«Главное для зависимого человека — поверить в Бога»

Православный реабилитационный центр для женщин встречает меня созревающими яблоками с каплями дождя на зеленых боках и кудахтаньем домашней птицы. Большой дом, сад, подворье. В убежище для тех, кому наркозависимость дышала в спину, натуральное хозяйство кормит всех жителей.

Елена Полянская руководит ессентукским филиалом Спасо-Преображенского реабилитационного центра. В свое время она тоже исцелилась здесь. Сегодня у Лены день рождения, и вот уже в третий раз этот праздник отмечается трезво.

Она провожает меня на кухню, там пока пусто: все девушки на занятиях. Мы усаживаемся за длинный стол, за таким могут одновременно разместиться человек пятнадцать. С правой стороны от него «красная стена» с образами. Иконы по углам, еще больше — в коридоре, и даже на холодильнике пара магнитиков из храмов.

– Их так много затем, чтобы человек остановился у каждой и подумал, — объясняет Полянская. — Молитвы утренние и вечерние — это понятно, но есть еще и молитва индивидуальная, беседа с Богом. Разговаривать надо с ним, просить. Зависимость — хроническое заболевание и преследовать оно нас будет до конца. Поэтому каждый день — поле битвы. Мы попали в зону риска, но с этим люди живут, если у них есть желание не существовать, а действительно жить. Надо жить, мы же не закопаемся. Главное, понять, что зависимость есть, принять этот факт и не уходить в отрицание.

Кофе вам не предложу, чай тоже, — Лена кивает на газовую плиту, —  у нас внезапно отключили газ. Греть не на чем. Так что будем пить фруктовый компот.

– При наркомании, как и при алкоголизме, теряются чисто женские навыки. Поэтому труд включен в восстановительный процесс. У нас заново учатся готовить, вязать, шить, ухаживать за животными.

Елена наливает полную кружку. Кудахтанье слышится прямо под окном, и кажется, в округе нет никого больше, только курочки во дворе.

– У нас сейчас на реабилитации 10 девушек из разных регионов России. Обычно едут издалека — чтобы кардинально сменить обстановку. Подмосковье, Нижний Новгород, Санкт-Петербург. Самой младшей исполнилось 17 лет.

Эйфорическая память — очень сильная вещь. Ею мучаются: то в мрачное уныние впадают, то в слезы. Это элементарно происходит, например музыка из прошлого заиграла. Женская психика — другая планета. Поэтому все, что связано с домом и местами из прошлого, очень быстро отбрасывает человека с зависимостью обратно. Тяга остается, а последствия, которые она принесла, забываются. В прежних условиях срыв может произойти в любой момент. Нельзя давать себе гарантию, что ты выстоишь.

Поэтому в центре живут минимум год, причем первые два месяца запрещены даже телефонные разговоры с родственниками. Родители звонят руководителям программы, но не дочерям.

Есть период, когда родные могут только помешать. Иногда кажется — в нормальном состоянии девочка, малодушничаешь и думаешь: «Ну, пусть позвонит маме» Но понимаешь в этот же момент, что это ошибка и делать так нельзя. За полчаса все может перевернуться. Да что там, даже год в центре — это мизер в жизни.

– Да и тут соображать надо очень быстро, — Лена водит пальцем по ободку кружки, — сразу садиться и разговаривать, своим опытом делиться. С девчонками разговор — самое важное.

Ей есть что рассказать — экономист по образованию, в прошлом работала с vip-клиентами в одном из крупных банков. Удачно складывающаяся карьера, семья, живущая в достатке, и корпоративы. Много-много корпоративов.

– Там не было никого смысла, одна пустота. То состояние, когда ты понимаешь, что все плохо, но ничего не делаешь. С дочерью отношения я потеряла, она у меня правильная, жесткая девочка, и с тем образом жизни, который я вела… В зависимость я входила лет пятнадцать. Масса потерь всего. Замкнутый круг без всяких изменений — и каждый раз все больше, и больше, и больше. У меня мама воцерковленная, просила меня разобраться со своей жизнью. А я ей долго говорила: все так живут, все пьют. В переломный момент я поехала к ней и просила только о том, чтобы меня быстро отвезли куда-нибудь.

Порой взгляд ее застывает, будто она смотрит внутрь себя и заново переваривает прожитое. Но через несколько секунд глаза оживают, и в них — добро.

В центре заново учатся готовить, вязать, шить, ухаживать за животными. Фото: Екатерина Филиппович/ «Русская планета»

– Сюда приезжают люди ожесточенные. То, как они себя в процессе восстановления переламывают, огромная работа. Но все равно в голову никто не залезет и не заставит поступать как должно, посыл идет изнутри

– Только по необходимости. Есть психолог и духовник. Давайте я объясню, как это происходит. За новенькой смотрит девушка, которая на реабилитации давно. В распорядок мы на первых порах ее не ставим, даем привыкнуть.

– В моей практике не было такого, чтобы зависимый человек самостоятельно ушел в религию, — Лена говорит быстро, смотрит на иконы. — Может, это связано с тем, что наша страна прожила семьдесят лет в атеизме. Ходить в церковь же считалось чем-то, не знаю, зазорным. Поэтому в семьях сохранилась чисто обрядовая связь с Богом. Церковь становится местом, которое помогает начать все сначала. Она показывает, что возврат в жизнь возможен.

– На психологическом уровне это одно и то же состояние. Слушаешь их, внутри одинаковые переживания, одинаковая грязь. Но наркотики до дна доводят быстро, а алкоголизм — нет, и с ним человек считает, будто ничего страшного не происходит. «Все так живут», — думает он. И вхождение в употребление растягивается на годы. Для женщин процесс особенно разрушителен.

Хотя, с другой стороны, смотришь на девочек, которые «сидели» (на игле — Примеч. РП.), и страшно. Они приезжают словно замороженные — и эмоционально, и духовно, и никакого сострадания у них нет. А им по 17 лет, жить еще не начинали. Нация реально уничтожается, гибнет молодежь. Рожать некому и не от кого. Те, кто постарше, на реабилитации понимают, что надо выкарабкиваться самим, чтобы уберечь своих детей.

Лена провожает меня в холл. Одна из тумбочек в нем заполнена мягкими игрушками, которые постоялицы православного центра сшили сами. Зеленая собака, тигр из «Винни Пуха», ежик и дельфин выглядывают с прозрачных полок. У зверей вместо глаз разноцветные кружочки, пустые в том месте, где должны быть зрачки. Рядом висит плакат с женскими фотографиями «до» и «после». И пустые кружочки-зрачки на фото «до» на снимках «после» снова превращаются в живые человеческие глаза. Я насчитываю 24 снимка.

В молебном зале читают Новый Завет. Горит лампада. На стене рисунок дерева с корнями-причинами и листьями-последствиями зависимости. Ствол его образует слово «страх».

Девушки между собой пытаются истолковать Библию.

– Сказано: «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях», — то есть Бог подарил шанс на спасение. Мы не в тюрьме и не в могиле. То темное, что есть в нас, там так и будет. Упасть легко, а подняться и прийти к Богу, пусть даже немощными в вере, дано не каждому.

Девушки молятся до и после трапезы. Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»

– То есть, ты накосячил, когда осуждал и презирал ближнего своего.

Маша в длинной юбке и толстовке рассуждает о православии и абортах:

– Я так думаю, где один кушает, там и второй насытится. Где же ваша любовь, о которой вы так горячо говорите? Молодые девчонки жизнь детей убивают.

– А когда наркоманка принимает во время беременности, рожает получеловека, затравленного, заширенного и оставляет его на попечение государства — это хорошо? В чем он провинился, что его травили, а потом бросили? — Варвара проходит реабилитацию во второй раз, и для нее каждый день проходит под знаком сурка.

– Когда осмысливаешь Писание, понимаешь: с тем, что есть у нас, можно жить, — говорит она. — В алкозависимости я десять лет. На первую реабилитацию пришла с мыслями о «волшебной таблетке» — принимаешь такую, и все проходит. Думала потом, что смогу контролировать потребление. За четыре месяца сорвалась. В Ставрополе меня выгнали со съемной квартиры, прошлым летом неделю я жила в парке. Попыталась как-то искупаться хотя бы в фонтане и в тот момент поняла, что ноги отказывают. Это был перелом, я понимала, что дальше или меня отвезут на какую-нибудь кошару, или я попаду в сумасшедший дом. Но мне повезло, я снова оказалась здесь.

– Как бы ни хотелось, нет ее… Если хочешь жить трезво — борись всю жизнь. Чаще всего зависимые — люди ленивые, привыкли, что за нас кто-то все делает: родители, мужья.

Варя теребит кольцо на безымянном пальце. До того, как все потерять, она работала продавцом в алкогольном магазине. Пять лет жила в гражданском браке.

– Мы вместе шикарно употребляли. Если бы не разошлись, он бы убил меня и сел. Или я бы его убила и села. С родственниками отношения потерялись еще тогда. Сестра сказала: «Лучше б мы тебя похоронили и один раз поплакали». Общается со мной только тетя, она женщина верующая. Колечко это она мне на день рождения подарила.

Возвращаться в Ставрополь Варвара не хочет, думает остаться при центре в качестве консультанта.

– Меня очень пугает, что наркомания идет из школы. Словно кто-то решил, что Россию иначе не взять. Вот у нас сидела в группе девочка Юля, слева от тебя она была, на диване. Так она с 16 лет «спайсы» употребляла. Хорошо хоть не кололась. Она с тобой поговорить не сможет даже, у нее от веществ нарушения речи. А ты понимаешь, у меня сыну 11 лет! И я очень, очень боюсь за него. Это все рядом с ним, в школе. Он всего на пять лет младше Юли. Родительских прав я себя лишила добровольно, чтобы не травмировать его психику, но, может, после реабилитации он захочет жить со мной?

Елена возвращается из сада со сливой в руке. Ее подопечные собираются на обед. На столе самая простая еда: яйца от домашних кур, выпеченный хлеб, рыбный паштет, печенье и компот. Молитва до и после. Меня зовут есть вместе с девушками. У большинства из них гепатит С, но мне объясняют, что он не передается через общую посуду или еду, только через кровь. Я преломляю хлеб с ними.

После трапезы вместе со Светланой и Маргаритой отправляемся гулять в Ессентукский парк. До него нас довозит руководитель межрегиональной общественной организации «Здоровое поколение Кавказа» Денис Черняев.

По радио в машине крутят старый трек певицы «Максим», в котором есть строчка про «научусь летать с тобой на небо». Пока я подозреваю в попсе скрытый нарко-смысл, мы добираемся до места.

Света и Рита — в ремиссии. Рита из Ростова-на-Дону, ей 24 года, и в центре она уже в четвертый раз. Трезвый стаж на данный момент — пять месяцев жизни без дурмана.

– Наверное, тогда я еще не добралась до своего дна, чтобы было от чего оттолкнуться. Я чувствую — или брошу сейчас, или окажусь там, откуда я вылезти никогда не смогу. Все в моем прошлом окружении или умерли, или сидят.

Мы усаживаемся на лавочку на оживленном бульваре. Через пару минут к нам подсаживается курортный ловелас и пытается говорить девушкам комплименты. Но, услышав обрывки разговора, быстро ретируется.

– Столкнувшись с этим, ты начинаешь видеть человека. Кто-то идет и озирается, другой ковыряется в кустах — ищет что-то спрятанное, — оценивающе провожает прохожих Рита.

Света приехала в Ессентуки из Нижнего Новгорода. Ей 22, она уже сидела в тюрьме. Через три месяца закончится ее реабилитация. Первый укол героина она себе сделала в 14 лет.

– В компании был молодой человек намного старше меня — ему было 25. Он предложил.

Она рассказывает историю, больше похожую на синусоиду: дно, небольшой подъем, снова дно. Вереница попыток уйти из зависимости, возвраты, передозировки, драки с матерью и синтетические наркотики. От ее рассказа мне становится плохо физически.

– В 21 у меня отнялись ноги. Это очень сильно напугало, тогда я решилась и приехала сюда. У меня папа верующий, а я приняла крещение только здесь.

– Все-таки самое главное для зависимого человека — это поверить в Бога, — Рита говорит убежденно, — Это непросто. Раньше у меня была большая и сильная обида на Него за то, что Он забрал у меня мать, когда мне было три года. Но потом ко мне пришло, что на все Его воля. Надо в каждом дне находить Бога.