Новости – Люди
Люди
Человек из палатки
Фото: Марина Меркулова.
Корреспондент «Русской планеты» побывала в пункте обогрева для бездомных
24 февраля, 2014 19:45
21 мин
В Ростове еще чуть больше месяца будет открыт пункт обогрева для бездомных. Он работает с октября по март. Пункт оборудован на территории социального центра по оказанию помощи лицам без определенного места жительства на ул. Амбулаторная, 97. Корреспондент «Русской планеты» побывала там.
– У кого что есть, дайте, пожалуйста! Человек два дня не ел! — бездомный указывает на женщину лет сорока.
– Дай немного горошку, — просит он у еле стоящего на ногах мужчины, на кровати у которого стоит банка с консервированным зеленым горошком.
– Иди на х...й, не дам! — отмахивается тот в ответ.
Ночлежка ― это огромная армейская палатка во дворе социального центра. С обеих сторон стоят двухъярусные кровати, образуя коридор. В углу у входа ― стол и две лавки. Около обогревателя сушится обувь. Здесь тепло, светло. Тяжелый запах, который сразу дает понять, что тут ночуют бродяги. Он не выветривается и не смывается даже несмотря на то, что в ночлежке есть душ и у некоторых на кроватях висят личные полотенца.
Бомж по имени Пашка (Имя изменено. — Примеч. ред.), который пожадничал еду, достает из своих вещей туалетный ароматизатор в форме розового яблока. Пытается понять, как он работает. Следом вынимает иглу от шприца и протыкает пленку на яблоке. Игла в его кармане нашлась не случайно.
– Давно вы подсели на наркотики? — спрашиваю.
– С 18 лет. Сейчас мне 41. Не выгляжу на столько? — садится напротив меня и через слово хихикает.
– Почему вы начали употреблять?
– Не знаю. Жизненные факторы.
– Вы пытались бросить?
– Не, я просто делаю перерывы и все. Я без наркотиков жить не буду, хих, я умру.
– Не боитесь?
– Нет. Почему я должен бояться того, чего я не знаю? Вот когда умру, буду бояться, хих.
– Это естественно, когда человек боится смерти.
– Нет, это неестественно. Ты не должен бояться того, чего не знаешь.
– Тогда хотя бы здоровье жалко?
– Вот здоровье ― да. Я боюсь, что я стану инвалидом. Однажды у меня передоз был, и я пролежал всю ночь на кладбище авиаторов в Батайске, хих. Проснулся и думаю, что это я уже на том свете. Мое тело вышло. Думаю, все короче, умер, туда-сюда. А потом раз-раз, вроде бы живой.
У Пашки выбритый угловатый подбородок, длиной по шею засаленные светлые волосы, мутный взгляд и несвязная речь. Пока я была в ночлежке, он раза три что-то на себя надевал. То переоденет черные джинсы на спортивные штаны, то ботинки ― на шлепанцы. Видела я его и в фуражке, и в черной куртке с черно-красным блестящим шарфом, потом еще и в бежевом пуховике. Он постоянно метался, подходил, что-нибудь говорил и исчезал. Достал духи и стал себя брызгать.
– Кому парфюм? У меня полные карманы парфюма! — Павел достал духи и стал себя брызгать. Предложил флакон другим бомжам.
– Зачем тебе душиться? — спрашиваю.
– Шоб от меня хорошо пахло! Шоб бомжами не пахло! Хих.
Наркоман Пашка отсидел за кражу четыре года. Сам он из Сибири. Вышел недавно, летом. Говорит, что не успел еще адаптироваться.
– Ты когда-нибудь в жизни вообще работал?
– Нее. Хих. Я не умею работать! Всю жизнь крал! А как жить? Жизнь такая, понимаешь. Кто-то работает, а кто-то деньги у них изымает. У работяги все деньги воруют. Начиная с директора, заканчивая бригадиром.
– Совесть не мучает?
– Я малоимущих не трогаю. Вот, видно, человек на солидной машине. Я ж не буду бабушек обворовывать. Я краду у тех, у кого излишки денег.
