Четыре бойца и медальон

С Вахты памяти вернулся отряд поисковиков «Феникс». На полях подо Ржевом, где во время Великой Отечественной войны разыгрывалось одно из самых кровавых сражений, магнитогорцы обнаружили останки четырех солдат и смертный медальон. К сожалению, бумаг внутри не было, но и сам по себе он считается редкой находкой. Среди других ценных находок — два немецких военных телефона и фляжка дивизии «СС». Корреспондент «Русской планеты» побеседовал с руководителем отряда «Феникс» Артемом Любецким и узнал, как работают магнитогорские поисковики.

– Он был создан в 2006 году при историческом факультете Магнитогорского государственного университета. Инициатором были глава городского поискового отряда «Рифей» Любовь Викторовна Щербина и заведующая кафедрой новой и новейшей истории Марина Николаевна Потемкина. Меня назначили руководителем. Сразу подобрали название с подтекстом. Феникс — образ из мифологии, птица, возрождающаяся из пепла. Это символ восстановления памяти из небытия, возвращения солдат.

Первая поездка у нас состоялась в апреле 2007 года. И с тех пор мы ездим, когда раз в год, когда два раза. Обычно на майские праздники и иногда летом — в июне или в августе. Летом, например, ездили в Мурманск, потому что снег там тает к июлю, и раскопками мы можем заниматься только в последние два летних месяца, не больше. Количество поездок зависит от финансирования — это дорогостоящее мероприятие, деньги чаще всего находятся только на одну поездку. «Фениксу» экспедиции оплачивает университет, а городской отряд «Рифей» поддерживает отдел по делам молодежи городской администрации.

– Прежде всего студенты истфака. Мы изначально говорили, что готовы взять любого студента любого факультета, но так получилось, что откликнулись в основном историки. Хотя определенный отбор по другим параметрам у нас есть. Нужно обладать крепким здоровьем, потому что мы выдерживаем большие физические нагрузки, часто работаем в неблагоприятных климатических условиях.

Артем Любецкий. Фото из личного архива.

– Справки мы не проверяем, но присматриваемся к ребятам в течение года. Да они и сами заранее понимают, с чем можно столкнуться на раскопках. Еще одно пожелание к участникам — учиться без двоек, без хвостов. Мы уезжаем на Вахту памяти во время учебы, соответственно, приходится пропускать занятия. Безболезненно это могут себе позволить только студенты с хорошей успеваемостью. И, кроме того, приветствуются навыки выживания в экстремальных условиях. Я проанализировал, кто к нам чаще всего приходит. Так или иначе, это люди связанные с деревней, с селом, либо те, кто часто ходят в походы. Они привычны к такой работе, им ничего не стоит напилить и поколоть дрова, поставить палатку.

– Да! Причем возвращаться еще тяжелее, чем ехать туда. Рюкзак, как правило, весит около 40 кг, туда входит и спальник, и теплые вещи, чтобы не замерзнуть, и рабочая одежда. Отдельный груз — это общие вещи. К ним относятся котелки, ведра, щупы, лопаты, металлоискатели, палатки.

– Это районы, где у Красной армии были наибольшие потери — Волгоград, Ленинград, московское и центральное направление. Звоним туда, связываемся с местными поисковиками и просим их поставить нас в какое-нибудь интересное место. Они откликаются, приглашают нас, мы приезжаем и работаем там несколько лет подряд. Под Питером магнитогорские поисковики, в основном, из отряда «Рифей», провели восемь сезонов. Во Ржеве мы работаем с 2009 года, то есть уже шесть лет. Ржев нам нравится потому, что там мы достаточно часто находим медальоны — иногда с бумагами, иногда без них. Для сравнения — в этом году мы нашли четырех солдат и один медальон. А наши тульские коллеги, допустим, нашли 28 человек и ни одного медальона. Центральный фронт в направлении Москвы как раз наиболее богат медальонами. Если не брать, конечно, Белоруссию — там, наверняка, еще больше. Но в Белоруссии пока запрещено копать. Не только нам, а вообще запрещено всем поисковикам.

– Такая государственная политика. У них есть один специализированный поисковый батальон, которому официально разрешено проводить поисковые раскопки. А всех остальных, неважно, «белых» поисковиков, «черных», с благими намерениями работающих или нет, за нарушение могут серьезно наказать.

– Да, мародеров. Я был однажды в Брестской крепости, там сотрудники с поисковиками нашли воронку, в которой лежали останки наших бойцов. Им пришлось вызывать этот поисковый батальон, ждать, когда он приедет и в установленном порядке проведет процедуру. Даже на собственной территории сотрудники не могли производить эксгумационные работы.

– Да. Есть так называемые «серые» поисковики, которые интересуются оружием и ценными вещами, ищут, находят, продают. Но при этом при обнаружении останков советских воинов все-таки сообщают легальным поисковым отрядам, и те забирают кости. А вот «черные» вообще ни с кем не связываются, выковыривают все из земли, выносят окопы, блиндажи и их не интересует ничего, кроме ценных экспонатов.

– Ржев — это как раз то направление, где воевали уральцы и призывники из Сибири. Деревня Овсянниково, откуда мы недавно вернулись — это именно то место, где много уральцев погибло и пропало без вести. Общую цифру трудно сказать, около 600 человек. Двое из них магнитогорцы. В банке данных Министерства обороны записано, что люди там захоронены в братской могиле. Но мы приехали и никакой братской могилы не увидели. Деревня вообще никогда не восстанавливалась. Просто после войны заровняли ее с землей, запахали, посеяли пшеницу или рожь — и все. Кто-то из родственников прочитает в донесении: «Погиб у деревни Овсянниково 18 марта 1942, похоронен на поле боя». И у него теплится надежда, что приедет он однажды в эту деревню, придет на могилу, поклонится… А увидит он там чистое поле, никакого памятника, никаких следов деревни.

– Да. Там, где мы побывали, такая отметка уже есть. Мы увидели в лесу общий памятник — крест солдатам 30-й армии. Тюменцы, которые в этих местах работают уже 25 лет, ставят в местах обнаружения солдат самодельные памятные таблички. Мы тоже так поступаем, если находим медальон с именем, обозначаем место для родственников. А просто останки отдаем местным поисковикам, которые 22 июня хоронят их на общем мемориальном кладбище во Ржеве. Каждый год 22 июня они перезахоранивают останки всех найденных поисковиками бойцов, сколько накопится к этому времени. Ежегодно в этой братской могиле добавляется от 700 до 1000 человек. Часть из них с именами — 40–50 человек. Это много. Бытует мнение, что на сотню найденных останков приходится один медальон. Ржев в эту статистику не вписывается — согласно ей, должно быть 7–10 человек с именами, а их полсотни. В том числе и поэтому нам это направление нравится. Думаю, мы долго еще будем продолжать там работу.

Боевое оружие и останки бойца. Фото из архива поискового отряда «Феникс».

– Ну, нам никто показателей не ставит, это не соревнование. Но для себя мы оцениваем это как средний уровень, рассчитывали на 10–12 человек. Работа тяжелая, поэтому я благодарен ребятам, которые обнаружили останки. Я лично бойцов в этом году не нашел, только отдельные вещи. В позапрошлом году мы двух человек нашли. А четыре года назад — двенадцать. Конечно, всегда хочется большего, но мы приложили максимум усилий физических и моральных.

– Мы приходим на поле и расходимся по два-три человека, куда кому нравится, в какое место тянет. Затем кто-то находит останки. Работа недолгая, если это не воронка, не болото, не грязь, а нормальные условия раскопа. В таком случае на извлечение хватает сил тех, кто нашел. Место зачищается, потом измеряется. Запоминаем, что было обнаружено. По правилам нужно, конечно, сразу же заполнять протокол эксгумации — специальный бланк, где фиксируются все наши действия, все фотографируется, даже привязывается к GPS. Но реальных условий для этого часто нет, и потому этот протокол мы заполняем, только придя в лагерь.

Есть у нас в отряде традиция — когда поисковик находит смертный медальон, он тут же начинает петь «День Победы». Соответственно, когда люди слышат эту песню в поле, все понимают, что найден именно медальон, бегут, смотрят, поздравляют. В этот раз мы тоже спели.

Традиция родилась случайно под Питером. Часть отряда отдыхала после обеда, а мы с Дашей Уваровской и еще одним поисковиком пошли копать. Нашли медальон. А поскольку отряд отдыхал, то мы решили при возвращении не кричать, что нашли медальон, а просто спеть «День Победы». С тех пор при обнаружении медальона мы поем эту песню. Ну а тому, кто нашел медальон, по приходу в лагерь вручается банка сгущенки.

– Во Ржеве почему-то очень хорошо срабатывает одна примета. Когда мы видим пролетающих журавлей или просто их слышим, то обязательно находим останки или медальон. Причем именно в этот же день! В этом году мы их только слышали. Я говорю напарнику: «Сергей, слышишь, это журавль». Ничего ему не сказал про примету. Разошлись. И в тот же день часа через четыре он поднимает медальон. Еще есть традиция — перед выходом в поле в лагере собираться в круг. Скрещиваем в этом кругу лопаты, щупы, инструменты, руководитель говорит напутственные слова. Есть традиция петь у костра военные песни. Многих удивляет — поющий поисковый отряд.

