Китайский песец подкрадывается

Как в самом успешном зверохозяйстве Иркутска норок и соболей выращивают для того, чтобы выживали люди

Мария Чернова

28 февраля, 2014 07:56

11 мин

Возрождение зверохозяйства «Большереченское» под Иркутском началось пару лет назад. В девяностые и нулевые оно чуть было не закрылось. К примеру, в 2006 году в «Большереченском» пришлось почти полностью уничтожить песца — его мех тогда вышел из моды. Сейчас директору зверофермы Виктору Винтеру удалось добиться почти стопроцентного прироста поголовья пушных зверей. Но дальнейшая динамика, по словам управляющего, сильно зависит от спроса монополистов из Китая. А на последнем аукционе он внезапно и ощутимо снизился.

На расписании зверей и зоотехников это пока не сказалось: кормежка начинается по графику, с рассветом — в Иркутске это девять утра.

Виктор Винтер встречает нас прямо у ворот зверофермы. Внутри все — в лучших традициях советского времени (предприятие создавалось в 60-е годы): у входа на полянке каменный памятник пушному зверю, рядом — административное здание с претензией на классицизм. А за небольшим лесом — больше 20 гектаров продуваемых всеми ветрами полей. На них вольготно разместились и около сотни шедов (домиков, в которых живут пушные. В каждый вмещается до 300 норок. — Примеч.авт.), склады, убойный цех, пункт переработки шкур, холодильник и кормоцех, больше напоминающий ангар.

– Если его «забить до отказа», корма нам хватит на целый год, — мечтательно говорит директор хозяйства. — Туда вмещается до пяти тысяч тонн…

В «Большереченском» это тема больная: после развала советского рынка пушнина, будучи товаром далеко не первой необходимости, даже в холодной Сибири продаваться стала «со скрипом». Вместе с тем рухнул и отлаженный механизм поставки корма на предприятие. Зверей стало нечем кормить. Долгое время норкам и соболям, привыкшим к хорошему мясу — свинине, говядине и даже баранине — скармливали мороженое мясо из Монголии.

– Выбирали самое дешевое. О качестве лучше не вспоминать. Теперь покупаем в Новосибирске. Но по сути, это неправильно. Ведь зверохозяйство изначально создавалось для утилизации молочной и мясной продукции. Звери по замыслу должны были подъедать за людьми и заодно давать ценный мех. Однако сейчас «молочка» и мясные остатки из магазинов гниют на помойках, а корма для зверей приходится покупать. Я пытался договориться с несколькими иркутскими магазинами. Сначала управляющие кивают головой, но в итоге ни ответа, ни привета, — сетует Виктор Винтер.

В целом хозяйство тратит до 28 млн рублей только на то, чтобы прокормить живность. Тем не менее, нынешние времена Винтер считает вполне зажиточными. Начиная с 2011 года предприятию удается ежегодно увеличивать поголовье пушных зверей вдвое. Сейчас «стадо» достигает почти 16 тыс. зверьков. Это 15 тыс. норок, 600 соболей двух пород, еще сотня серебристых песцов и две рыси.

Одной только норки в Большой Речке восемь цветов. И директор зверофермы видит ее будущее, кроме прироста собственно поголовья, в расширении цветовой гаммы пушного зверя.

– Сейчас нужно держать нос по ветру — цветовые предпочтения часто меняются. Вот хочу в перспективе закупить так называемую крестовку — светлую норку с подпалинами по хребту и поперек тела, по крестовине верхних лапок. Такой рисунок получается в виде креста, отсюда и название. А вообще нам бы по-хорошему напрямую с дизайнерами работать — от моды очень сильно зависят закупки того или иного меха, — делится Винтер.

Но пока это несбыточные мечты: по словам управляющего, в России контакт между разными, пусть и смежными, нишами плохо налажен. Пока работникам зверофермы остается листать модные журналы в поисках тренда. Накануне, к примеру, хозяйство возродило разведение того же песца. Его снова начали активно закупать скорняки.

Продает «Большереченское» свои меха в основном на аукционах. Только в этом сезоне ферма «выбросила» на рынок почти 50 тыс. шкурок. Сильную конкуренцию нашим меховикам составляет Китай. Начиная с 90-х, пушнина из соседней страны потихоньку прибрала к рукам российский рынок.

– Когда товар в два раза дешевле, на качество многие смотрят не так внимательно. Между тем китайская норка и мельче, и мех ее хуже. Потому что кормят ее поплоше. И климат там не подходящий — недостаточно влажно и слишком тепло. Вот у нас условия близки к идеальным: рядом речка Большая, поэтому влажность воздуха всегда отличная. Летом не жарко, а зимой не холодно. Температуры в минус 5, минус 10 градусов по Цельсию для норки и соболя, можно сказать, образцовые, — объясняет Виктор Винер корреспонденту.

Мы побывали на ферме в минус двадцать пять, дул сильный ветер: фотоаппарат замерзал дважды, через каждые десять минут приходилось идти в «теплушку» отогреваться.

– Время для прогулки вы выбрали, конечно, не самое удачное. Холодно, метель, а ветер на наших просторах особенно чувствуется. Для зверей это тоже плохо. Ну, давайте зайдем в шед, там хоть ветра нет, — предлагает директор зверохозяйства.

Внутри шеда по обе стороны от прохода стоят клетки со зверьками. От ветра , сдувающего нас с ног, их защищают только прутья клетки. В шеде с соболями зоотехник Марина. Она как раз готовится к кормежке зверей.

– Видите, как навострились. Уже слышат шум машины, знают, что кормить будут. Снимайте лучше самцов — они любопытнее, а потому не боятся высовываться из клеток. Самок труднее «поймать». Вертятся как белки в колесе. А вообще у всех у них свой характер. И главное в моей работе — уделить внимание каждому из них. Сейчас зимой они, бывает, примерзают язычками к клетке. Отрывают-то сами, но ранки остаются. Нужно следить, чтобы не загноились, — рассказывает она.

– Не жалко? Привыкаете ведь? А их потом на шубы…

– Жалко, конечно. Мы даже специально не даем им клички, чтобы не привязываться. Все зверьки пронумерованы. Но и это не спасает. В итоге любой из работников фермы хоть раз, да забрал себе звереныша домой. У меня дочь тут летом работала — принесла домой сразу двоих собольков, — признается Марина.

Но, в конце концов, большинство принесенных домой зверей все-таки приходится пристраивать в зоопарк или возвращать обратно на ферму. Норки, соболя и песцы — дикие животные.

– Чтобы приручить лошадь понадобилось три сотни лет. А звероводству всего 80. Поэтому действительно ручным зверек редко становится. Вполне возможно, если заниматься этим целенаправленно, то лет через двести будут у нас в квартирах бегать домашние норки или соболя, — считает Винтер.

Есть на ферме норка Тимка, которая могла бы передать «неагрессивный» психотип последующим поколениям. Зверек не кусается, даже когда его отрываешь от любимой телогрейки зоотехника. Но царапается — будь здоров, хоть и не специально. Ему убой уже не грозит: Тимка умрет на ферме от старости. Всех остальных зверей, за исключением особей для воспроизводства, отправят под нож уже этой осенью. А производителей — в следующем году. На шкуры уйдет 4/5 стада.

Вопрос этики перед Виктором Винтером не стоит — в первую очередь, нужно спасать хозяйство, сохранить работу работникам фермы, которых в штате ровно сотня. Звероферма остается самым крупным предприятием поселка Большая Речка. Можно сказать, поселкообразующим.

– В деревне отношение к животным другое. Их выращивают для того, чтобы выживали люди. И особых сантиментов нет. Или мы, или они. Когда детей растить надо, особенно не «пожалишься», — говорит зоотехник Николай.

Директор, почти оправдываясь, добавляет, что убой сейчас происходит максимально быстро и гуманно — укол децилена нужной дозировки, который вызывает у зверя спазм дыхательных путей, и все — шкурку можно сдирать. В сам убойный цех нас не пустили, сказали, что не в сезон он всегда закрыт.

Потом мех сортируют по цветам. Причем даже в одном цвете — голубых, к примеру, норок — число подтонов может достигать почти десятка. Дальше шкурки отправляются на первичную обработку и консервирование. Как замечает Винтер, у нас в стране консервирование, как правило, проводится сухим способом. Тогда шкурки стабильно сохраняют качество меха и свой размер. Вот из-за последнего на западе российская выделка и не «в почете». В той же Канаде влажные шкурки растягивают до заданного размера — в итоге качество меха страдает, зато все шкурки абсолютно идентичны по длине и ширине. Зарубежные дизайнеры такое очень ценят, сетуют российские производители.

Поскорее закончив с кровавой темой, Винтер хвастает, что в этом году предприятие намерено модернизировать производство и увеличить штат сотрудников еще на 52 места. А накануне крупнейшее зверохозяйство Приангарья получило статус племенной организации по разведению американских норок.

– Де факто это позволит нам продавать пушной молодняк как в Иркутской области, так и за ее пределами. То есть торговать уже не шкурками, а живым пушным зверем. Кстати, рысь мы купили как раз для этого. Ну, не забивать же их на мех. Как ни цинично это звучит, овчинка выделки не стоит. Каждая кошка обошлась нам в 70 тыс. рублей, — признается Винтер.

По словам директора зверофермы, молодняк норки предприятие покупает по цене от четырех до шести тысяч рублей за щенка. При этом, чтобы образовалось «продуктивное стадо» покупать нужно сразу минимум четыре тысячи особей. То есть, чтобы начать разводить ту же норку-крестовку, Винтеру придется выложить 16 млн рублей.

– Все верно. Суммы солидные. Сейчас параллельно ведем и модернизацию оборудования, которое уже не то, что морально — физически устарело. Так что суммы выходят просто огромные. Всю прибыль спускаем на обновление, — жалуется директор.

Самые дорогие, соболиные шкурки, могут стоить две-две с половиной тыс. рублей за квадратный дециметр. Норка — от 200 до 300 рублей, песец — в среднем 200 рублей. Эти розничные цены оптовики легко сбивают и до 70% от исходных, замечает Винтер. Особенно сильно на аукционные цены влияет слаженная тактика монополистов-закупщиков из соседнего Китая.

– Некоторые заводчики прямо заявляют, что Китай монополизировал рынок пушнины не только в России, но и во всем мире. Они скупают 80% всей пушнины. И рынок уже плотно зависим от их спроса. Так, на последнем из аукционов в Копенгагене вдруг не оказалось китайских закупщиков. И все — торги встали. Большинство уехало с нераспроданным товаром. Мы полагаем, что это был все же краткосрочный «сбой», и он не означает, что монополист и сырье теперь будут закупать исключительно на своем рынке. В ином случае это разорит многие зверохозяйства и в Европе, и в Канаде, и в России, — переживает Виктор Винтер.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе