Новости – Люди
Люди
Микроинфаркт и «колесный стаж»
Фото: Екатерина Жмырова
Ложные вызовы, отказы от госпитализации, постоянная нехватка персонала — как живет сейчас тамбовская служба скорой медицинской помощи
10 февраля, 2015 13:25
13 мин
В Тамбовской области не хватает врачебных бригад «скорой помощи». Об этом недавно заявила начальник регионального управления здравоохранения Марина Лапочкина, выступая перед областным парламентом. По ее словам, большинство вызовов «неотложки» покрывается фельдшерскими бригадами. И несмотря на то, что количество звонков в «скорую» продолжает стабильно снижаться, квалифицированные медики по-прежнему остаются в дефиците.
«Мокрые по колено, уставшие, не спавшие сутки»
– Врачебных бригад у нас где-то около 20-30 процентов, остальные — фельдшерские, — говорит главврач станции скорой медицинской помощи города Тамбова Владимир Сочнев. — Но такая ситуация во многих областях. В этом нет ничего критичного. Квалификация фельдшеров позволяет оказывать необходимую неотложную помощь. К тому же у нас в Тамбове есть отдельные педиатрическая и психиатрическая бригады. Их нет во многих других регионах. Приходите, сами все увидите.
В здании тамбовской станции скорой помощи недавно сделали ремонт. Теперь тут все вполне современно — светлые кабинеты, диспетчеры за стеклом, комнаты отдыха с диванами и даже конференц-зал.
– Видели бы вы, как мы работали год назад, — рассказывает заместитель главврача по медицинской части Алла Новичкова. — Сейчас у нас есть абсолютно все, что нужно для нормальной работы. Мы закупили новое оборудование — ЭКГ, глюкометры, носилки специальные, шины, электроотсосы. Вплоть до дорогостоящих препаратов тромболитиков, которые при инфарктах применяются, растворяют тромбы. Безумно дорогой препарат. Одна такая ампула порядка 70 тысяч рублей стоит. В общем, оснащены всем необходимым, сейчас жаловаться грех — только работай. Единственная проблема — транспорт старый. Но мы должны получить около 20 новых автомобилей в течение двух-трех месяцев.
Новичкова работает в «скорой» 28 лет. До того как стала руководителем, 22 года была врачом «на линии». Сейчас она только вернулась с ночной смены.
– Бригада, как правило, состоит из двух медиков и водителя. Водители работают по 12 часов. Так по Трудовому кодексу положено, — продолжает Новичкова. — А врачи и фельдшеры обычно работают сутки через трое. При этом у бригады бывает до 30 вызовов за смену. То есть в сутках 24 часа, а вызовов может быть 30. Поэтому, когда я слышу какие-то жалобы, мне всегда так становится жалко наших сотрудников. Вот они такие-сякие, так долго ехали. А это труд каторжный. Мокрые по колено, уставшие, не спавшие сутки. Мы часто слышим о том, что за границей «скорая» приезжает быстро, не то, что у нас. Но дело в том, что там не вызывают «скорую» по поводу банального давления. У них идет строгий отбор на уровне диспетчера — пациента просто переадресуют в поликлинику или врачу общей практики. «Скорая» должна выезжать, когда на улице что-то случилось, на производстве — ДТП, несчастные случаи. Если бы нас только по этим поводам вызывали, мы бы успевали везде. А мы зачастую рекомендации даем. У нас же в «03» звонят, чтобы давление померили, ЭКГ сделали, таблеточку дали. И ведь одни и те же больные обращаются. Причем не обязательно пожилые. У нас есть молодая пациентка, которая в прошлом году обращалась к нам 58 раз. И это еще не предел.
По статистике, количество вызовов «скорой» в Тамбове действительно уменьшается. Это связано и с демографической ситуацией и с тем, что при поликлиниках сейчас открылись отделения неотложной помощи, сотрудники которых выезжают в тех случаях, когда пациент может подождать в пределах двух часов. При обострении хронических заболеваний, например. Но нагрузка на бригады службы «03» все равно из года в год остается неизменной.