Раскопки подо Ржевом. Фото из личного архива.

– Чаще всего в городах, близ которых работаем. Это Ржев, Москва, Санкт-Петербург, по-разному. Посещаем праздничные мероприятия, которые запланированы в этот день. Если мы во Ржеве, то идем на мемориал в обязательном порядке, поскольку там виден результат нашей работы. Общаемся с ветеранами, с поисковиками. В этом году были в Москве 9–10 мая, видели парад, акцию «Бессмертный полк», посещали различные площадки — на ВДНХ, на Воробьевых горах, на Тверском бульваре. Салют видели.

– Мы стоим недалеко от деревень, в пяти-семи километрах. Там, как правило, уже знают, что мы работаем поблизости. Наведываемся туда закупать продукты питания. В этом году, когда заходили в деревню, ребятам дали бесплатно хлеб домашний, газировку. Ржевский таксист, который перевозил наши рюкзаки, когда узнал, что мы поисковики, сделал нам скидку в сто рублей. Когда ребята видят, что местные жители так к ним относятся, их это вдохновляет.

– Интернет нам активно помогает. Ищем людей в «Одноклассниках», других сетях. Связываемся со школой того региона, откуда родом боец, с местной администрацией. Это, как правило, небольшие города либо деревни, поэтому родственники очень быстро обычно находятся. Мы им сообщаем, и люди даже успевают приезжать 22 июня на захоронение своих близких.

– Да практически весь солдатский быт. Гранаты, автоматы, пистолеты, патроны, осколки, котелки, кружки, ложки, медали, деньги, уже разложившиеся кошельки, зубные щетки, мундштуки. Больше всего запомнилась найденная медаль «За отвагу»! Мы подняли ее в 2009 году подо Ржевом, в деревне Коровино. На двухметровой глубине оказался блиндаж, недоступный для «черных» копателей.

В этом году мы откопали немецкий военно-полевой телефон — с трубкой, со станцией. Это считается большой редкостью. Нашли фляжку «СС» — тоже большая редкость. Есть у нас мечта открыть свой музей, потому что накопилось уже около 200 интересных экспонатов. Сейчас подыскиваем помещение.

– Все зависит от финансирования. На последнюю Вахту памяти всего вместе с «Рифеем» и «Фениксом» ездило 12 человек. В предыдущие годы бывало и семь, и пять. Но оптимальный состав — не больше 13–14 человек. Этот отряд наиболее мобильный, трудоспособный. Большее количество людей с большими рюкзаками перевезти в глушь, в лес очень трудно. Плюс проблема с обеспечением — увеличение отряда требует дополнительной еды, дополнительных котлов. Если бы мы просто приезжали на место, и нам все тут давали сразу, а мы бы только ходили и копали, то я и тридцать человек мог бы взять, и сорок.

– Да нет, копаем одно поле обычно. Просто в европейской части России деревни плотно друг к другу построены. Это не наши края, где выйдешь из одного села и только через 15 км появится другое. Там разные деревни могут находиться буквально через дорогу. По крайней мере подо Ржевом это так. Если мы не находим останков на одном месте, мы просто смещаемся на пару километров. И общий радиус поиска — пять-шесть километров — часто может захватывать сразу несколько деревень.

– Я считаю, что она есть. Не у всех, конечно… Однажды я работал в окопах подо Ржевом. Деревня называлась Копытиха. Прокопал достаточно много — глубину в свой рост, вперед прошел метра два-три. При этом нашел штык, очень много патронов от противотанкового ружья, а человека не было. Я вышел из этого окопа и пошел дальше. Потом через час меня толкнуло — надо там еще покопать, что-то должно быть. Опять зашел в окоп, развернулся в противоположную сторону, прокопал буквально 30–40 сантиметров — и пошли останки. И вот там я нашел медальон.

В Туле такой же случай произошел. У меня было множество вариантов, где встать на поле, окопы длинные. Выбрал случайное место, начал копать и нашел. Есть у нас Даша Уваровская, о которой я уже говорил, у нее интуиция хорошо развита. Она копает не очень много, но эффективно. Я могу вырыть яму размером полтора на два метра, а Дарья чуть-чуть копнет своей саперной лопаточкой и найдет останки. Не знаю, как у нее это получается. Все-таки есть, я уверен, некая энергетика, которую ты чувствуешь, присутствует что-то мистическое. Как с журавлями.