Новости – Титульная страница












Титульная страница
«Родители до конца жизни оставались влюбленными в Сталина»

Юрий Магницкий. Фото: Марина Редькина / «Русская планета»
Ровесник Победы Юрий Магницкий о родителях-фронтовиках и своей послевоенной судьбе
16 апреля, 2015 21:00
4 мин
Юрий Георгиевич Магницкий был вместе с Красной армией в Берлине в 1945 году — в утробе матери. В этом году ему, как и Победе в Великой Отечественной войне, исполняется 70 лет. Преподаватель Амурского госуниверситета рассказал «Русской планете», каково расти в семье военного дворянина и потомственной француженки, а также зачем в 45 лет бросать Москву и ехать в неизвестное Приамурье.
«Горжусь предками»
— Отец мой, Магницкий Георгий Андреевич, имел дворянское происхождение. Родился он в 1895 году под Москвой в деревне Семеновка, как раз около Бородинского поля. Все предки по его линии верой и правдой служили, как тогда было принято говорить, «Богу, царю и Отечеству». Занимали видные посты. В чинах они были высоких, генеральских, вроде тайного советника. Есть в роду царский посланник в Туркестане. Один из моих предков даже упоминается на страницах «Войны и мира», где герои беседуют со Сперанским:
«...Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто-то другой заявил свою готовность рассказать что-то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных.
...Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление» (Л. Толстой, «Война и мир», 1868, ч. 123, XVIII).
У отца жизнь сложилась нелегко. Профессиональный военный, он был офицером еще до Октябрьской революции. При советской власти военная карьера быстро пошла вверх. Перед войной служил в чине полковника, выполнял личные поручения в связи с действиями армии Тухачевского. Но незадолго до войны, при Ежове, его обвинили в шпионаже в пользу Англии. Более года просидел в «одиночке» на Лубянке, подвергался пыткам.
Когда появился Берия, отца оправдали и выпустили на свободу. Но он даже не успел съездить в отпуск, как началась война. Сразу попал в окружение на западном фронте. С бригадой, которой командовал, сумел выйти на наши позиции и на себе вынести знамя части. Поэтому второй раз его уже не таскали спецслужбы, после этого поступка он был полностью прощен.
В окружении отец был несколько раз ранен и контужен, поэтому попал в военчасть. Начальником ее медслужбы была майор Надежда Антоновна Бони — моя мать. Так они и познакомились.
Мама родилась в 1911 году в дворянской семье. Она далекий потомок тех французов, которые когда-то пришли в Москву с Наполеоном. Но обратно их семья не вернулась и осела в Подмосковье.
«В несколько этажей лежали трупы»
В Великую Отечественную родители воевали все пять лет, практически не отходя от передовой. Отец служил связистом, мать состояла «при нем» медиком. В 1943 году отцу дали генеральское звание. Он многократно награжден, в том числе орденом Ленина. Оба были тяжело ранены. До сих пор помню шрамы на их телах. Вспоминали о войне они без подробностей. Говорили, что было страшно. Залитые кровью улицы Кёнигсберга (ныне Калининграда) особенно врезались в память матери. Невозможно было, не поднимая ног, идти по земле, потому что повсюду в несколько этажей лежали трупы. Военные эпизоды они описывали как сплошной непрекращающийся кошмар. Эти ужасы просто невозможно передать словами. Все было понятно по их телам, иссеченным пулями. По глазам сослуживцев, собиравшихся у нас за столом ежегодно 9 мая.
В итоге они участвовали в штурме Берлина, когда мама уже была мной беременна. Знала, что ждет ребенка, но тогда некогда было бояться: шли к победе. Потом она часто говорила, что здоровье мое было подорвано в утробе, под громкими выстрелами и канонадами.
А родился я уже в ноябре 1945 года, на территории Польши, в городе Торунь. После войны мои родители остались там в группе советских войск, участвовавших в уничтожении профашистского подполья. Тогда это движение оставалось во многих восточноевропейских странах. Поэтому на польском языке я поначалу говорил, пожалуй, даже лучше, чем на русском. Хоть и был болезненным ребенком и практически не общался со сверстниками.
Иногда родители надевали пропылившуюся, много раз стиранную, всю выцветшую военную форму. Было видно, какие они несчастные, как им тяжело было. По привычкам военного времени хранили продовольственные запасы: годами стояла американская тушенка. Они все вспоминали, что на фронте было очень голодно, много смертей и трагедий пришлось пережить. За несколько минут на их глазах убивали целый полк.
Православные коммунисты
В начале 50-х наша семья переехала в Свердловск. Отца перевели на должность начальника связи Уральского военного округа. Служил вместе с Жуковым, я даже немного его помню. После всех выпавших на долю испытаний отец очень подорвал здоровье, но до последних сил отдавал долг службе. В 1953 году вынужден был по состоянию здоровья уйти в отставку.
Так как оба родителя были коренными москвичами, они получили квартиру в столице. Отец прожил на пенсии всего 11 лет, умер уже в 1964 году. Мама умерла в 1988-м, когда ей было 77 лет. До конца жизни проработала главным врачом крупнейшей московской больницы. Она всегда была на руководящих постах. Родители до конца жизни оставались влюбленными в Сталина. Очень тяжело переживали его смерть, ни в коем случае не винили за случившееся. Считали, что это была просто ошибка. Очень гордились тем, что была достигнута Победа. В значительной степени ее роль приписывали Сталину, Жукову, Рокоссовскому.
В то же время родители были до мозга костей русскими. Хоть и являлись коммунистами, но всегда оставались верующими, православными людьми. Потихоньку молились. Отец не переставал говорить фразу: «Будь верен Богу, царю и Отечеству. А дальше как получится». Мне иногда мать говорила, что на фронте ей было с людьми легче, чем в мирное время. Там все эмоции были неподдельными, а после начались «подсидки, подглядки». На войне отношения между людьми чистые, говорила она.
Конечно, они были бы очень рады, что мы дожили до 70-летия Победы. Сегодня, к сожалению, я не могу попасть на их могилы. Все они похоронены на Ваганьковском в Москве, но из-за урагана половину кладбища там разметало. Сейчас их найти уже не представляется возможным. Когда бываю в столице, езжу на Есенинскую аллею Ваганьковского, неподалеку от места их захоронения.
Я горжусь тем, что у меня такие родители и такие предки. На мою судьбу это повлияло самым положительным образом. Меня закалили патриотом, человеком, способным выжить в этом государстве. Сами рассказы о войне в семейном кругу очень хорошо формировали характер. Он стал более твердым, жестким. Глядя на своих родителей, я научился переживать многие вещи. Сумел многого достичь.
В глушь к волкам
С юных лет я в спорте. Дело в том, что с рождения очень много болел. Сказались мамина фронтовая беременность и тяжелое послевоенное детство. Чтобы как-то преодолеть это, попробовал заниматься спортом. В итоге прошел все детские, юношеские и другие круги подготовки в сфере волейбола. Был игроком команды мастеров московского «Динамо», неоднократным призером многочисленных соревнований. Смог очень много повидать за границей, поездил по стране. Помогали уроки родителей. Мама свободно разговаривала на немецком, а отец — на английском. Поэтому я вырос полиглотом. Дома почти не жил: все время на сборах. Со спортивной карьерой пришлось завязать к 30 годам из-за серьезной травмы: повредил голеностопный сустав. Поэтому продолжил учиться.
Я поступил в Московский авиационный институт, на старших курсах перевелся на исторический факультет института имени Ленина. Его и окончил. Затем пошел в аспирантуру кафедры философии гуманитарного факультета МГУ. Тема у меня была по творчеству Достоевского и Камю о проблемах человеческого существования. Параллельно, с 19 лет, работал научным сотрудником в центральном музее Ленина. Там было идеологическое учреждение, а специфика моя заключалась в работе с иностранными гражданами. В 1990-х музей закрыли. Пришлось перебиваться случайными заработками. В итоге, когда все умерли и я остался один, решил кардинально изменить свою жизнь и уехать на Дальний Восток.
На Амурскую область выбор пал не случайно. Здесь когда-то медсестрой работала моя мать. Она всегда очень тепло отзывалась об этом крае и местных жителях. Еще будучи совсем девочкой, она променяла столицу на тайгу. Произошло это после гражданской войны, когда в Москве был голод. В начале 20-х годов ей деваться было некуда. А на Дальнем Востоке нашлась работа, за которую платили. Несколько лет мама была здесь акушеркой. Вспоминала, как переезжали из деревни в деревню на лошадях с повозкой. За ними гонялись волки. Но она была молодой девчонкой, ей все казалось романтичным. О людях отзывалась просто: «Добрые, сердечные, немного жестковатые из-за климата». Поэтому мой выбор в поисках нового места жительства после Москвы был очевидным.
Здесь около пяти лет я кем только не работал — от учителя до тракториста. Объездил всю область. В Благовещенске сначала устроился лектором в Дальневосточном аграрном университете. После устроился в Амурский государственный университет на кафедру философии, а затем социологии и журналистики. Здесь работаю и по сей день. На кафедре журналистики, кстати, я самый старейший работник. В 2015-м как раз отметили 20-летие моей преподавательской деятельности в АмГУ.
Параллельно я являюсь научным консультантом регионального отделения Всероссийского центра изучения общественного мнения и Фонда общественного мнения. Проводим социологические исследования по всему Дальнему Востоку, от Хабаровска до Якутска. Мне нравится эта работа. Не знаю, сколько еще смогу преподавать, но для меня университет — дом родной. Сама работа очень интересная и благодарная. Даст Бог, отпраздную 70-летие Победы, а затем и собственный юбилей.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости