Тренировка на ребенке

По данным министерства труда и социальной защиты населения Забайкальского края, в 2013 году был зарегистрирован 121 случай возврата детей из семей, оформивших опеку, обратно в детские дома. В казенные стены вновь приводят малышей, детей школьного возраста, но чаще всего подростков. Социальные работники и специалисты отдела опеки краевого минсоцзащиты рассказали корреспонденту РП истории нескольких детей, от которых дважды отказались близкие.

– Недавно у нас был случай: брали ребенка в трехлетнем возрасте, а отдали назад в 13! — вороша кипу документов, говорит начальник отдела опеки и попечительства несовершеннолетних министерства труда и социальной защиты населения Забайкальского края Раиса Чинитдоржина. — Сами смотрите, вот, сколько таких грустных историй. Мы все их знаем, потому что наше ведомство занимается постановкой на государственное обеспечение этих несчастных. И вроде потенциальные опекуны готовятся, курсы посещают, с психологами беседуют. Не так, чтобы пришли, взяли и поехали. А все равно, грустные финалы таких, несемейных историй, множатся.

Кареглазый Кирилл всегда старался выделяться на фоне группы. Все маленькие обитатели детских домов испытывают недостаток внимания, потому на приходящих время от времени дядь и теть реагируют бурно. Но бойкий Кириллка особенно старался себя показать: забирался на подоконник, пел песни, предлагал поиграть в футбол, верещал и носился по игровой комнате. Как будто не давал возможности гостям взглянуть еще на кого-то. Большинство людей, пришедших выбирать ребенка, такой напор четырехлетнего карапуза пугал и даже отталкивал. Но визит одной семейной пары оказался для мальчугана судьбоносным. В ночь перед отъездом из дома малютки он не давал детям спать, к каждому подходил и прямо втолковывал: «Мама завтра меня заберет! Мама моя! Не спи! Завтра мама заберет!». От завтрака Кириллка тоже отказался. Смотрел в окно, прислушивался к каждому звуку, приглядывался к каждой машине, приближающейся к воротам. Около десяти Кириллку забрала приятная пара лет сорока. Счастливый и гордый, теперь уже «сын», шустро семенил по свежевыпавшему снегу, держа за руки родителей. В новую жизнь. В самый канун Нового года.

Над Кириллом оформили опеку муж и жена. В свое время хотелось пожить для себя, не обременяя жизнь детьми, потом завести своего ребенка уже не получилось. У семьи была ферма, минутах в сорока езды от города. Кириллка быстро привык к жизни в большом просторном доме. Норовил помочь, не боялся домашней скотины, пил парное молоко, целыми днями находился на воздухе, в общем, рос и креп, как любой деревенский ребенок. В беззаботном времяпровождении прошло три года. В сентябре 2006 повзрослевший Кирилл надел школьную форму, как полагается, мама с папой привели сынишку в первый класс. Учеба в начальных классах далась мальчику легко: отличником не был, но заканчивал четверть за четвертью на твердые «четверки». Особенных хлопот любимым родителям не доставлял. Та самая любовь громко декламировать стихи, которую, забираясь на подоконник, ребенок демонстрировал еще в доме ребенка, переросла в любовь к чтению, письму. В общем, Кирилл проявлял способности к гуманитарным предметам. Задачки и примеры давались сложнее, но он прилежно решал математику вечерами дома. Жизнь текла размеренно. Год — учеба в школе, лето — в деревне. В такой стабильности минуло 7 лет. К тринадцати годам Кирилл переменился: уже не мальчик, а подросток стал чаще спорить с родителями, проявлять характер, агрессию. Психолог объяснил родителям, что пубертатный период, в который вступил Кирилл, сработал против него самого. В такие кризисные возрасты проявляется все то, что было генетически заложено. Неблагополучная пьющая биологическая мама наградила нежеланного ребенка плохим здоровьем. Прежде всего, предполагаемые возлияния в период беременности сказались на умственном развитии мальчика. «Ген тапком не убьешь!» — объяснили опекуны Кирилла свой поступок в январе 2013 года. Не справившись с проявлениями непокорного характера, с наклонностями повзрослевшего ребенка, неудавшиеся родители вернули мальчика в детский дом.

– Минуло больше года, но Кирилл до сих пор не разговаривает, — говорит педагог-психолог Ирина Ярина. — Как будто проглотил эту обиду, это предательство. Оно как комом в горле встало. Сильнейший стресс, разочарование, чувство ненужности живут внутри него и будут жить. Неизвестно, в какой плод вызреет это все. Мы ведем работу, стареемся разговорить, проводим иппотерапию. Видно, что лошади ему нравятся. Может, хоть так удастся вывести парня из этого кризиса. Но уверенности нет. И такая психологическая травма, конечно, никогда не зарубцуется.

Над Зосей пытались оформить опеку дважды: в первый раз рыжеволосая малютка наотрез отказалась идти с людьми, которым она приглянулась. И это несмотря на то, что все время ждала маму. Как-то не поверила в то, что пришедшая за ней молодая женщина — мама. Заставлять девочку не стали. Долго уговаривали, беседовали. Но разве объяснить четырехлетнему ребенку, если сердце не лежит?!

Вторая попытка была удачной. В шесть лет Изольда покинула стены детского дома, в котором росла с двухмесячного возраста. В отличие от детей, которых забирают в семью, Зося тосковала по родным стенам. Несколько раз мама даже привозила ее в гости. С собой приносили сладости, яблоки, угощали детей.

О жизни после детского дома маленькая девочка почему-то не рассказывала друзьям. Педагоги и воспитатели удивлялись подобной замкнутости. Казалось бы, такой радостью должна была делиться с каждым, но нет… На вид благополучная пара Зосиных опекунов оказались через чур жесткими в подходах к воспитанию детей. Подробности жизни малютки социальные работники узнали после того, как ее вернули в детский дом.

– Сюда Изольда приехала с радостью. Мы разговаривали с ней, были удивлены, чему она радуется, — вспоминает психолог Ирина Ярина. — Оказалось, что родители жестоко наказывали ее за малейшую провинность: и рукоприкладствовали, и еды лишали, и обливали холодной водой на балконе зимой. Из-за таких воспитательных моментов она дважды лежала в больнице с пневмонией. Мы спрашивали Зосю, за что конкретно ее так обижали. «Наверное, за то, что я некрасивая! Мама била по голове и говорила всегда: «Уродина, на себя-то посмотри!». На сегодняшний день на бывших родителей заведено уголовное дело. Они люди небедные. Наняли адвоката. Началась длительная судебная тяжба, и когда она закончится, никто не знает.

У всех в детстве есть мечта иметь домашнего питомца: собаку, рыбок, кошку. Леня как-то особенно мечтал о попугае: зеленом, говорящем и непременно с красным хвостом. И рисовал он эту чудо-птицу, и на новогодние утренники наряжался попугаем. Имя придумал птахе — Тимон. И грезил, что когда-нибудь у него появится своя комната, а на подоконнике будет стоять золотистая клетка с округлым куполом, где будет жить говорун.

Леня неожиданно очень понравился паре будущих опекунов, которые пришли в дом ребенка в третий раз. И все три раза были нацелены взять девочку. Серьезный упитанный мальчик Леня произвел впечатление и очаровал гостей. Процедура оформления опекунства прошла благополучно, Леню забрали домой. Социальные работники, которые сопровождали семью в период адаптации, отмечали, с какой особенной нежностью родители относятся к своему сыну. Мама Лени была учительницей ИЗО в школе. Заметив в мальчишке творческое начало — Леня очень любит лепить, делать аппликации — она проводила с ним по нескольку часов в день за рисованием, лепкой, учила его технике оригами. Леня был очень увлечен.

Отец, врач-стоматолог, частенько брал мальчика на работу. Тот искренне интересовался, что за волшебство такое происходит после укола, когда лечить и даже вырывать зубы становится не больно.

И все бы хорошо, но попугая не покупали. Водили в зоомагазины, но не приносили домой. А он просил, ждал и часто даже плакал. Как же так?! Мечта исполнилась как-то не полностью: дом есть, своя комната, подоконник даже, а попугая так и не завели! В семье Леня провел два года. Возвращая мальчика в детдом, опекуны признались, что ждут ребенка. Своего. Родного. Сказали, что Лене благодарны за «тренировку», теперь они знают, что значит быть родителями. И с такой легкостью, улыбаясь, говорили: «Хорошо, что так и не купили попугая! А то мы птиц не любим. Еще бы его пришлось пристраивать!».

– Этот случай произошел в жизни Лени полтора года назад, — говорит Ирина Ярина. — Он сейчас об этом не вспоминает. Иногда только, когда у детей заходит разговор о той неприятности, говорит: «Да, попугай меня подвел. Я просил его сильно. Надоело им, наверное!». На удивление сильным оказался этот девятилетний мальчик. Как-то стоически перенес такой «удар под дых». Хотя, кто же его знает, может и не перенес. У всех же своя скорость реакции. Может, его ответ на эту жестокость будет позже.

Хотя дети и воспринимают взрослых, которые берут над ними опекунство, как своих новых родителей, но на самом деле, юридически, да и морально, это далеко не одно и то же, что усыновление.

– Такую жестокую несознательность, когда детей возвращают из семьи обратно, проявляют именно опекуны, — констатирует ведущий специалист-эксперт отдела опеки и попечительства над несовершеннолетними министерства труда и социальной защиты населения Забайкальского края Татьяна Тяжелова. — Усыновители крайне редко возвращают детей! Это судебная процедура, когда юридически люди приобретают статус родителей, ребенку свидетельство о рождении меняют, даже дату рождения могут изменить, если есть желание. К этому делу подходят как-то более осознано. Случаев возврата было лишь несколько за долгие-долгие годы, тогда как опекуны просто пачками возвращают детей. И живут же потом спокойно, искалечив и без того израненную детскую психику до такой степени, что, может, этот человечек уже никогда не оправится от нее.