Рожденные в «Рекорде»

Фото: из личных архивов А. Сахарова

Руководитель творческой группы «Черный пруд» Алексей Сахаров — о неформальном городе Горьком

Людмила Вожакова

27 января, 2015 09:09

9 мин

«Черный пруд» — творческое объединение, созданное в 1987 году группой нижегородских художников. Оно сыграло значительную роль в культурной жизни закрытого советского Горького, вернув интерес публики к нерегламентированной живописи. Руководитель творческой группы «Черный пруд» Алексей Сахаров рассказал РП об андеграундном коллективе и о том, почему на одного художника приходится по десять его ценителей.

– «Черный пруд» был создан уже состоявшимися художниками, а с чего все начиналось?

– С квартирных выставок. По сути это были типичные для доперестроечного времени квартирники — собиралась местная интеллигенция, общалась кто о чем. Кто-то читал стихи, кто-то философствовал. Такие «собрания» были очень популярны. Чаще всего выставки проходили в верхней части города, в квартире Леши Андреева. Его жена очень кстати работала в кинотеатре «Рекорд», кем-то вроде киноведа или искусствоведа — в кинотеатрах были такие должности. Причем «Рекорд» был особым кинотеатром. У моих знакомых были попытки по знакомству организовать выставки в «Рекорде» — в результате им всем дали по шапке, объявили выговор. И после этой неудачи негосударственные выставки окончательно стали квартирными. Народ собирался каждый четверг, но экспозиция висела и после ее «открытия», прийти и посмотреть можно было в любое время, нужно было только договориться с хозяевами квартиры. Постепенно «выставка» у Андреева закрылась, но начала работать другая, в Сормово. Одна женщина открыла там свой «салон» — тоже в квартире, где-то за кинотеатром «Ракета».

В 1986 году все изменилось: начались перестройка, гласность — стали появляться настоящие выставки. Осенью того года ребята из ДК Орджоникидзе организовали фестиваль молодежного искусства. У них в ДК был Музыкальный Молодежный Клуб (позже — рок-клуб, единственный в городе. — Примеч. авт.). Они очень активно интересовались джазом, устраивали концерты, «привозили» отличных исполнителей, таких как Владимир Чекасин. В ММК приезжали люди из музыкальных клубов Ленинграда и Москвы. Музыкальный клуб сумел найти общий язык с комсомолом, а потому у него и получилось официально организовать такой крупный фестиваль. На этом фестивале состоялась первая большая выставка — в ней участвовали не только будущие члены «Черного пруда» (с некоторыми из них мы еще только познакомились на этой выставке), но и многие другие художники. В фойе, на балконах — везде были развешаны картины. Потом был большой концерт, а в конце праздника все желающие даже писали какую-то общую большую картину.

Фото: из личных архивов А. Сахарова

Фестиваль был событием, ведь квартирные выставки — это не выход. Выставка должна немного иначе функционировать, должны быть свободный вход, официальное открытие и закрытие. Круг лиц должен быть шире, важен процесс, обсуждение. В то время были очень популярны обсуждения выставок. Сейчас это ушло. Были попытки возродить традицию, но они закончились неудачей — что-то изменилось. У людей уже другое мировосприятие, а тогда был всплеск всего: интереса, коллективизма, хотелось обсуждать, говорить.

– «Черный пруд» появился после этого фестиваля?

– Почти. В декабре того же года горком организовал выставку в «Рекорде», и тоже сборную. Как раз на этой выставке у нас возникла идея создать собственное объединение. Было понятно – времена меняются, можно действовать, а в коллективе легче выжить, и легче организовать выставку. Мы собрались в «Рекорде», перед закрытием этой самой выставки. Решили написать устав — обсудили, утвердили. Выбрали руководителя… меня. А казначеем выбрали Алексея Акилова. И пошли регистрироваться.

В Министерстве культуры нам сказали, что сами по себе существовать мы не можем. Тогда действовал закон «О добровольных обществах» от 1933 года, в котором говорилось, что создавать добровольные общества можно только при юридическом лице, то есть при какой-либо организации, к примеру, при областном комитете профсоюза. Мы стали искать, кто бы мог взять нас к себе под крыло. Я даже ходил к руководству парка «Швейцария», предлагал им устраивать выставки в летние праздники. Никто не соглашался, но нам вовремя пришла в голову идея — ведь горком организовывал выставки, может, мы будем ему интересны? Так и оказалось. Свои следующие выставки мы устраивали уже в «Рекорде», на втором этаже вестибюля, рядом со сквером, который назывался Черный пруд. Сначала нас в «Черном пруду» было восемь. Я, Леша Акилов, Яков Васильченко, Галя Каковкина, Коля Сметанин, Гена Урлин, Коля Опыхтин и Сергей Суворов. Потом приняли Сергея Сорокина и еще позже Наташу Панкову.

