного другой, чем во времена моего детства или в 90-е. Она стала злободневной. Если братья Стругацкие декларировали, что пишут про нашу жизнь, то, в первую очередь, они все равно все рассматривали сквозь призму какого-то будущего. И их идея состояла часто в том, что лучшие люди нашего времени уже люди будущего. Если взять современную фантастику, то мы увидим, что даже когда писатели описывают будущее, они описывают настоящее. И люди будущего отныне не лучшие представители рода человеческого, а абсолютно любые наши современники, про которых просто написано, что они родились в будущем или живут на других планетах. К тому же сейчас большое значение имеет жанр фэнтэзи, но в нем другая тенденция — убежать от действительности, чуть приукрасить ее. То есть опять-таки увидеть ее сквозь какую-то линзу, но эта линза — в своем роде розовые очки.
– Чем сейчас можно удивить и увлечь читателя?
– Если бы я знал, что читателю надо, я бы был не соавтором Сергея Лукьяненко, а вторым Стивеном Кингом по тиражам (смеется). Никто на самом деле не знает — а уж как хотели бы издатели знать, что нужно читателю! Читателя можно удивить, показав ему необычную сторону того, что он уже хорошо знает. В принципе, вся литература этим, так или иначе, занимается, но это ключевой момент. «Дозоры» тоже на этом построены, недаром там действие происходит в реальных городах.
– Книга переходит с бумажного формата на электронный. Как вы оцениваете эту тенденцию?
– А как можно оценить переход с конной упряжки на автомобиль? Или переход от парусников к пароходам? Хотя, до сих пор есть люди, которые любят яхты. Писателей моего возраста можно сравнить с моряками, которые мечтали под парусами плавать, а сейчас…
– С моторчиком?
– С моторчиком можно, но пассажиров уже далеко не увезешь. Потому что пассажиры купят билет на пароход. А ты будешь плавать для своего удовольствия самостоятельно. Парусники и сейчас строят, но это увлечение, а не индустрия. Книги, к сожалению, уже давно стали индустрией, а индустрия рано или поздно целиком перейдет на электронный формат, но у этого есть свои положительные стороны. Автору будет проще опубликоваться. Сейчас стало можно сделать то, чего нельзя было сделать автору в 80-е годы. Можно самому напечатать книжку, самому заплатить типографии. Но если и раньше книжку напечатать можно было, то вставал вопрос, как ее распространять. Автору электронной книжки не нужны услуги издательства. Электронное книгоиздание пока что не стало индустрией, пока мы не знаем, как это делать.
– Писатели, выкладывающие свои творения в Сеть, сталкиваются с огромным количеством не столько читателей, сколько критиков.
– Действительно, есть такое ехидное определение, что профессиональный критик — это любитель, получивший доступ к серьезным площадкам для публикаций. Сложность для писателя состоит в том, что это отвлекает, ты тратишь на это время. Я сам себя на этом поймал: книжка вышла, и я через пару дней начинаю выходить в Сеть, смотреть отзывы. Но у писателя развивается навык «отшелушивания», то есть ты начинаешь отбрасывать эмоции людей и спрашивать, что они имели в виду. Критика — это просто зеркало, кривое или прямое, но ты в него смотришься и видишь что-то. Зеркало не может тебе подсказать, что с этим делать. Если ты увидел в зеркале, что сутулишься, то ты распрямишься, но само зеркало никогда не подскажет, что тебе делать с сутулостью.
– Как писателю с периферии пробиться в большую литературу?
– Я могу говорить только о писателях-фантастах. Как ни странно, несмотря на то, что литература в состоянии кризиса, и молодым авторам пробиваться сложнее, есть вполне устоявшаяся процедура. Во-первых, нужно ездить на конференции, посещать семинары и мастер-классы, по результатам которых авторы получают возможность публиковаться, в том числе, и в различных межавторских сериях. После публикации в этих сериях появляется шанс, что опубликуют и твою собственную книгу.
– Многие говорят, что современная литература — пустая, существующая на старых идеях, изживающих себя…
– Мне это знакомо как маркетологу. Сравните рекламу, которую вы видите сегодня по телевизору, с рекламой, которую видели в 90-е. Реклама 90-х была феноменальным явлением, люди ругались на нее, плевались, но она выполняла свою функцию: она запоминалась, она удивляла. Во многом это объяснялось тем, что она сама по себе была новым явлением. Но самое главное, что люди не знали, как ее делать правильно, и они много экспериментировали. То же самое происходило с литературой. Советской литературы уже не было, советской фантастики уже не было, и авторы экспериментировали. А что произошло потом? Я проведу параллель с рекламой, которая сейчас перестала быть такой, как в 90-е. Выросло поколение, люди стали учиться рекламе, перевели учебники, кто-то съездил за границу, рекламу стали делать по науке, «как надо». Креатив ушел, ушла попытка удивить. Сейчас чем более интересен и нестандартен рекламный ролик, тем меньше вероятность, что его купят. То же самое происходит с книгами. Появились форматы. Если раньше в серию книг могли входить книги разных жанров, то сейчас в серию юмористической фантастики не может затесаться какая-либо нотка серьезности. Хоть одна такая нотка — книжку не купят, книжку не купят — перестанут покупать и серию. Всем стало что терять: и издателям, и писателям. Поэтому автор сейчас стоит перед одной дилеммой: или ты пишешь то, что напечатают, или ты пишешь то, что интересно тебе, то, что тебе кажется прорывным, но сознавая, что это, скорее всего, не напечатают. Через какое-то время, я думаю, что это произойдет достаточно скоро, лет через пять, произойдет слом, и опять хлынет креатив.
– А Львы Толстые сейчас могут родиться?
– Конечно. Ныне покойный уже ученый и писатель Генрих Альтшуллер, автор теории решения изобретательских задач, в конце жизни много занимался вопросами психологии творчества и анализировал биографии известных творческих личностей. И он пришел к парадоксальному выводу, доказал, что гениальность — это вопрос выбора личности, а не вопрос задатков. Гений — это не человек, в котором больше способностей, а человек, который выбирает дорогу гения. Просто выбор этот настолько тяжел, что многие не могут его сделать. Лев Толстой в литературе — это человек, который сделал такой выбор. Его рождение не зависит от места, времени и состоянии общества. Но все прекрасно знают, насколько тяжела была жизнь Толстого, хотя, казалось бы, уж кому как не ему жить и радоваться. Все мы знаем, каким несчастным человеком закончил свою жизнь Лев Толстой. Что он чувствовал, как он метался — вот цена, которую платил Толстой. Если есть люди, которые готовы заплатить эту цену, моральную цену — они станут как Толстой. Если мне когда-нибудь хватит пороху заплатить эту цену, то, может быть, я им стану.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