– Кто дает тебе право решать, у кого излишки, а у кого нет?
– У меня рентгеновский взгляд, я вижу! Хих.
Я достаю камеру, чтобы сфотографировать Павла.
– Не надо! Не надо меня фотографировать! Ты очаровашка, но не надо меня фотографировать, — Павел закрывает лицо руками и куда-то исчезает.
На соседней кровати молодой человек режет огромный кусок сала и угощает им всех обитателей ночлежки.
Напротив меня сидит Игорь, мужчина лет пятидесяти. Его приятель Александр полулежит и отстранено куда-то смотрит.
– Не стесняйся, попроси у него, — тихо говорит ему Игорь.
– Да я не хочу, мне не надо, - отвечает Александр. Видно, что он просто не хочет просить.
– Малой, он стесняется, дай ему кусочек сала, — протягивает Игорь руку за едой.
Он опрятный, с мягкими чертами лица и добродушной улыбкой. Скитается уже лет пять. Какое-то время снимал жилье, потом это стало в два раза дороже. В недавние суровые морозы ночевал на стройке, где работал. Сегодня его пристанище здесь.
– У вас есть семья, дети?
– Да. Жена умерла, дети есть.
– Тогда почему вам негде жить? Почему они вам не помогают?
– Потому что это я должен им помогать. Я не прошу у них помощи. У меня такое воспитание, понимаете, — мягко и спокойно говорит Игорь. — Я у своих родителей никогда ничего не просил, с 18 лет жил отдельно и самостоятельно. На квартиру, сами знаете, заработать невозможно. А с детьми я жить не буду. Потому что сам никогда не хотел жить с родителями.
– Сколько вы на стройке зарабатывали?
– Где-то тридцать тысяч.
– И вам не хватает на съемное жилье?
– А одеться, а покушать? Детям и внукам помочь? Для них зарабатываю.
Я разговариваю с Александром. Его дом сгорел десять лет назад. Жена умерла, остались две несовершеннолетние дочери, которые живут сейчас у родственников.
– Ваши дочери не стесняются, что их отец ― бомж?
– Во-первых, я же не показываюсь среди их друзей или одноклассников. Во-вторых, они не такие. Разные дети, разное воспитание. Они выросли на моих руках, я их не бросил. Даже при такой жизни я все равно отношусь к ним как к своим детям. Он никогда не скажут: «Почему у нее есть такие сережки, а у меня нет?». Когда у меня есть возможность, я им помогаю.
Александр говорит, что сейчас он временно не работает из-за болезни. На обеих ногах у него нет пальцев. Говорит, что это «из-за службы в армии».
– Мне нельзя была туда идти. Плоскостопие. Но в 90-е это никого не интересовало.
Сосед Игорь ложится на кровать и берет в руки брошюрку «Гороскоп. Стрельцы».
– Вы действительно верите в звезды? — спрашиваю.
– Конечно.
– И что же будет завтра?
– Что Бог пошлет.
Я сижу в светлом кабинете Владимира Зайцева, заместителя директора комплексного социального центра по оказанию помощи лицам без определенного места жительства. Высокие потолки, жалюзи, серые стены, полки с черными папками ― обычный офисный стиль. Его украшает только томик стихов Генриха Гейне на столе.
Армейская палатка для ночлега — временная мера на период сильных холодов. Зайцев рассказывает, что у социального центра есть две крупные площадки. Центральный офис и отделение ночного пребывания на 50 человек расположены по ул. Семашко, 1«Б». Социально-медицинское и отделение временного пребывания — это вторая площадка. Первое отделение приспособлено только для ночлега, работает с шести вечера до восьми утра, этим и отличается от второго. На Амбулаторной пребывание круглосуточное, потому что много инвалидов, в том числе — колясочников.
Когда бездомный в первый раз приходит ночевать в палатку, его осматривает врач. При необходимости оказывается первая медицинская помощь. Ему выдают направление на флюорографию и талон на питание. Чтобы получить полную реабилитационную помощь, нужно пойти на прием к работнику министерства труда и социального развития. При наличии свободных мест выдается путевка в центр.