Каждый раз для того, чтобы провести выставку мы писали заявку, прикладывали список работ, и я все это тащил в Министерство культуры. Пару раз приходили люди из Союза художников, проверяли наши заявки, смотрели, как мы работаем. Тогда уже все работы пропускали к участию в выставке, но, тем не менее, приказ «разрешить» получить было необходимо. Потом стало легче.

– Получается, что «Черный пруд» — это нижегородские «Митьки»?

– «Митьки» — это немного другое, их объединяет манера одеваться и разговаривать, стиль жизни. Например, звонит один «Митек» другому и говорит: «Это кто это там лает!?», а ему отвечают: «С тобой не лает, а говорит, бандит…». А главным объединяющим началом нашего «Черного пруда» было желание выставляться. Образ «Митька» придуман. Все началось с отца Дмитрия Шагина. Он был художником, всех звал «Митьками», общался в определенной манере, все время носил тельняшку. А его сын перенял этот образ и стал использовать, создал такое объединение — «Митьки». Они, конечно, тоже писали и пишут. Лет семь-восемь назад они даже хотели приехать к нам, в Нижний Новгород. «Митьки» постарели, бросили пить и придумали себе развлечение — ездить по регионам, писать этюды и тут же дарить их. Своеобразная благотворительность. У нашей компании было несколько домиков в деревне, и «Митьки» зондировали почву, хотели приехать, познакомиться. В результате как-то не сложилось.

– Понятно, принцип объединения совершенно другой. А вдохновляло вас и ваших друзей тоже что-то особенное?

– Вдохновляло то же, что и остальных. Информации было немного, и то «запрещенное», что удавалось раздобыть, и удивляло, вдохновляло. Смотрели фильмы Тарковского, итальянские, польские фильмы. Слушали «Битлов», позже — «Пинк Флойд» и Джимми Хендрикса. Книги занимали особое место — Борхес, Кортасар, Маркес, Кафка, Гессе, Джойс — читали все это взахлеб. Еще в восьмидесятые самиздатом стали печатать много «запрещенной» литературы. Тогда все это было в новизну. Когда я учился в школе, еще только–только в программу включали Есенина. Вокруг нас существовала своя среда, и в большинстве своем ее определяли самиздатовские книги. В ней было место и Высоцкому, Ахматовой, Мандельштаму. Недавно я взялся перечитать «Сто лет одиночества» Маркеса и почувствовал унылость. А тогда это все было откровением.

Фото: из личных архивов А. Сахарова

– Сейчас вы служите старостой собора, раньше преподавали живопись в вечерних и детских художественных школах. Не было желания заниматься исключительно живописью?

– Сегодня жить живописью очень сложно. Есть несколько художников, которые известны — по разным причинам — и их работы покупают. Но большинство художников живут преподаванием, работами на заказ и тому подобным. Твое имя должно быть очень раскрученным, чтобы ты мог существовать исключительно за счет своей живописи, а это очень непросто — много лет нужно работать не только на развитие таланта, но и на свое имя. Самое важное и самое сложное — найти аудиторию, которая бы тебя не только ценила, но и покупала.

– А как же выставки?

– На выставки приходит немного народу, но так было и в советское время. Например, наш главный нижегородский выставочный зал всегда был полупустым. В 2007 году мы организовали большую выставку в художественном музее, и сотрудники музея подсчитали, что экспозицию посетило около шестисот человек за месяц — для музея это стало едва ли не рекордом. А обычно выставку посещает двести-триста человек в месяц. Людей, интересующихся изобразительным искусством, не так много. Интересующихся музыкой гораздо больше. И театром — тоже.

Я учился в Ленинграде, ходил на выставки. Когда привозили что-то редкое, неожиданное, то народ валил. Ленинград — город все-таки культурный. Но настоящую очередь на выставку я видел всего один раз: в 1972 года у дома офицеров в Ленинграде тянулся хвост из желающих попасть на выставку Ильи Глазунова. Потому что это был скандал, эпатаж. У происходящего был привкус запрещенности, информация расходилась из уст в уста, и желающих становилось все больше. Но всегда, в любом городе есть постоянный круг ценителей. В Нижнем Новгороде, я думаю, это приблизительно тысяча человек. Есть в городе сто профессионалов, и на них есть тысяча зрителей. Это приблизительно. Но проблема остается всегда — есть ценители, и они редко оказываются покупателями.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе