Новости – Люди
Люди
«Мне все равно, кто прав — я за своих, за русских»
Фото: из личных архивов А. Лапина
Воронежский писатель Александр Лапин — о свободе слова, «Русском кресте» и «Дневнике поколения»
22 августа, 2014 13:08
15 мин
Александр Лапин — писатель и журналист, руководитель Воронежского отделения Российского фонда мира, заместитель председателя комитета Воронежской областной думы по местному самоуправлению, связям с общественностью и СМИ. Его перу принадлежит роман «Русский крест», рассказывающий о 90-х годах. Он также автор идеи национального проекта «Дневник поколения», посвященного осмыслению ушедшей эпохи.
– Какая литература сейчас востребована в обществе?
– Сегодня востребована самая разная литература. В связи с разрушением коммунистической идеологической базы возникло состояние, при котором люди, в силу своего развития, могут выбирать все, что им нравится. На Московской книжной выставке — 20-30 тысяч наименований. Разве такое было мыслимо еще 30 лет назад?
– Но, несмотря на это, сегодня очень мало читают…
– Раньше человек искал информацию, а теперь он находится под информационным прессом. Поэтому человек начинает выбирать, что ему потребить. И конечно, в основной массе люди выбирают самый легкий путь получения информации — телевизор и Интернет. Напрягаться и думать не надо, все разжевано.
Насколько долго это будет продолжаться? Наверное, долго. Хотя, литература, конечно, не умрет. Я всегда себя утешаю простой мыслью: ведь были времена в России и мире, когда доля грамотных составляла всего три процента. Но при этом книги читали. Во времена Гомера грамотных вообще была сотня на весь полис, но Гомера все равно записали. Бывают времена, когда люди могут позволить себе роскошь почитать книгу и подумать, а бывают, когда бегут, выпучив глаза, и потребляют то, что им подносят.
– Почему не появляются такие масштабные писатели, как Лев Толстой?
– Наверно, на сегодняшний день эту эпоху не осмыслили. Великие романы рождаются в великие эпохи, или после них. Была Отечественная война 1812 года, через 20–30, 40–50 лет люди начали ее осмысливать, и господин Толстой написал роман «Война и мир». Потом последовали Первая мировая война и революция — появился «Тихий Дон». Вскоре разразилась Великая Отечественная, но мне кажется, по-настоящему великого романа об этой войне никто не написал. Может быть, в силу каких-то идеологических соображений. Но все равно большая литература на эту тему есть: «Живые и мертвые», «Батальоны просят огня», и так далее.
Недавно мы стали свидетелями еще одной великой эпохи. 91–й год, я считаю, это переломный, революционный период, и через какое-то время люди тоже начнут его осмысливать. По сути, в этот период произошли великие события, которые случаются раз в 2 тысячи лет: падение империи, смена общественного строя и возрождение христианства. Последний раз нечто подобное случилось в Риме: тоже падение империи, смена общественного строя и появление новой религии — христианства.
– Проект «Дневник поколения» относится к осмыслению той эпохи?
– Когда я начал писать «Русский крест», последовали отклики — люди стали вспоминать, как они жили. Через 25 лет после 1991 года появилось чувство ностальгии. Все тоскуют по советскому прошлому, все вспоминают только хорошее, поскольку были молодыми, красивыми и имели надежды на какую-то другую жизнь.
Я сам вырос в советское время, и история, которую нам преподавали, выглядела примерно так: все, что было до революции — плохо, а все, что после — прекрасно. Сейчас получилось, что все, что было до 1991 года — плохо (советская власть, репрессии, жизни не было), а после 1991 — свобода, равенство, либеральные ценности, и так далее. То есть, опять мы наступаем на те же грабли. Я думал об этом и понял: если мы сейчас хоть что-нибудь сохраним, то будет хорошо.
Поэтому мы через Интернет объявили о том, что будем собирать все рассказы, воспоминания, приятные и неприятные, о той жизни. Собрали около 500. «Дневник поколения» выходит на следующей неделе. Мне кажется, книга получилась очень интересной, особенно для тех, кто интересуется, как жили люди, как вообще складывалась история.
Самое главное, что хочется сказать — люди всегда жили, любили, ненавидели, рожали детей, радовались жизни. Всегда, а не только сегодня или вчера, не только при советской власти и не только при нынешней. И люди будут это делать всегда, независимо от того, какая сегодня политическая погода. И желательно, чтобы сами люди это тоже поняли. Это еще одна цель «Дневника поколения».
– Сейчас раздаются критические замечания по поводу того, что нынешний режим душит свободу, в том числе и творческую. Как вы относитесь к таким высказываниям?
– Сколько я живу, столько режим душит свободу. Я принадлежу к поколению, которое, к счастью или, к сожалению, активно участвовало в событиях 91 года. Мои старые друзья все время говорили: «Как получилось, что вы, журналисты, раскачали эту ситуацию?» Так оно на самом деле и было — журналисты, по большому счету, и раскачивали. Как только нам дали возможность высказываться по всем позициям, мы взяли и высказались. Более свободных людей в России тогда не было.
В итоге, чем кончилась такая безграничная великая свобода? Тем, что страна развалилась, я сам стал беженцем, вынужден был бежать в Москву. Миллионы людей пострадали, миллионы спились, рождаемость упала, страна пришла в упадок. Стоило ли все это нашей возможности самоутвердиться? Может, было бы лучше, чтобы все как-то помягче обошлось, без этого кризиса, без этих страстей? Ответа я не получил, но вопрос все равно остается. Свобода — для чего? Свобода предполагает еще и ответственность. К сожалению, это начинаешь понимать только сейчас.
Абсолютно дикое заблуждение наших либералов, что уровень свободы нам определяет Путин, режим, или еще что-то. Уровень свободы мы всегда определяем сами. Уровень свободы зависит от общественного развития, от мозгов народа. И на сегодняшний день, к сожалению, приходится констатировать, что уровень нашей свободы в точности соответствует уровню нашего сознания.
– Ваше отношение к украинским событиям?
– Я смотрю телевизор и вижу, как все это шьется. Шьется везде, в том числе и на нашем телевидении. А уж на украинском и европейском — подавно. Каждый день «утки» летят с экрана, а человек неискушенный все принимает за чистую монету. Когда знаешь, как эта механика работает, прекрасно понимаешь, для чего, кем и как это делается.
Что произошло с этим «Боингом»? Только первое сообщение появилось, я понял: стопроцентная провокация. Потому что надо было заткнуть мозги народу, и под этой маркой можно было и санкции ввести и руки себе развязать. Такое уже не первый раз: в 1983 году на нашу территорию залетел корейский «Боинг», в 1939 фашисты, чтобы напасть на Польшу, захватили Глейвицкую радиостанцию, в 1914 году Гаврило Принцип убил эрцгерцога Фердинанда, при этом в заговоре участвовали и австрийские спецслужбы.
Но народ у нас так устроен, что он не хочет анализировать.
– Что бы вы посоветовали делать неискушенным людям, чтобы не быть обманутыми СМИ?
– Анализировать, сравнивать, и вообще стараться поменьше смотреть телевизор, особенно сегодня, когда идет информационная война. Русские люди любят искать, кто прав, кто виноват. Но мне все равно, кто там прав, кто не прав. Я за своих, за русских, чего и всем советую. Правых и виноватых все равно найдешь. Надо четко знать, кто ты, за кого, и куда ты идешь. С этой позицией можно спокойно жить и понимать, где ты находишься, в каком лагере.
– Куда сейчас идут русские, и какой крест они несут?
– Сегодня Россия, сделав оборот в сто лет, вернулась к тому состоянию, в котором она находилась в 1913–1914 годах. Никто не может перескочить через какие-то этапы развития раньше времени, до того момента, пока народ не созреет. Мы развиваемся на трех основах, на которых развивалась Российская империя: самодержавие (мы его имеем в наличии сегодня, я не говорю монархия, а именно самодержавие, и это факт), православие (сегодня оно опять поднимается, в советское время его заменяла коммунистическая идеология) и народность. Почему? Потому что мы как народ за эти сто лет не выработали новую философию и были вынуждены, сделав круг, вернуться к той триаде, которая была сформулирована Победоносцевым. Это не хорошо и не плохо, это факт. Вернулись в общество, в котором есть зачатки будущего роста и движения — самостоятельные, самодеятельные люди, так называемая предпринимательская прослойка. Они, собственно говоря, и двигают историю.
Это объективно отражает уровень нашего духовного развития, сознания. И это не худшее положение, потому что те народы, которые в свое время были присоединены к Российской империи, тоже вернулись на ту ступень, на которой находились в прошлом или позапрошлом веке. В Туркменистане — деспотия восточного образца, Узбекистан вернулся к феодальному устройству, Чечня вернулась к родоплеменным отношениям. Почему? Потому что по-другому не получается.
– От чего приходится отказываться писателю в наши дни?
– От чего-то всегда приходится отказываться. Раньше я был свободный человек, мог куда угодно поехать, мог почитать какую угодно книгу. А сейчас ты понимаешь, что ты, во-первых, сам себя в рамки ставишь, а во-вторых, ставят в рамки издатели — книгу надо издавать в определенное время, иначе она не будет продаваться. И ты отказываешься от удовольствий, меньше общаешься. Это как работа, как служение. Если хочешь чего-то добиться, приходится чем-то жертвовать. Это достаточно тяжелое дело, но с другой стороны радостное. В еврейской «Каббале» одно из основных качеств служения Богу — это творчество. Если ты что-то творишь, значит, ты — сотворец. Поэтому наибольшее удовольствие человек получает, когда он творит. Ты делаешь что-то для вечности. Так или иначе, ты складываешь слова и получаешь какую-то историю, которая не умрет вместе с тобой.