– И вот когда бездомный стал нашим клиентом, первая задача ― выяснить, кто он, восстановить личность человека,— рассказывает Зайцев. — Цепочка очень длительная. Иногда оформление паспорта затягивается на годы. Делаются запросы по всей России. После восстановления паспорта оформляются другие документы. До паспорта человеку оказывается необходимая медицинская помощь. Следующая наша задача ― оформить пенсию по инвалидности или трудовую. После всей нашей работы конечным пунктом является выдача путевки в дом-интернат.
– Как они узнают о ночлежке и о КСЦ?
– Через сарафанное народное радио. Вот колясочники-инвалиды, как правило, поступают к нам из лечебного учреждения. Часто они обмораживают ноги, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Это я всегда говорю и подчеркиваю, что пьянка — первейший враг всего и вся.
– Почему люди оказываются на улице?
– Ситуация у всех разная. Если обобщить мой опыт, то людей можно разделить на несколько категорий. Первая: выходцы из детских домов. Их должны обеспечивать жильем. Но не всегда эти законы исполняются. Следующая группа — люди, отсидевшие длительное время в тюрьме. У нас есть клиенты, отсидевшие по 15-20 лет. Они сели еще в СССР, вышли — другая страна, ничего не знают, податься некуда. Есть люди, у которых состояние души — бродяжничество. Их очень мало. Вот был такой: я посмотрел всю Россию, мне надоело жить в Ростове, поехал в Калининград, надоело там, поехал во Владивосток. Единицы такие попадались. Есть люди, от которых дети отказались. К сожалению. Я опять-таки не осуждаю. И дети разные бывают, и родители.
У некоторых в жизни случаются трагедии — смерть самых близких людей, например . Люди с этим не справляются, выпадают из жизни, начинают пить.
За несколько лет работы в КСЦ Владимир Зайцев познакомился с сотнями людей. Он говорит, что специально не следит за дальнейшей судьбой клиентов. Но часто случайно узнает их истории. Например, одна женщина, отсидевшая за убийство, создала семью. Кого-то он встречает на рынках — они снова вернулись к прежней жизни.
– Некоторые даже после помощи социального центра оказываются на улице.
– Потому что они привыкли к вольной уличной жизни, безответственности. В интернате нужно отдавать 75% от пенсии. Но им проще остаться на улице и пропить эти деньги. Есть категория бездомных, которым ничего не нужно. Вот у нас в центре нельзя пить, нужно соблюдать режим. Их это не устраивает.
Молодой человек, резавший сало, выглядит совершенно юным. Зовут его Андрей (Имя изменено. — Примеч. ред.). Сбитый. Приятное лицо с ясными глазами. Волосы светлые, уложенные гелем. На нем голубая толстовка и штаны цвета хаки. Он дружелюбно говорит с другими бездомными и как будто не замечает разницу между собой и ими. Разница ― в его молодости, свежести, чистых ногтях и в отсутствии взгляда побитой дворняжки. Андрей, как и Пашка, родом из Сибири. Андрей вырос в интернате. Сейчас ему 26 лет.
– Квартиру тетка забрала. И вот я шесть лет туда-сюда. Автостопом приехал в Ростов. Искал работу и попал к цыганам. Работал у них как под конвоем с утра до вечера. И даже не было возможности передохнуть, перекуривал на ходу. Заработанные деньги с ними идешь и тратишь. Жил с другими рабочими в сарайчике.
– Как ты выбрался оттуда?
– Сбежал через посадки.
– Сколько ты там пробыл?
– Три месяца. Я мог бы и раньше сбежать. Просто я немножко побоялся. Решил продумать. Там человек один сбегал. Я как раз посмотрел, как его хватились, искали. Мне надо было это все выучить. Когда хорошо выучил хозяина, выбрал время, подрассчитал, и у меня получилось.
– Ты в полицию подавал заявление?
– Какой в полицию! У цыгана там, не дай Бог, связи. Мне легче восстановить документы, которые там остались.
– Что ты целый день делаешь в Ростове?
– Сегодня делами занимался. Крутиться стараюсь, вертеться. Взял флюорографию забрал, сходил, отметился, чтоб начать восстанавливать паспорт. Сходил в церковь. Познакомился там с одной женщиной. Может завтра все уладится, может и не придется здесь больше ночевать. У нее пустует один дом.
– После того, что было с цыганами, ты доверяешь людям?
– Она русская, она не цыганка.
– Работу ищешь?
– Пока нет. Но у меня есть цель, куда пойти здесь. Там на рынке рассказывали ― 1000 рублей в день. Может, туда пойду.
– Сало тогда у тебя откуда?
– Да это сегодня угостили в церкви.
Дальше Андрей рассказывает про то, что он побывал в Москве, Сочи, Мурманске, Питере. Про своего отца, которого осуждает за то, что не помогал, когда он просил о помощи. Про двоюродную сестру, которой обеспеченные родственники запрещают с ним общаться. Ее он не осуждает. Про то, что в жизни собирается заниматься своим делом. Андрей считает, что у него нет друзей, так как нет денег.
Нашу беседу прерывает приход еще двух бездомных в ночлежку. Немолодая пара, оба в очках.
– Я вас приветствую, барышня бальзаковского возраста! А вот и Саша с Уралмаааша, — встречает их Пашка.
Женщина, не обращая на него внимания, бойко, по-хозяйски говорит:
– Ребята, кто помоложе, пожалуйста, уступите нижнюю полку моему мужу, он инвалид.
Андрей уступает свою кровать.
– Это фотокорреспондент. То есть папарацци, — Пашка пытается познакомить меня с женщиной.
– Меня зовут Наташа, это мой муж, Александр Сергеевич. Оба бомжуем два года. Кинули с квартирой, — не успев снять пальто, рассказывает она мне.
Им по лет пятьдесят ― шестьдесят. Наташа энергичная, решительная, волевая. Александр Сергеевич ― болезненный, бледный, сгорбленный, с седыми волосами.
– А не хотите узнать, как мы сегодня ВТЭК (врачебно-трудовая экспертная комиссия) оформляли? Нам вопрос задали: «Он работает?» — указывает на мужа. — Я говорю: «Нет». Они: «А почему?» А как вы думаете, человек памперсы носит, как он будет работать вообще? Не говоря уже о том, что он еле ходит.
Уже через месяц Наташа и Александр Сергеевич начнут получать пенсию. В суд на риелтора, которая занималась их жильем, не подавали. Риелтор объявила себя банкротом.
– Восемь месяцев мы жили у корейцев. Работали на них. Сначала на редиске в теплицах, потом на полях, потом на салатах.
– Хотя бы законно? Вот человека цыгане в рабстве держали, — показываю на Андрея.
– Это я знаю, бывает такое. Мы пошли по доброй воле. Потому что жить было негде.
– Сколько вам платили?
– Я работала за 200 рублей в день. А муж вообще бесплатно. Плюс жилье и кормежка. А потом и мне отказались платить. Сказали, что мой муж слишком много ест.
– После этого вы ушли?
– Мы ушли, когда у нас застопорилась пенсия, не было поступлений на книжку. Поехали в пенсионный фонд и там нам посоветовали обратиться в социальный центр, где помогут и с жильем, и с документами.
– У вас нет документов?
– Только паспорта. А еще ведь свидетельства о браке и прочее, прочее. Сегодня приехали ему группу оформили.
У стола образовалась компания. По просьбе Наташи охранник принес кипяток.
– Кто хочет чайку, присоединяйтесь! — распоряжается она.
Я сижу рядом с мужиком в фуражке. У него красно-коричневое лицо и маленькие миндалевидные глаза.
– Хотите я вам песню напишу, — обращается он ко мне. Зовут его Колек.
– У вас правда есть свои песни?
– Двести штук!
– Спойте что-нибудь.
