Последний дед

Фото: Антон Кривенюк

Как уходит от нас старая Россия

Антон Кривенюк

27 марта, 2014 12:47

9 мин

По крутой деревянной лестнице, осторожно, будто на ощупь, Веня поднимается в комнату, прямо под крышей своего огромного дома. Тут среди старой мебели: обитого белыми простынями дивана, двух больших деревянных стульев, комода и фонаря, явно недавно купленного (но тоже подчеркнуто старинного) один только лишний предмет — ноутбук. Но он здесь по праву. У этой комнаты особая функция — через нее Веня осуществляет связь с внешним миром.

–Так, все, посмотрели и хватит, — Веня будто оберегает свое пространство от вторжения инородного духа: ни в одной из комнат этой высокой и длинной северной избы мы не задержались больше минуты. Здесь не музей.

– Вы посмотрите, где надо — все покрашено, каждое полено лежит ровно, не валяется, косы наточены, овцы накормлены, водка сварена. И все один ведь делает, супруга-то скончалась шесть лет назад, — говорит руководитель Тарногского Центра традиционной культуры Галина Мултасова.

У Галины Константиновны, которая вызвалась быть нашим гидом по дому Вени, в жизни есть одна специфическая обязанность: она проводит вечера, посвященные юбилеям хозяина этого дома — его шестидесятилетию, семидесятилетию, восьмидесятилетию. Сейчас Вене — Вениамину Савватиевичу — 82 года. Людей с такими именами больше нет даже здесь, в далеком, упирающемся в архангельскую тайгу Тарногском районе Вологодской области.

Фото: Антон Кривенюк

– И горка эта, и шифоньер, и шкаф, и этот стул мягкий, и вообще всю мебель в доме я сам сделал, — успевает похвастаться Вениамин Савватиевич за те полминуты, что отведены нам на осмотр очередной комнаты.

Мы в доме, где все безукоризненно устроено, где достаток создан не деньгами, а руками. Он еще не музей по форме, но уже музей по содержанию — живой пример того, как была устроена жизнь до революции. Это частный макет старой доиндустриальной России, где у каждого была одна жизнь, один дом, одна семья. Такого уже не встретишь не то что здесь — в глуши северо-востока Вологодской области — но и во всей центральной России. В течение прошлого столетия российское общество совершило невероятное перерождение: аграрная нация стала городской. Этот процесс везде уже давно завершен, и может только здесь, на Русском Севере еще есть шанс попасть в некое его переходное состояние, в коллективистскую среду, в которой сохранилась пока еще живая связь с ушедшей эпохой.

В узкой комнатке Тарногского центра традиционной культуры за столом сидят несколько женщин. Они крошат в стоящий посередине стола небольшой тазик мелко нарезанную картошку, яйца и другие, необходимые для окрошки, ингредиенты. Параллельно у них идет организационное совещание: обсуждают планы дальнейшей работы. Продлится оно ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы окрошку съесть. Потом участницам здесь станет скучно.

Фото: Антон Кривенюк

– Веня, в гости-то приедем к тебе? Ничего, что не званы-то? — мастер ремесел Светлана Дружининская по дороге заскочила в магазин взять бутылку коньяка и закуску.

– Я бы знал, что приедете, подготовился бы так, — говорит Вениамин Савватиевич.

Коньяк, как оказалось, было брать не обязательно: дедушка варит бальзамы на травах. Он встречает нас у горницы. Подтянут, на нем жилетка цвета хаки, под ней наглаженная рубашка в мелкую клетку.

–Так, вперед, в дом, — бывший начальник электросетей Тарногского командует как заправский генерал.

– Мы-то знаешь как, на одном месте сидеть не можем. Вот решили к тебе нагрянуть, — говорит Светлана.

В комнате с низким потолком, куда едва вместится человек высокого роста, половину пространства занимает книжный шкаф с коллекцией старых и новых книг по домоводству. На стене висит металлический календарь в честь 300-летия дома Романовых. В том отсеке календаря, где указывается год, первые две цифры «родные» — 1 и 9, а следующие две цифры старательно выведены шариковой ручкой — «77». В 1977 году календарь перестали обновлять. В соседней комнате больше всего привлекает внимание «красный уголок» с родовым иконостасом. Он не размерами, но энергетикой заполняет собой помещение. Кажется, образы смотрят на тебя в упор и сильно удивлены вторжением постороннего. Иконостас висел здесь и в советское время и, кажется, уже немного врос в стену.