Я считаю, что творчество будет основным компонентом религии будущего. Потому что мы постепенно поднимаем планку. Если раньше творчество могли себе позволить только богатые люди, которых были единицы, то сейчас это может обрести массовый масштаб. Главная ценность для человека — это свободное время. У людей ввиду автоматизации производства оно появляется, и это время — золотое для творчества. Только не все это понимают.
– Нужно ли продолжать писать, если ты не получаешь дивидендов, в том числе и моральных?
– Личное дело каждого. Если для человека главное дивиденды, то ни к чему это все. Это одна сторона проблемы. Вторая сторона проблемы — писатель не может писать в стол, это убивает его. Надо, чтобы книга вышла, чтобы ее прочитали и, как минимум, похвалили. Даже Пушкин, когда дописывал свою книгу, созывал друзей, читал им, и радовался: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Если книга не издается, это угнетающе действует на писателя. Сегодня, пожалуйста, Интернет есть. Каждый может написать и выставить свое произведение на всеобщее обозрение.
– Как вы относитесь к сайтам наподобие Проза.ру?
– Нормально отношусь. Люди должны творить, что-то делать, иначе они начинают пить водку или вешаться. Творчество должно стать нормой для каждого человека. Когда пишешь, некогда пить, интриговать, ругаться со всеми, надо свое душевное равновесие сохранять, чтобы писать. Некогда тратить энергию на какую-то дурь.
– Чем отличается писатель от графомана?
– Писатель — профессионал. Он знает какие-то правила, он учился — это и отличает его от графомана.
– Учится, в том числе, и самостоятельно?
– Как угодно. Раньше на писателей учили в литературном институте, а журналиста — на факультете журналистики. Надо знать элементарные правила, что такое завязка, кульминация, развязка. Если ты всего этого не знаешь, ты просто изобретаешь колесо, ты — графоман. Можешь изобретать, но ты должен знать все то, что было изобретено до тебя.
– Каковы на сегодняшний день тенденции в издательском бизнесе?
– Сейчас ситуация осложнилась. После советского времени издатели были избалованы, потому что читать книги считалось престижным. Поэтому издатели печатали книги миллионными тиражами, зарабатывали миллионы и думали, что так будет вечно. Потом, когда этот бум схлынул, получилось, что издатель больше не может зарабатывать столько денег. Потому что начинающего писателя нужно приветить (раньше этим занималось государство в лице Союза писателей), дать ему какой-то гонорар, кусок хлеба. Если издатель нашел талантливого писателя, его надо было выращивать в течение пяти или десяти лет. Надо искать таланты, и тогда в издательском бизнесе ты будешь если не процветать, то хотя бы иметь круг авторов. Ничего этого никто не хотел делать, все хотели только использовать. Это продолжается и сейчас.
Писатель — это раб, который должен работать на издателя, а издатель — это господин. Вернее, господин — это продавец, он сегодня диктует, что модно, и кто что должен писать. Поэтому поток, оставшийся с советского времени, иссякает, а искать новых, пестовать, поднимать их на щит, продавцы и издатели не научены, они не хотят этим заниматься. Они хотят, чтобы писатели появлялись сами собой и есть не просили. Из-за этого и возник дефицит авторов.
В итоге страдают и издатели, и продавцы. Книг полно, а почитать нечего. Потому что все книги узко форматированы: это — для беременных, это — для кормящих матерей, это — для эзотериков, это — для философов, а просто для человека, чтобы было интересно почитать или сделать для себя какое-то открытие — нет. Эта проблема, может быть, и основная на сегодняшний день.
Так как сегодня издательское дело стало бизнесом, то надо вкладывать деньги в его развитие, продвижение. Раньше этим занималось государство, еще 20 лет назад этим должны были заниматься крупные издательства, которые паразитировали на авторах. А теперь, когда на безрыбье и рак рыба, издатели жалуются: «Нет писателей! Нет больших талантов! Кто “Войну и мир” напишет?» А чтобы «Войну и мир» написать, нужно 10 лет. Лев Николаевич имел свое поместье, его обслуживало сотни две крестьян, а он сидел и писал.
Писатель — это и есть основа, вокруг него все и вертится. Нужно сто человек поддержать, каждому понемножку дать, из ста десять вырастет приличных писателей, а из десяти один — талантливый. Но для этого надо вкладывать, а никто не хочет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