Колек начинает протяжно петь:
– Скажу тебе, что ты красиваяя,
Что самый лучшиий человеееек,
Что судьба мая счастливаяяя,
Что не забыть тебя вовееек.
Колек хвастается, что благодаря песне «Красивая» он стал лауреатом всесоюзного осмотра народного творчества.
– Почему у вас, лауреата, дома нет?
– Жена его пропила, когда я был на Кавказе. Служил. Был старшим лейтенантом. У меня своя жизнь была, у нее своя. Она немного закладывала.
– А вы не закладываете?
– Употребляю, если правильно сказать. Грех такой есть.
Павел решил не оставаться в стороне и продекламировал мне стихи.
– Марина, напомни. Есть такой немецкий писатель, философ, еще он писал про ангела, дьявола и прочее.
– «Фауст» Гете?
– А, да. Фауст, Фауст. Вот там есть, знаешь, что мне понравилось. Вот эта песня ангела: «Розы румяные, благоуханные, падая, радуйте спящий покой, там чистой души и так далее». Ты похожа на ангела. Тебе крылышки приделать только, хих.
Я киваю ему и возвращаюсь к барду. Выясняю, что он работает на ул. Пушкинская.
– Сколько вам денег кидают?
– По-разному. За хорошую песню кто 80, кто 50, кто 100. За гимн грузчика и «Мурочку» другая цена. Смотря что поешь. Я играю только в оригинале. Вот есть «Мурмуреночка» ― это не песня. А вот «Мурка» в оригинале ― это другое!
У бывшего лейтенанта есть сын. Иногда он ему помогает, дает деньги на хлеб.
– Вы его осуждаете?
– Нет. У него своя семья. Он живет своей жизнью. Невесту свою он выбрал сам, пускай и живет. Она нигде не работала и не собирается. С высшим образованием. Педагог.
У Колька тоже есть высшее образование. Он окончил таганрогский педагогический институт по специальности «Преподаватель музыки».
– Что вы дальше будете делать?
– Дальше буду бомжевать, пока не получу документы. Получу документы, пойду работать. И жить буду назло всем до 150 лет.
– Жить-то где будете?
– На улице.
– Почему на улице? Сделаешь документы, оформишься в стардом, — вклинивается в разговор Наташа.
– В стардом ― нет. Там пенсию у меня всю будут забирать, — недовольно произносит Колек.
– Ну да. Лучше, конечно, пропить ее. Работай, снимай квартиру тогда! — парирует Наташа.
– У меня все нормально, — говорит Колек и запевает «Гимн грузчиков»:
– Грузчиком и Шаляпин был,
Грузчиком и Поддубный был,
Стану я тоже грузчиком
И хочу тебе дать совет:
Если ноги сильные, большая грудь,
Ты не академиком, грузчиком ты будь!
Труд ведь этот творческий нужный позарез.
Помогает обществу поднимать прогресс.
Пока Колек поет, Александр Сергеевич жадно ест хлеб с майонезом. Наташа готовит для него растворимый кофе из пакетика.
– Вот вам сейчас восстановят документы. Куда пойдете? — спрашиваю у нее.
– Будем оформляться в интернат. У нас в Таганроге хороший интернат. Комнаты на двоих. С удобствами. Можно даже самой что-то купить. Телевизор, микроволновку, стиралку.
– Дети у вас есть?
– У меня есть. Двое. Вот совместных с Сашей не нажили.
– Они вам помогают?
– Нет.
– Вы не общаетесь?
– С сыном общаюсь, дочка даже трубку не поднимает.
– Почему?
– Она же знает, что я позвоню, чтобы попросить денег.
– Вы не обижаетесь на нее?
– Уже нет. У меня неоднократно была мысль такая ― шприц с воздухом себе засадить, и все. Но у меня есть для чего жить. Он без меня не сможет. Я у него единственный родной человек. Вот ради него живу, — указывает на мужа.
– Вы так его любите?
– Тут дело даже не в любви. Ни в любви, ни в жалости. Он часть меня. Как моя рука, нога. Сроднились за двадцать лет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
