Новости – Люди
Люди
«По весне, глядишь, со снегом уйдут…»
Поэтесса Марианна Плотникова — самая юная из именитых поэтов Башкирии / Архив М.Плотниковой
Поэтесса Марианна Плотникова — о рецепте избавления от плохих стихов
17 ноября, 2014 10:34
7 мин
Марианна Плотникова — одна из немногих поэтов Уфы, которая довольно уверенно заявила о себе и своем творчестве в современной российской литературе. На ее счету несколько книг стихов, ее подборки публиковались в журналах «Урал», «Новая юность», «Бельские просторы», «Волга», «Новая реальность» и других. Минувший октябрь ознаменовался для нее попаданием сразу в два лонг-листа престижных литературных соревнований — независимой премии «Дебют» и поэтического конкурса имени Иосифа Бродского «Критерии свободы». «Русская планета» поговорила с Марианной о революционных настроениях, интернет-частушках и рецепте избавления от плохих стихов.
– Сейчас в разных городах, в том числе и в Уфе, проходит немало поэтических мероприятий. Эти конкурсы, чтения являют миру все больше поэтов, опытных и не очень. Среди них вошло в моду путешествовать по стране и выступать в разных городах. Поэзия, если можно так выразиться, пошла в народ. Не утратила ли она своей силы, искренности, глубины?
– Но это же не все настоящая поэзия. Среди поэтов-путешественников тоже много графоманов. Их всегда было полно, только раньше они сидели либо дома, либо в своих литобъединениях. А соотношение плохих и хороших авторов не изменилось, просто благодаря тому же Интернету мы стали видеть их всех. Для людей, которые далеки от искусства, это, конечно, минус. Трудно сразу понять, что здесь тебе в уши льются помои, а в другом местечке — нечто прекрасное. И время тратится впустую. На иных выступлениях люди могут и аплодировать одобрительно, но после выходят и понимают, что ничего в них оно не изменило. А эффект должен быть, должен!
– А интернет-жанры, порошки и пирожки, это тоже поэзия?
– Мне кажется, это просто повод поржать. Там же ритм какой? «Служил Гаврила хлебопеком…» Люди тоже люди, необходимо как-то расслабляться. Мы не можем полностью заполнять себя высоким искусством, должен быть какой-то буфер для развлекухи. Я не против этого, но хотелось бы, чтобы люди чувствовали разницу между поэзией и пирожками.
– Форма стихотворения сильно изменилась, порой его совсем не узнать. Такое раздвижение границ – удобно?
– Я с верлибрами не слишком дружу, откровенно говоря. У меня есть путеводитель, которому всегда следую — еще до того, как возникают сами строчки, чувствуешь какие-то первоначальные ритмы, музыку. Я не выдумываю, так оно и есть, об этом многие авторы говорили. И эта музыка меня ведет. И пока за годы творчества у меня найдется разве что пара-тройка экспериментальных произведений, больше порывов не возникало.
– А куда исчезли знаки препинания?
– Когда в строчке на пять слов приходится три запятые, ты сидишь и думаешь: да они все портят, убрать их напрочь! Или, допустим, ты не хочешь, чтобы человек заранее дробил строку, согласно знакам препинания. Вроде «казнить нельзя помиловать», где вообще не хочется ставить запятой. Кроме того, я очень рьяно отношусь к ритму в стихотворении и стараюсь всеми силами его сохранить. Чувствую любые нарушения ритма, где он сбивается неоправданно, даже если он рваный, знаю, как должна идти строка. Стихи получаются разными, все зависит от случая, от обстоятельств. Когда мне попадаются стихи некоторых современных авторов, явно увлеченных скорее филологией, чем собственно поэзией, и критические отзывы, в которых подтверждается впечатление, мол, они там старательно работают с языком, ищут новые формы, подбирают оригинальные словосочетания… Лично мне это кажется конструкторством. Филология — это все-таки наука, а поэзия — это искусство, это магия. И мне совсем не интересно понимать, как это сделано, от поэзии я жду чуда, и его же стараюсь туда вложить.
– Сейчас для поэтов, для тебя лично есть какие-то табу?
– Нет, конечно. Единственное табу — это не писать плохие стихи. А если все-таки что-то такое выходит из-под пера, то не плодить это в мир, а оставлять у себя, где-нибудь на балконе. По весне, глядишь, со снегом уйдет…
– Какую роль играет поэт в современном обществе?
– Такие вопросы, с одной стороны, упираются в то, что все бессмысленно. С другой, я верю в силу слова, о которой говорила вначале. Каждое стихотворение — сгусток энергии, заклинание. Это одна из сильнейших форм воздействия, несмотря на то, что современное искусство чаще всего визуальное. Люди, сталкиваясь с настоящей поэзией, не могут оставаться прежними. Все думают, что мы, поэты, фигней страдаем, заводы не строим, но это же очевидно, что без нас не прожить. Человек не робот и нуждается в духовной пище. Поэт способен изменить мир, другой вопрос в том, в хорошую ли сторону мы его меняем. Но помыслы наши чисты.
– Для пишущего человека в XXI веке литература — явно не способ заработать, если ты не устраиваешь шоу и не продаешь на него билеты. Как быть в такой ситуации?
– Естественно, в таких обстоятельствах невозможно быть влюбленным в материальные блага. Нужно постараться не зацикливаться на деньгах и просто делать свое дело. Если ты живешь ради денег, то зарабатываешь их всеми удобными способами. А когда живешь ради искусства, то душа не может страдать из-за отсутствия в руках путевки на Мальдивы. Вспоминается выпуск «Школы злословия» с Боженой Рынска. Она рассказывала, как бросила бы писать, будь у нее деньги, а свое счастье видит в том, как она вся такая красивая на яхте лежит. Дуня Смирнова на это отвечает, что иногда ведь хочется и колбаски на газетке, и жирными пальцами странички в книге переворачивать, пока ждешь, как водочка охлаждается. И счастье Божены называет скучным. Толстая там же замечает, что за литературный дар надо заплатить, и момент истины, который ощущаешь, когда пишешь, — то счастье, которое ни на что не променяешь. Я готова размашисто подписаться под этими словами Смирновой и Толстой. Людям, мыслящим иначе, вряд ли стоит идти в искусство и литературу. У меня, конечно, есть якорь, в соседней комнате сидит (там увлеченно рисует космические ландшафты сын Арсений — Примеч. авт.), ради которого я тоже живу. Но это вещи вполне параллельные.
– Счастливый человек стихов не пишет?
– А что такое счастливый человек? Это он в гробу лежит и ничего не хочет. Либо просветленный монах тибетского монастыря. Экзюпери верно писал, что человек ищет напряжения сил и жизни, а вовсе не счастья. Нужно жить такой жизнью, которая приносит страдания и радости. Мне кажется, это и есть что-то настоящее. Очень далекое от аморфного состояния, когда ты поел-попил и вырубился на диване или лег на пляже у океана с бутылкой в руках. Бывает, говорят, что девушка вышла замуж, теперь она счастлива и больше не пишет. Не знаю, я не была счастлива от этого спокойствия.
– Как у Башлачева, «на радио поют, что нет причины для тоски, и в этом ее главная причина».
– Так и есть. Мне плохо, когда я не пишу, когда впадаешь в примитивное довольство, когда тебя ничего не терзает и не дергает.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