– Были времена, когда у нас было 22 бригады, а сейчас в среднем 14-15. Самое тяжелое время — с 6 вечера до 12 ночи, когда закрываются поликлиники, — рассказывает Новичкова. — Нагрузка в эти часы колоссальная. Раньше у нас в это время еще три дополнительные бригады подключались, сейчас их нет. Что касается фельдшерской «скорой», так везде одни и те же проблемы. Я общаюсь на семинарах с коллегами из близлежащих городов: Тулы, Рязани, Воронежа. Раньше на «скорую» устроиться было невозможно. И бригады были в основном врачебные. Потому что платили больше, надбавки были за так называемый «колесный стаж». А сейчас этих надбавок нет, и доктора уезжают туда, где больше платят — в Москву и Подмосковье. У нас очень много сотрудников уехали. Вот недавно сразу четыре девочки. Они молодые, не замужем, сняли вместе квартиру и так же работают на «скорой» в Москве, но совсем за другую зарплату.
Кадровая проблема частично решается за счет выпускников тамбовского медколледжа. Ребята проходят на станции скорой помощи студенческую практику и многие не прочь остаться, говорит Новичкова:
– Мы им все показываем, они с нашими бригадами ездят, им нравится. Говорят: «В стационаре рутина, а здесь у вас весело». Правда, мы им пытаемся сразу внушить, что весело, пока идет практика. Потом они приходят, понимают, куда попали, понимают, что это очень тяжелый, адский труд и остаются, конечно, не все.
«Сейчас получше — дышу»
Меня прикрепляют к бригаде фельдшера Андрея Канищева. Сначала он относится к дополнительной «нагрузке» настороженно и даже пытается отказаться, но потом смягчается. Одиноко сижу в коридоре, жду вызова «моей» бригады, смотрю, как уборщица в третий раз протирает полы. Потом слышу по громкой связи нужную фамилию и вопросы диспетчера: «Что у вас? Кровью истекает? А откуда кровь идет?».
Едем на улицу Бригадную. По дороге второй фельдшер Александр рассказывает, что сегодня у них было всего три вызова. Так мало, потому что пока еще утро — рано. Основная работа начинается после четырех. А самые напряженные смены у тех, кто попадает в ночь с пятницы на субботу, когда горожане начинают расслабляться после трудовой недели.
В маленькой однокомнатной квартирке живут двое стариков. Дед молча сидит на кресле. Бабушка, которой, собственно, и вызвали «скорую», выглядит совсем плохо. У нее кровотечение, судороги, отеки. Говорит с трудом, будто выдавливая из себя слова. Рядом суетится женщина средних лет, представившаяся племянницей. Объясняет, что бабушке Лизе 88 лет. Близких родственников у старушки нет.
Пациентку обследуют, снимают кардиограмму, делают укол. Андрей Иванович интересуется:
– Елизавета Гавриловна, как вы?
– Сейчас получше — дышу. Устала только, — отвечает старушка.
– Отчего устала-то? Дышать тяжело?
– Да и устала, и крови много.
– Ну, поехали в больницу тогда, вас там посмотрят.
– Нет! Куда я деда оставлю? Он невменяемый.
– Да дед вроде бодрый сидит.
– Я не хочу умирать в больнице.
– Тебе лечиться предлагают, а не умирать
– Нет, сынок, оставьте меня умирать дома. Кому я там нужна в больнице? Там одна молодежь и вся больная. Дай мне еще немного пожить, я тут распоряжения отдам и умру. Мне пора.
– И так каждый раз, — объясняет племянница. — У деда болезнь Альцгеймера. Она боится его одного оставлять. А если я за ним буду смотреть, боится, что меня с работы уволят.
– Направление в больницу я вам на всякий случай оставлю, — говорит Андрей. — Если надумаете.
По дороге обратно на станцию фельдшер поясняет:
– По хорошему, конечно, бабушку надо было класть в больницу еще месяц назад. Но мы можем только предложить. По закону решение остается за больным, если он, конечно, не признан недееспособным. Даже если это инфаркт или инсульт. У нас были такие случаи неоднократно. У человека инфаркт. Говорю: «Поехали в больницу, а то умрешь». А он отвечает: «Не хочу». А вообще на госпитальном этапе поставить точный диагноз практически невозможно. Мы не ставим диагнозы. У этой бабушки вообще может быть онкология, но она не хочет обследоваться. Вы же слышали, предложение о госпитализации было дважды. Она дважды отказалась. Деда оставить не может. Вот и получается, что битый небитого везет. Вам, конечно, в пятницу вечером с нами надо было поехать. Вот там самое веселье — битые, пьяные, наркоманы. Полгорода таких.
Доезжаем до станции. Выясняется, что новых вызовов пока нет.
– Сидим ждем тревожно, — говорит Андрей.
Второй вызов — в спецприемник, куда привозят арестованных в административном порядке. Моя бригада «скорой», как выясняется, здесь бывает частенько.
Из «обезьянника» выводят мужчину лет пятидесяти-шестидесяти. В медицинском кабинете он задирает рубаху, обнажая татуированную грудь:
– Микроинфаркт был.
– В какой больнице лежал? — интересуется фельдшер.
– В нашей в районной, в ЦРБ.
– У вас же там уже давно не лечат инфаркты?
– Лечат.
– А как болит сердце? Тупая боль?
– Тупая.
– Судороги есть?
– И судороги.
– Сколько дней выпивал?
– Пару дней.
– Точнее.
– Ну, пять дней.
– А последний раз когда выпивал?
– Вчера.
– То есть похмелье беспокоит?
– Можно и так сказать.
Сердечник Валерий Андреевич в отличие от предыдущей пациентки от госпитализации не отказывается, выбирая между спецприемником и больницей. В машине сидит смирно. На вопрос: «Может быть, не в больницу, а домой?» — он отвечает отрицательно.
.JPG)
Фельдшер объясняет, что вся сложность работы с таким контингентом заключается в том, что выявить симулянта довольно трудно. Постоянные посетители спецприемника профессионально изображают судороги, знают, что и как болит при инфаркте.
– В наркологию его не примут. Потому что у него живот болит и, как он говорит, судороги. Поэтому везем в дежурную хирургию. А вообще ему похмелиться надо. Сейчас его отпустят из больницы, он возьмет чекушку и снимет абстинентный синдром. У нас так часто бывает — вызывают родственники алкоголика, который всех достал. Говорят, заберите его в наркологию, пусть он там полечится. К нему подходишь, говоришь: «Уважаемый, хочешь полечиться?» А он говорит: «Я пить хочу. И меня такая жизнь полностью устраивает. А кого не устраивает — это их проблемы». И ни милиция, ни «скорая помощь» такого человека не заберет. Это только если какие-то коллективные письма писать, но это долгая история.
«У нас тут почти все курят»
Сижу в коридоре жду очередного вызова, разговариваю с одним из врачей.
– Вы к нам на практику? — интересуется он.
– Нет, я журналист. Хочу о вашей работе написать.
– Работа должна быть как игра. Не надо относиться к ней серьезно. Вообще, вся жизнь — это игра.
Мимо проходит какой-то мужчина, поясняет:
– Психиатр, одним словом.
– Геннадий Александрович, — представляется врач-психиатр. — У нас тут почти все курят, что удивительно. Я не курю, а они все курят. Молодые приходят девчонки и курят, курят. Стресс что ли так снимают. Зато из наших девчонок получаются лучшие жены.
– Потому что сутки работают, трое дома?
– Да у них нет этих троих суток. Когда ты приходишь после смены и ложишься спать — день пропал. А потом они просыпаются и не поймут — утро это или вечер. Смотрят на улицу, снег лежит, значит, зима. Звонят в скорую: «Извините, я задерживаюсь, проспала». А ей говорят: «Да ты не работаешь сегодня, у тебя два дня выходной».
Привычка к уколам
Третий вызов оказался довольно спокойным. Чистенькая квартира. Две интеллигентные пожилые женщины — сестры, одна из которых почувствовала себя плохо из-за перебоев с сердцем. Андрей Иванович расспрашивает про «рабочие» пульс и давление, делает кардиограмму, дает рекомендации по поводу дозировки препаратов, которые нужно принимать:
– Ничего страшного с вами нет, так что успокойтесь. Вы, наверное, сильно поволновались?
– Сейчас полегче немножко. Наверное, зря я вас побеспокоила?
– Хоть от уколов стали народ отучать, — говорит Андрей Иванович уже в лифте. А то у нас многие считают, если укол не сделали, «скорая» приезжала зря. Кстати, в этом доме живет наша постоянная клиентка Догмара Вальдемаровна. Ей 97 лет. Приезжаю, спрашиваю: «Что вас беспокоит?». А она говорит: «Доктор, вы мне нравитесь, я сейчас сыграю вам на фортепиано». Вы с нами в ночь оставайтесь. Там материала много будет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
