Ничего секретного, чистая свекла

Научно-исследовательский институт сахарной промышленности занимает четырехэтажное советское здание на улице Карла Маркса недалеко от торгового центра «Европа». Заходишь внутрь — переносишься в эпоху сложных аббревиатур и пятилетних планов.

Директор НИИ Марина Егорова, встречает меня в кабинете, где светло и просторно, а в раскрытые окна долетает шум с улицы. Марина Ивановна — за стеклами больших очков в изящной оправе внимательный взгляд — уверяет, что ничего секретного в работе института нет, а вот уникальные научные разработки имеются. Правда, конкретно научной деятельностью в НИИ стали заниматься лишь с 90-х годов, хотя существует институт гораздо дольше.

– Курск вообще является центром по производству сахарной свеклы, исторически так сложилось. Давайте обратимся к истории, и тогда все станет ясно. Сахар и свеклу начали производить чуть больше 200 лет назад. В 1802 году были построены первые сахарные заводы: один — в России, другой — в Германии. И буквально через несколько лет построили завод в Курской области, практически наша область была в ряду первопроходцев. В послевоенное время, когда страна начала восстанавливаться от разрухи, возникла необходимость в строительстве новых сахарных заводов и в восстановлении старых. В Москве был образован проектный институт, который делал проекты для строительства заводов, а в 1954 году в Курске открылся его филиал. Еще через несколько лет на базе института возник единый комплекс, он назывался «Гипрониисахпром», то есть добавилась научная составляющая. В 1979 произошло разделение: на базе научной части этого института был образован филиал Всесоюзного научно-исследовательского института сахарной промышленности, тогда он в Киеве располагался. А после распада СССР мы стали самостоятельным научно-исследовательским институтом.

– Задачи института в разные временные отрезки различались. В период становления была такая задача: практическая помощь сотрудникам строящихся заводов, чтобы правильно запустить завод, правильно его эксплуатировать, чтобы добиваться максимального выхода при минимальных затратах. Это была практическая направленность, прикладная. Сотрудники института ездили по всей стране: Грузия, Прибалктика, Латвия, Литва, по России, конечно. Так было до распада СССР. После этого мы вошли в состав Росссельхозакадемии, и стали заниматься проведением фундаментальных научных исследований. Мы стараемся находить новые закономерности в протекании процессов, они постоянно меняются. Например, мы постоянно ищем разные способы повышения качества свеклы, увеличения сахаристости.

– Да, несколько изменилось направление работы. Сейчас наше внимание занимают конкретные проблемы, проблемы скорее усовершенствования производства. Так, значительную часть исследований занимает вопрос хранения свеклы. В России объемы производства свеклы очень большие — около 40 миллионов тонн ежегодно. Свеклу осенью собирают, и перед тем, как вступить в производственный поток, она какое-то время хранится на открытых площадках, так как ее очень много. Естественно, она грязная, и дожди могут идти. Так вот, сейчас ее укрывают материалом, который был разработан еще в 30-х годах. Но он недостаточно защищает свеклу, на нее попадают микроорганизмы, начинаются процессы гниения, иногда ухудшается качество продукта. Мы сейчас работаем над укрывочным материалом нового поколения. Вы наверняка слышали об умной упаковке для продуктов, например, когда сверху бумажный слов, а потом металлизированная пленка, мы работаем над материалом, который будет действовать по такому же принципу, который бы в своем составе содержал антимикробные препараты, и выпускал их в течение всего периода хранения свеклы.

Марина Ивановна рассказывает, что производство сахара — одно из самых сложных и масштабных. Так, в среднем, завод по переработке сахарной свеклы занимает площадь в 200 гектаров. Цепочка производства очень длительная, и на каждом этапе существуют определенные способы это производство ускорить.

– Это делается с помощью так называемых технологических вспомогательных средств. Свекла поступила в поток завода, она несет в себе микроорганизмы. Ее уже необходимо обработать специальными препаратами. Еще, например, сахарные растворы очень пенятся, что замедляет сильно процесс. Чтобы исключить пенение, используются пеногасители. Такой процесс как выпаривание сока способствует образованию накипи, как в обычных чайниках. Только в промышленных масштабах эту накипь убрать гораздо сложнее, здесь используются специальные антинакипины.

– Вопрос безопасности — главный. Никаких остатков технологических средств в сахаре быть не должно, сахар должен быть чистым, а если они и присутствуют — то в очень малых количествах. Процесс взаимодействия этих веществ между собой также активно изучается. Например, мы знаем, что действует пеногаситель хорошо, а как он контактирует с другими веществами? Они могут ослаблять действие друг друга, а могут и наоборот. Никто этого не выяснял, а мы узнаем опытным путем, как взаимодействуют между собой такие препараты и создаем систему, чтобы они использовались в необходимых количествах.

– Сейчас мы работаем в Таможенном союзе, и по их регламенту среди всех веществ, которые считаются опасными для человека, одним из главных является сера, аллерген. Чтобы человек, покупая продукт, знал, не превысит ли он дозу серы, на упаковках сейчас обязывают делать маркировку с содержанием диоксида серы: если больше 10 мг на килограмм, то нужно сообщать. В технологии производства сахара есть диоксид серы, но до настоящего времени быстрой методики определения его количества не было. Было два метода, один требовал узкоподготовленного специалиста, специальные знания, другой — дорогостоящих дополнительных препаратов, оба способа были достаточно длительными. Как только возник вопрос о появлении нового регламента, мы приступили к разработке своего метода. На сегодняшний день мы разработали и зарегистрировали свою уникальную методику определения количества серы, по которой работают все российские заводы сейчас. Могу заверить, что сахар получается чистым, а все вредные вещества в нем — в пределах нормы.

Марина Ивановна провожает меня в лабораторию — святая святых института, место, где и проходят все научные изыскания. На столах — блестящие колбы и пробирки разнообразных форм, сложная и современная аппаратура. Марина Михайличенко работает здесь младшим научным сотрудником, а заодно пишет диссертацию.

– Я заканчивала кафедру, которая находилась здесь же, при институте. Ее только в прошлом году закрыли, но я успела закончить. Защищаться, правда, придется в Воронеж ехать, научного совета здесь уже тоже нет. После обучения осталась здесь работать. Я считаю тут неплохие перспективы, мы занимаемся чистой наукой. Были со своим научным проектом на Селигере, у нас идет разработка своего продукта, нового.

Ничего более конкретного Марина о загадочном новом сахаросодержащем продукте не сообщает — пока что все находится на стадии разработки.

– Молодежь у нас очень активно работает, занимается наукой. Есть совет молодых ученых при институте, я там являюсь заместителем председателя. Мы постоянно участвуем в научных конференциях, два раз в год в различных университетах у нас проходят ознакомительные семинары, и интерес среди студентов виден.

В НИИ есть несколько отделов — отдел экономики, хранения и подготовки сырья к переработке, технологический отдел, отдел контроля и стандартизации и отдел экологического контроля. Работа последнего особенно интригует — если завод занимает площадь 200 гектаров, наверняка он производит много выбросов в атмосферу и наносит вред окружающей среде. Любовь Пузанова, заместитель директора, а до этого — в течение нескольких лет заведующая отделом экологии, — поясняет, что сахарное производство, несмотря на масштабность, практически безотходное.

– Конечно, выбросы в атмосферу есть, как и в любом другом производстве. Так, ТЭЦ есть при каждом заводе. Но все это — в пределах нормы и подвергается строгому контролю. У каждого завода есть свой норматив, и если за год, например, количество выбросов превышает допустимую норму, налагают определенные санкции.

– Как таковых нет, производство сахара — чистое. Все проходит вторичную переработку, жом, мякоть свеклы, сушится и отправляется на экспорт почти весь, ценный продукт. Непросушенный жом идет на корм скоту.

– Только так называемый фильтрационный осадок. Это грязь, земля, при мытье свеклы образуется. Но он не ядовит, никакого вреда, если мы его вывезем на поле, не будет. Даже наоборот, его используют как удобрение против окисления почвы. Его забирают, как правило, те же фирмы, что поставляют свеклу. Раньше с жомом были проблемы, его было очень много, а из-за того, что в 90-е поголовье скота снизилось, часть жома некуда было девать. Сейчас с этим проблем нет. Если что-то возникает, какая-то проблема, то мы ее изучаем и предлагаем решение.

Покидать институт не хочется — кажется, что за каждой дверью в длинных коридорах с высокими потолками кроется научное открытие или проходят испытания новых революционных препаратов. Но побродить по лабиринту переходов не получается — Марина Ивановна с вежливой улыбкой провожает к выходу.

– Приходите к нам еще, — женщина на вахте в просторном и гулком холле кутается в шаль и улыбается на прощание. Ухожу с чувством, что за этой тяжелой дверью остаются какие-то секретные исследования, которые так и останутся для меня неизвестными.