Фото: Антон Кривенюк

– Нет, тут не фотографируй, зачем это? Потом повесишь в газету, все увидят. Уже приходили, говорят, купить хотим. Так им и передай: не продаю, — говорит дед Веня.

Хозяин еще жив, здоров, но торговцы раритетами уже прицениваются к его богатствам. Иконами, прялками, мебелью, посудой, скупленной за копейки у стариков или просто вывезенной из разваливающихся изб, полны теперь частные гостиницы и туристические усадьбы в Вологде, Ярославле, Санкт-Петербурге и вообще по всему центру России.

Среди «ценителей» ретро, прошедших пешком сотни погибших деревень, есть и специалисты и любители, но все они знают: есть у этих стариков дети, или нет, поддерживать живые дома-музеи они не в состоянии. Ценности рано или поздно перекочуют в частные коллекции. Может быть, лишь фотографии предков сохранятся в семейных архивах. У Вени они как раз висят над столом, за которым гости по рюмкам разливают коньяк.

– Как твой Миша на деда похож. По молодости так прямо копия, — говорит Галина Константиновна.

Сын Венамина Савватиевича живет неподалеку, но кажется, особой дружбы они с отцом не водят. А с фото на нас глядит молодой, но явно закаленный жизнью отец Вени Савватий Арсеньевич.

– Похож-то похож. Но, то внешне. А характер? Где тот характер у Миши? Эх, Миша, Миша, — вздыхает дед.

Фото: Антон Кривенюк

Сын паркует служебную «Волгу» прямо за отцовским домом. Там между ними периодически случаются перебранки.

– Миша мне и говорит: чего ты этих овец держишь-то? Вон возьми и поросенка заведи, толку-то больше. А я ему и отвечаю, ну и заведи, помоги. И что, где он теперь? След и простыл, — Веня накладывает в тарелку из банки соленые грузди.

Дети Вени, сын Миша и дочь Галина, тоже уже давно не молодые люди переживают за отца, который в свои годы работает за троих. Беда Вениамина Савватиевича в том, что наследство — громадный дом, раритетная утварь в нем и ценности — его детям никакой пользы не принесут. Не имея таких рук как у него трудно и дорого все это содержать. Эта изба как старый русский уклад жизни — красивая, но в наше время никому не нужная.

– Вы видели когда-нибудь такое, чтобы в деревне некому было скот порезать? У нас свинью зарезать хотят, специальных людей зовут, а сами не умеют. И знаете, сколько это стоит, ее зарезать — 700 рублей! — будто бы удивляется Веня. — Оттого и не держат уже скот: пока вырастишь, себе дороже будет. Лучше на рынок пойти да купить.

За столом у Вени всего поровну — грузди, картошка и водка собственного приготовления. Соленая рыба, сыр и коньяк из магазина.

– Знаю я, что с моим домом произойдет. Видели как у Попова? Стоит еще, но уже не то, разваливается потихоньку, ни у кого рук на него не хватит, — вздыхает дед.

Весь ближайший круг Вениамина Савватиевича, все его друзья уже на кладбище.

Фото: Антон Кривенюк

– Я пожалуй дальше буду по чуть-чуть, только поддерживать, — после третьей рюмки говорит нам Веня.

Он выкладывает уже третью порцию груздей и идет за гармошкой. Любые посиделки заканчивается песнями, и это роднит Русский Север с Италией или Грузией. У Вени есть и «итальянка» — маленькая домашняя гармошка — и настоящая русская гармонь. Сначала Веня ощупывает «итальянку», разыгрывается. Затем идет за гармонью.

– А брат мой Николай, любил вот эту музычку наиграть, попеть,— гармонь воспроизводит какие-то совершенно тоскливые пассажи. — Нет, не буду, а то как-то совсем грустно. Давайте лучше «Широка страна моя родная». Мой брат и ее любил.

Таких как Веня в Тарноге осталось на весь район человек десять. И Вене некому передать свой дом. Он знает, что его наследники соленые грибы буду покупать в магазине, а шифоньер — привозить из «Икеи». Трехкомнатную квартиру намного легче содержать, чем дом, рассчитанный на тридцать человек. На большую семью с шестью детьми. На то, что гости могут приехать и остаться на неделю. Но по шесть детей теперь никто не рожает, в гости ходят на час и по праздникам. Вокруг Вени в других деревенских домах уже живут качественно другие люди. Они не приезжие, они поколение детей и внуков Вениамина Савватиевича. Те, кто не умеет резать свиней, не умеет делать глиняные горшки и продал скупщикам старые прялки. Физически они живут в деревне, ментально — уже в городе.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе