Эра милосердия

Обед пленных австро-венгров. Фото: из архива Дениса Тумакова и Михаила Кищенкова

«Русская планета» выяснила, как ярославцы относились к пленным солдатам Германии после двух мировых войн ХХ века

Светлана Парсегова

3 октября, 2014 17:22

11 мин

Ярославские историки, кандидаты исторических наук Михаил Кищенков и Денис Тумаков исследуют одну из интереснейших страниц истории региона: где и как в наших краях жили военнопленные после двух мировых войн прошлого века. На прошедших в конце сентября Трефолевских чтениях доклад молодых ученых вызвал большой интерес. Денис и Михаил рассказали «Русской планете» подробности, связанные с содержанием военнопленных, использованием их труда и отношением к бывшим врагам местного населения.

Если во время Великой Отечественной войны красноармейцы брали в плен граждан Германии, солдат и офицеров вермахта, то есть собственно этнических немцев, то в 1914 году основной контингент военнопленных в Ярославской области составляли подданные Австро-Венгрии.

– Первые военнопленные появились в Ярославской губернии практически сразу после начала военных действий в 1914 году, — рассказывает «Русской планете» Михаил Кищенков. — Всего за пять месяцев через Ярославль проследовало около 27000 человек военнопленных из Германии и Австро-Венгрии. Позднее появились и турецкие, и болгарские пленные. По национальности среди пленных были преимущественно венгры, затем шли австрийцы, чехи, словаки, собственно немцы, а также значительное количество славян. К 1 января 1916 года только в уездных городах губернии размещались 212 турецких, 51 германских и 548 австро-венгерских пленных.

Можно сказать, что тем пленным империи, которые попали в Ярославскую губернию, повезло. В отличие от высланных в Сибирь и оказавшихся в суровых климатических условиях, размещенных в лагерях и страдавших от тяжелой работы, ярославские поселенцы нередко жили в крестьянских семьях, где к ним относились вполне сносно. Иностранные подданные так же, как и хозяева, трудились в огороде и помогали в быту. Первые партии пленных размещали в неподготовленных местах. В дело шли скотобойни, казармы новобранцев, сараи и даже совершенно не приспособленные к этому мельницы.

– Постепенно военнопленных стали привлекать к выполнению разных общественных работ, — рассказывает Михаил Кищенков. — Эти мероприятия получили одобрение самого Николая II, справедливо полагавшего, что сотни тысяч практически бесплатных рабочих рук не должны остаться без дела. На сельскохозяйственных работах использование военнопленных началось в 1915 году. Кроме того, земства часто принимали решения о дополнительных выплатах для отличившихся в труде пленных. Кроме сельского хозяйства и городских работ, пленных использовали в 1916 году на строительстве в Ярославле автомобильного завода Лебедева, а также автомобильного завода «Русский Рено» в Рыбинске, который, впрочем, остался недостроенным.

Учитывали и гражданскую профессию иностранцев: в Любиме работала типография, где трудились пленные с гражданскими профессиями наборщика, электрика и фотографа.

В целом положение пленных в России в ту пору по степени гуманности было несравнимо с суровой долей российских пленных в Европе. В России с пленными повелевалось обращаться уважительно. В итоге поведение пленных было весьма вольным и мало контролировалось властями. Особенно свободно чувствовали себя офицеры. В их распоряжении были денщики, занимавшиеся хозяйственными делами, офицеры имели право на длительные прогулки, питание было на уровне офицерского состава русской армии.

– Известен даже факт издания в Усть-Сысольске австрийскими пленными в 1916 году журнала «Pur la Ratr», — рассказывает Михаил Кищенков. — Военнопленный штабс-капитан Цепнек являлся, по всей видимости, редактором журнала, поскольку именно его арестовали за организацию издания и отправили под конвоем в Ярославль, в распоряжение начальника местной бригады. Неоднократно возникали разного рода инциденты, связанные с тем, что и в условиях плена офицерский состав стремился сохранить свое господствующее положение в среде пленных и привилегированный статус даже по отношению к местному населению. Нередко лояльное отношение властей приводило к тому, что пленные отказывались от работ. Особенно склонными к саботажу были немцы из Австро-Венгрии. Так, Любимское земство доносило, что на работах военнопленных «главный контингент — германцы — тунеядствуют». Неоднократно органами власти отмечалось, что из многих регионов «поступали сообщения о слишком вольной жизни военнопленных, которые свободно гуляли с русской молодежью, пользовались известной долей внимания со стороны женского населения и даже допускались к участию в сельских сходах».

А потом случились революция, гражданская война и Брестский мир, когда пленные получили фактическую свободу. Однако некоторые из них предпочли остаться в России.

– Одна из моих коллег по кафедре истории и философии ЯГМА — Галина Николаевна Руппор — внучка бывшего австрийского военнопленного, — рассказывает «Русской планете» Денис Тумаков. — Ее дед остался в Ярославле, женился на местной уроженке, которая всю жизнь звала его «австриякой» в минуты недовольства, как вспоминает Галина Николаевна. А сын того «австрияки» — ветеран Великой Отечественной войны, воевавший за свою фактическую родину — Россию, СССР.

Вторая мировая война приготовила бойцам вермахта в России не только фронтовые испытания. Советский плен и лагеря, конечно, нельзя было сравнить с Освенцимом и Бухенвальдом, но не было и ничего похожего на либеральную вольницу начала века. В Ярославскую область первых пленных немцев привозили в 1941 году. Контингент заключенных пополняли и этнические немцы, живущие в СССР. Содержали пленных в лагерных бараках, отдельно от иных заключенных. Многочисленными были случаи проживания пленных в палатках, промокавших при сильном дожде, или в недостроенных жилых домах без света и отопления. Труд военнопленных, как и в Первую мировую войну, активно использовался в народном хозяйстве региона. Пленники работали на многих промышленных предприятиях Ярославля и других городов области, на строительстве жилых домов, железных и шоссейных дорог, заводских сооружений, на торфо- и лесоразработках.

– Главной бедой немецких военнопленных в послевоенной Ярославской области, как и по всей России, были плохие условия содержания, голод, отсутствие теплой одежды и медикаментов для лечения, — рассказывает Денис Тумаков. — Голод в послевоенной России, особенно голод 1947 года стал бедой всего мирного населения. Такое положение дел сложилось из-за совокупности нескольких условий: неурожая, отказа руководства страны от «плана Маршалла» — помощи США в восстановлении СССР, а также значительного оттока ресурсов из страны для помощи странам Восточной Европы. Лагеря немецких военнопленных вплоть до пятидесятых годов располагались в Ярославле и Ярославском районе, а также под Рыбинском и Угличем. Когда заключенных вывозили на работы в город, например, на стройки жилых домов, они выглядели настолько жалко в своих лохмотьях, с обмороженными руками и лицами, что у местного населения вызывали преимущественно жалость и сочувствие. Они массово просили хлеба у ярославцев, и хлеб им давали, несмотря на общий голод. Не хватало пленникам и квалифицированной медицинской помощи. В общей сложности, с июня по декабрь 1945 года в лагере № 276 умерли 133 военнопленных, а за июль и начало августа 1947 года там же умерли еще 13 человек. Причиной смертей в подавляющем большинстве случаев стали дистрофия или отравление дикими ягодами или растениями — также следствие голода.

Однако, несмотря на плохую физическую форму, военнопленные хорошо работали, в частности, строили качественное по тем временам жилье. До сих пор «немецкие дома» в Ярославле и Рыбинске неплохо сохранились. По иронии судьбы, целые кварталы двухэтажных каменных зданий строились на ярославской «Пятерке», на улицах Карла Либкнехта и Розы Люксембург, названных так задолго до войны.

– Несмотря на милосердное в целом отношение к пленникам со стороны местного населения, областное руководство, лагерное начальство было настроено к побежденным весьма сурово, — продолжает Денис Тумаков. — Очень точно подобное отношение выразил руководитель Ярославского областного отдела здравоохранения Державец на партийном собрании 27 апреля 1945 года: «У нас есть мягкотелые люди, которые очень сострадательно относятся к военнопленным, говоря, что пора их отпустить. Не может быть у нас никакой жалости к этим завоевателям». Он был не одинок в подобных умонастроениях. В то же время операции некоторым из больных проводил заведующий кафедрой патологической анатомии Ярославского медицинского института Верткин. Между тем контакты с местным населением все-таки были. Предметом гневных спецсообщений становились посещения немцами городского кинотеатра, сожительство германского военнопленного Кука с ярославкой Панасюк, и даже принятие артелью из бывших солдат вермахта заказов от горожан на ремонт квартир, ремонт обуви, изготовление разных вещей.

Показательна с точки зрения нравов эпохи и работа с заключенными внутри лагерей. Особенно усердствовали воспитатели и конвоиры в плане политинформаций, антифашистской пропаганды, создания лагерного актива из лояльных к руководству «антифашистов». Однако даже для активистов не было никакой возможности освобождения и надежды на встречу с родными.

Разумеется, такая жизнь, да еще в сочетании с недостаточной охраной, способствовала многочисленным побегам. Хотя, казалось бы, куда тут убежишь? Как вспоминал на склоне лет в беседе с профессором ЯрГУ Ериным пленный германский танкист Люлинг, «я был безумен от горя и тоски по родине и родным». В некоторых случаях побегам военнопленных способствовали местные жители. Некая безработная гражданка Ромина была привлечена к уголовной ответственности за помощь при побеге близкому знакомому Зонтагу, которого она снабдила штатской одеждой и скрывала у себя дома.

– Окончательно немецкие военнопленные получили возможность вернуться на родину только в 1955 году, после официального визита в СССР канцлера ФРГ Аденауэра, — рассказывает Денис Тумаков.

Таким оказался еще один важный итог двух великих войн прошлого века, когда многолетнее противостояние России и Германии, в конце концов, вылилось в простое человеческое милосердие к тем, кто оказался в положении побежденного, униженного и просящего.

– В беседах с ярославским профессором Ериным бывший военнопленный Карл Люлинг не раз подчеркивал, что его главное воспоминание о пребывании в плену, о простых ярославцах — именно их сострадательность, милость к падшим, тот хлеб, который они отдавали просящим в ущерб себе, — подводит итог Денис Тумаков.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе