Из рогаток по «Фантомам»

Рубен Аваков. Фото: Ибрагим Гукемух

Бывший военный специалист — о том, как советские ракетчики помогали защищать небо Вьетнама в начале 1970-х

Ибрагим Гукемух

11 августа, 2014 10:49

13 мин

Капитан Рубен Аваков оказался во Вьетнаме со специальной миссией. В сентябре 1972 года его и некоторых других офицеров полка ПВО, который находился в лесах Ленинградской области, вызвали в Генштаб. Там им объявили о том, что они отправляются выполнять интернациональный долг «в одной субтропической стране».

– Вы догадывались, куда вас посылают?

– Мы, конечно, сразу поняли, что речь идет о Вьетнаме. Вот уже много лет все следили за войной, которую вела Демократическая Республика Вьетнам против Сайгона и американцев. Пресса все время об этом говорила. Мне была поставлена задача: прибыть в Астраханскую область на полигон Ашалук и получить там два зенитно-ракетных комплекса ЗРК С-125 «Нева». Я должен был погрузить комплексы в эшелон и сопроводить до места назначения. Путь во Вьетнам лежал через Сибирь и Китай. А там — по обстоятельствам: либо я передавал и возвращался, либо передавал и оставался обучать вьетнамские расчеты. Опыт инструктора у меня был — незадолго до вьетнамской командировки я обучал египетских офицеров. Что будет «там», ни я, назначенный начальником эшелона, ни мой заместитель лейтенант Петя Каранов не знали. Проинструктировали лишь о том, как вести себя на территории Китайской Народной Республики. В конце 60-х годов наши отношения с Китаем обострились. Дело доходило до серьезных пограничных столкновений, в которых китайцы понесли большие потери. Они пропускали наши эшелоны во Вьетнам, «скрипя зубами», соблюдая социалистическую солидарность, но от них можно было ожидать любых сюрпризов.

– Каких именно?

– В Генштабе нам сказали, что эшелон могут завернуть или надолго задержать его на границе, за обнаруженный на платформе кусок земли или камень, завезенный из СССР. А вдруг Советы хотят завезти нам какую-нибудь инфекционную болезнь, а может быть сельскохозяйственного вредителя. Это лишь пример. Могли придраться к чему угодно, а затем арестовать и нас, и груз.

Когда через 15 дней эшелон прибыл на границу с КНР и остановился для перегрузки комплексов на станции Маньчжурия, к нам в вагон вошли китайские пограничники. Они осмотрели содержимое наших чемоданов, спросили, есть ли у нас фотоаппараты, и забрав наши паспорта для сверки, вышли. Нам было запрещено смотреть в окна. Но все же посматривали и увидели, что весь наш эшелон, все 54 платформы, окружены китайскими солдатами. Они стояли по периметру состава с интервалом в два метра. Вид у них был комичный. Серьезные, насупленные лица, автоматы через плечо, большие фонари в одной руке и смешные шапки-ушанки с непомерно длинными и почему-то поднятыми вертикально вверх «ушами». Шнурки на ушах, видимо отсутствовали, и оттого солдаты были похожи на каких-то строгих зайцев. Комплексы, которые мы грузили в Астраханской области почти двое суток, китайцы перекинули своими сверхмощными магнитными кранами всего за полчаса. Теперь начальником эшелона становился китаец. До вьетнамской границы доехали без приключений. Меня удивила пунктуальность, с какой шел эшелон. У нас, в Союзе опоздания поездов были в порядке вещей. У них же на очередную станцию или полустанок состав прибывал минута в минуту

На границе с Вьетнамом мы задержались еще на 3 суток. Вьетнамцы не хотели перевозить сразу обе установки, потому что боялись, что американские бомбардировщики, разбомбят сразу оба комплекса. Они настаивали, чтобы наши ЗРК перевозили по одному, что так больше шансов довезти их в целости. Китайцы сразу уцепились за это и стали на сторону вьетнамцев, но совсем по другой причине. Понимая, что я должен буду поехать с первой партией, они рассчитывали изучить наш ЗРК и особенно документацию, которая прилагалась к каждой установке отдельно. Трехдневная задержка и была связана с тем, что мы никак не могли договориться по этому поводу. Мне удалось настоять на своем, и на третий день эшелон пересек границу у населенного пункта Пинсан.

– Каковы были первые впечатления от Вьетнама?

– То, что здесь идет война, чувствовалось во всем. Редкая станция и даже полустанок не были разбомблены. То же самое можно сказать и о дорогах — все были в воронках, мосты также были разрушены американской авиацией. Мы не попали под бомбы лишь благодаря опыту вьетнамских товарищей. Они уже знали, что американцы прилетают в темное время суток, и поэтому от границы мы двинулись только в восемь утра. Таким образом, мы проскочили, воспользовавшись «окном» между налетами. Разбитые дороги и мосты вьетнамцы, там, где это было возможно, восстанавливали удивительно быстро. Они нисколько не потеряли присутствия духа. Помогали Вьетнаму многие страны. Помощь шла не только из СССР, но также из Китая, и других социалистических стран. Одним словом, вьетнамцы знали, что они не одни.

– Что вы должны были делать дальше?

– На пограничной станции Данг-Донг нас уже ждали наши военные советники и вьетнамцы. Начали сдавать-принимать комплексы. Нужно сказать, что сами комплексы много места не занимали, но вместе с ними мы привезли оборудование, без которых они попросту не заработали бы — радиостанции, пункты управления, радиолокационное оборудование, документацию. Впереди была еще масса работы. Во-первых, согласно полученным инструкциям, еще до подготовки комплексов к боевой работе, нужно было рассредоточить их по разным уголкам страны. Лишь после прибытия остальных 28 установок мы могли начать их использовать — эффект от массового применения должен был быть максимальным. К тому же нужно было подготовить вьетнамские расчеты. Все это необходимо было сделать скрытно — американская разведка работала очень хорошо. Комплексы мы спрятали в ангарах, которые были вырублены в скалах. Там же в одной из скал была казарма и другие помещения для личного состава и специалистов.

После четырехчасового отдыха в этих скальной казарме я сообщил вьетнамским товарищам, что еду в Ханой, чтобы доложиться в советском посольстве. Они опять напомнили мне о расписании американских бомбардировок, и я выехал только в 8 утра. На самом деле мне нужно было не только «отметиться», но и передать нашему военному атташе техническую документацию от комплексов. В ней были указаны секретные данные, в частности, частоты, на которых работали наши ракеты. До Ханоя было 200 километров.

На протяжении всего пути мы видели страшные картины: неубранные трупы на обочинах, сожженные деревни, остовы сбитых самолетов с белыми звездами на фюзеляжах. Остовы лежали не на земле, а на полушке из крон тропических деревьев.

– Что вы видели в Ханое?

– Нас поселили в хорошем отеле, в районе Кимлиен, недалеко от советского посольства. Поэтому-то отель и уцелел — советское посольство не бомбили. Едва мы поднялись на второй этаж, и я распахнул окно в номере, как в воздухе завыла сирена. Все местные обитатели бросились вниз — в бомбоубежище. Мы с Петей, конечно, растерялись, но виду старались не подавать — мы ведь все-таки советские офицеры. Однако энергичные жесты горничной все же подействовали и мы, вслед за остальными спустились в убежище. Бомбоубежищем называлась траншея, перекрытая бамбуком и присыпанная сверху 30-сантиметровым слоем земли. Оба входа были открытыми. Такое убежище, конечно, не могло спасти при прямом попадании ракеты, а защищало только от летящих или падающих обломков.

Тем не менее оно оказалось достаточно надежным. Помню, что в убежище я сразу услышал русскую речь. Кто-то из старших упрекнул нас в медлительности. Оказалось, что интервал между сиреной и бомбардировкой обычно составлял не более пяти минут, и мы могли опоздать. Не успели мы освоиться, как началось! Ветер от взрывных волн несколько раз прокатывался внутри траншеи и поверх ее, поднимая бамбуковые стволы перекрытия, как рояльные клавиши. В интервалах между разрывами слышались сотни автоматных и пулеметных очередей и одиночных выстрелов. Вьетнамцы палили по бомбовозам из всех стволов. Мальчишки — смешно сказать — стреляли по ним из рогаток! Потом я понял, что за девять лет непрерывной войны (а с небольшими перерывами, война во Вьетнаме не прекращались с конца 1940-х годов), под бомбами и обстрелами выросло целое поколение детей. Для них авианалеты были таким же обыденным делом, как и тропический дождь. От бомб вьетнамцы спасались по-своему. В Ханое в то время много людей торговало всякими мелочами на улицах. Под убежища приспособили канализационные колодцы, закрываемые люками, их полно в любом городе. Сидит, например, торговка прямо на асфальте с грудным ребенком на руках, продает сигареты поштучно. Как только начинает выть сирена воздушной тревоги, она отодвигает люк, почти швыряет в колодец грудничка, — там уже постелена одежда или пальмовые листья — а затем прыгает туда сама и задвигает люк. Бомбежка закончилась, и она вновь вылезает, чтобы возобновить торговлю. Бомбежки иногда были очень разрушительными и интенсивными — по нескольку раз в день.

– Что вы можете сказать о ходе воздушной войны, о работе комплексов ЗРК?

– Обучая вьетнамские расчеты работе на нашей «Неве», мы и сами многому учились. Например, мы скоро поняли, что днем летают в основном истребители — F-4 «Фантом» и «Скайхоки». Они боролись с вьетнамской авиацией, занимались штурмовкой и разведкой целей. Ночами налетали уже бомбардировщики В-52. Они действовали с двух баз — с острова Гуам и с баз в Таиланде. Нужно сказать, что их самолеты были лучше наших, как и подготовка пилотов. Они боялись только советских ЗРК разных поколений. Американские летчики делали так. Сначала истребители на низкой высоте пролетали по предполагаемому курсу движения своих бомбовозов и, провоцируя наших ракетчиков на атаку, пытались выявить места, где стоят наши ЗРК. Если им это удавалось, то либо уничтожали их со второго захода, либо на обратном пути на базу сообщали координаты комплекса уже поднявшимся в небо В-52. Мы знали, что минимальное время подлета их с территории, например, Таиланда составляет 15 минут. Выстрелив, мы должны были немедленно сматывать удочки. Поэтому мы старались не открывать огня по истребителям, а дожидаться наших главных целей — В-52. Однажды я был свидетелем того как неопытный расчет поплатился за то, что не удержался и открыл огонь по истребителю. Через 15–20 минут от установки остались одни головешки. Расчет, к счастью, спасся в укрытии.

– Хорошо запомнился водитель газика — шубутной вьетнамец Тын. Мы называли его на русский лад — Толей. Он возил нас «на работу» каждый день из Ханоя в джунгли. Водил он так, что по пути вытрясал все печенки. Через пару недель наша группировка ПВО пополнилась еще четырьмя комплексами. А американские ВВС переживали кризис. У них начались серьезные проблемы с пилотами В-52. Желающих вылетать на бомбардировку во Вьетнам становилось все меньше. Помню нашумевший случай, когда в плен попал сбитый американский летчик с В-52 — седеющий ветеран. На допросе он сообщил, что его упросили вновь сесть за штурвал люди из госдепартамента. Они сами приехали к нему домой и долго объясняли, что в ВВС ощущается дефицит пилотов, обещали хорошие деньги, вот он и согласился. Вскоре стали распространяться слухи, что Никсон решил применить по Ханою небольшую атомную бомбу. Слух видимо имел под собой серьезные основания, потому что вдруг всех «советских» стали вывозить из Ханоя. Многих, в том числе и нас решили отправить сначала на северную границу, а затем и вовсе домой. Слухи не подтвердились, но из-за них нам пришлось по несколько раз выезжать на Север, а затем опять возвращаться в Ханой. Эти «путешествия» — по разбитым и размытым дождями дорогам без еды и сна — были кошмаром.

Помню, как ехали по какой-то дамбе, дорога была вся в огромных воронках и мы переносили свой газик через них на руках. Остановились в какой-то нищей деревеньке, где жили несколько стариков и детей. Они сами жили впроголодь, но, узнав, что мы советские ракетчики, принесли нам курицу, немного риса и напоили горьким вьетнамским чаем. Мы находились в Ханое, когда американцы дотла разбомбили госпиталь «Батмай» (в переводе с вьетнамского это слово означает «Возвращение счастья») и мы помогали вытаскивать из-од завалов убитых и раненных, а уже на следующий день, в перерывах между налетами шли смотреть кино в нашем посольстве, обедали, спали, гуляли.

– Да, я застал победу и пробыл там еще некоторое время. Я собственными глазами видел госсекретаря США Генри Киссинджера, который приехал в Ханой и вел переговоры об освобождении американских военнопленных. Домой летели на «перекладных»: из Ханоя на Ил-18 — в Лаос, оттуда — в Бирму, затем делали посадки в индийских аэропортах Калькутты и Бомбея. Потом Ташкент, Москва, Ленинград и ЛенВО. Дослуживал я уже на Дальнем Востоке, но это, как говорится, «уже совсем другая история».

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе