Главные врачи войны

Медсёстры и няни Н-ского госпиталя. 1945 г.

Как сражались за жизнь раненых в Свердловске в годы ВОВ

Полина Виноградова

31 марта, 2015 10:02

12 мин

Жители Екатеринбурга собирают средства на памятник уральским военным медикам. Выглядеть он будет так: обессиленный врач, сидящий на пустых ящиках от снарядов. За его спиной — медицинская сестра. Если удастся собрать деньги, бронзовую композицию установят перед областным госпиталем ветеранов войн, который был основан 19 октября 1941 года как эвакогоспиталь № 3866.

«Русская планета» поговорила с историками о войне, которая шла в свердловском тылу — за жизни раненых бойцов, и о цене, которую заплатили военные врачи за Победу.

В военные годы Свердловск превратился в один большой лазарет. Раненых тыловой город принял уже 26 июня. Первые эвакогоспитали открылись через 10 дней после начала войны, к концу 1941 года их было уже полсотни. Под больницы отдали здания школ, общежитий, техникумов, институтов, домов отдыха, Дома профсоюзов, Дома Контор. Классы и залы переоборудовали под палаты в считаные дни, сооружая кровати из бутовых канатов и набивая матрасы соломой. Так, уже к 5 июля 1941 года на трех этажах школы № 37 был развернут эвакогоспиталь № 1716.

– Всего в период Великой Отечественной войны на территории Свердловской области размещался 151 госпиталь, — рассказывает корреспонденту РП историк Сергей Панкратов. — 39 госпиталей работало в самом Свердловске, 112 — в других городах и поселках области. В них могли одновременно проходить лечение до 60 тыс. раненых. В регионе была развернута третья по величине в стране сеть тыловых эвакогоспиталей.

Пациенты лежали даже в коридорах, место выписавшихся тут же занимали новые раненые, прибывавшие целыми эшелонами. Попасть на лечение в Свердловск у солдат считалось хорошим знаком: ведь безнадежных больных не повезут за тысячи километров от линии фронта. А значит, есть надежда выжить.

Хирург Е. Я. Коппельмахер, слева от него - терапевт Будницкая, сзади - медсестра Е. В. Казаринова - среди прооперированных раненых ЭГ № 3862 (фото 1943-1944 гг.)

Свердловские врачи пытались любой ценой оправдать надежды раненых, хотя работать было тяжело. Помещения — не приспособлены для медицинских целей, оборудование — скудное. Хронически не хватало лекарств и перевязочных материалов. На всех недоставало не то что антибиотиков, даже обычной зеленки и йода. Использованные бинты отстирывали вручную от засохшей крови и гноя, кипятили, гладили и снова пускали в дело. А перед операцией врачи мыли руки не мылом, которое тоже было в дефиците, а древесной золой.

– В военное время врачам пришлось вспомнить и освоить многие рецепты народной медицины, — рассказывает корреспонденту РП кандидат медицинских наук Дмитрий Беликов. — Например, вату успешно заменили обычным мхом сфагнумом. Он прекрасный антисептик и абсорбент, обладает противовоспалительными и противогрибковыми свойствами. Школьники летом отправлялись в лес и заготавливали сфагнум целыми мешками. Если в 1940 году в Свердловской области было заготовлено 30 тонн лекарственных растений, то всего через два года — уже более 210 тонн растений 69 различных видов.

Невозможно было найти замену такому простому материалу, как гипс. Его пытались заменить толченым кирпичом и опилками, но это мало помогало. Поэтому в военные годы появился специальный термин «стеклянный больной». Так называли раненых, которым не могли загипсовать поврежденные конечности, поэтому при малейшей попытке пошевелиться они теряли сознание от боли.

Катастрофически не хватало донорской крови. Хотя недостатка в желающих ее сдать не было: добровольцев на пункт переливания крови приходило так много, что люди ждали своей очереди на улице. Кровь сдавали даже старшеклассники и старики.

– Горожане считали своим долгом жертвовать ради победы последним, что у них оставалось — собственной кровью. К счастью, на станции переливания крови добровольным донорам выдавали горячий обед, бутерброд со сливочным маслом и сладкий чай, — говорит Дмитрий Беликов. — Этот бутерброд с чаем потом многие свердловчане вспоминали долгие годы как самое вкусное, что они пробовали в своей жизни. Ведь они и сами были истощены до предела. По-хорошему, у них не кровь нужно было брать, а переводить на усиленное питание, чтобы окрепли. Но такой возможности не было. Кстати, за 50 мл из каждой сданной дозы в 500 мл дополнительного питания не полагалось. Эти граммы считались подарком бойцам от тружеников тыла, их в шутку называли «фронтовые 50 граммов».

Когда донорской крови нужной группы не было, ее сдавали медсестры и врачи, оперировавшие раненых.

– Моя мама, Нина Константиновна Боровкина, в годы войны работала операционной сестрой в госпитале на улице Нагорной, — вспоминает в разговоре с корреспондентом РП Ирина Дорогач. — Она рассказывала, что из операционной не выходила по 10–12 часов. В обед моя бабушка приносила ей еду. И хотя мама падала с ног от усталости, у нее не было ни времени, ни сил, чтобы поесть. Бабушка почти всегда уносила узелок с едой обратно. И при этом, если требовалось срочное переливание, а нужной крови не было, мама сама сдавала кровь. Так поступали многие врачи и медсестры, сами едва живые от недоедания и нечеловеческих нагрузок.

Несмотря на колоссальную нагрузку, уральские медики, работавшие в эвакогоспиталях, выкраивали время на исследовательскую работу. В Свердловском медицинском институте с 1941 по 1945 год защищались докторские и кандидатские диссертации, регулярно публиковались сборники научных трудов. Четыре врача тех лет стали известными учеными, профессорами, основателями школ. Аркадий Лидский стал основоположником уральской школы хирургов, Лев Ратнер — школы хирургов-онкологов, Давид Шефер — невропатологов и нейрохирургов, Федор Богданов — ортопедов-травматологов.

Чтобы спасти как можно больше жизней, в Свердловске уже в 1941 году был создан филиал Всесоюзного научно-исследовательского химико-фармацевтического института. Химики-органики под руководством профессора Исаака Постовского создавали в нем новые лекарства, которые тут же опробовались на практике.

Медсёстры и няни Н-ского госпиталя. 1945 г.

– Первые сульфамидные препараты, революционные для того времени, были получены на кафедре органической химии Уральского индустриального института к концу 1937 года, — рассказывает Дмитрий Беликов. — Однако клинические испытания проводились уже в военные годы. В итоге был получен сульфидин, который спас тысячи раненых. Тогда же был создан и испытан препарат сульфатиазол, который оказался эффективен против пневмонии, широко распространенной тогда из-за переохлаждения в окопах. Что важно, его можно было применять без предварительных анализов крови и мочи. Очевидно, что в боевых условиях не было возможности их сделать, поэтому сульфатиазол стал настоящим спасением. К 1944 году в Свердловске был создан препарат от еще одного распространенного на фронте заболевания — бациллярной дизентерии.

Однако одних только лекарств было мало, чтобы спасти раненых. Когда приходил состав с ранеными, врачи работали, не выходя из операционной, по двое суток подряд. Ждать было нельзя — каждая минута промедления могла оказаться последней для тяжелораненых бойцов. В «обычные» дни считалось нормой оперировать по 16 часов в сутки. При этом врачи проводили не типовые, а беспрецедентные по сложности операции.

Рабочих рук не хватало: наиболее опытные медики с началом войны были призваны в армию. На одного врача в разные периоды войны приходилось от 43 до 486 раненых. Поэтому все медицинские работники, которые остались в тылу, переучивались на ходу, приобретая вместо мирной военную специализацию.

– Вот лишь один пример: в 1943 году начальником госпиталя, специализирующимся на ранениях грудной клетки и конечностей, стала майор медицинской службы Анна Ивановна Штин, — рассказывает Сергей Панкратов. — До войны она работала обычным педиатром. Но ей пришлось освоить новый профиль. Скальпели вынуждены были взять в руки бывшие стоматологи, гинекологи, терапевты. Большинство врачей, работавших в эвакогоспиталях, были женщинами с медицинским стажем от трех до пяти лет. Ускоренное обучение проходили студенты мединститутов, также отправлявшиеся продолжить образование на практике.

Каждодневный подвиг совершали не только врачи, но и медсестры, нянечки, сутками выхаживающие больных. Тяжело приходилось и прачкам госпиталей.

– Моя бабушка, Алевтина Афанасьевна Мордвинова, в военные годы была прачкой в эвакогоспитале, — рассказывает корреспонденту РП Елена Верник. — Она часто шутила, что тоже прошла всю войну, до самой Победы, только не с оружием, а с корытом в руках. В этой шутке была большая доля истины. Никаких стиральных машин тогда не было. Стирали вручную. Первая вода, в которой замачивали одежду, была даже не красной, а черной от крови. На то, чтобы постирать белье одного раненого, выдавали всего 20 г мыла. Чтобы отошла грязь, приходилось шоркать до изнеможения. У всех прачек круглый год были малиновые, потрескавшиеся до крови руки. Отслаивались и слезали ногти. Но никто на это внимания обращал: знали, нужно терпеть и работать. Они рассуждали так: «После войны отдохнем».

Все жители Свердловска боролись за жизни раненых. Отстояв 12 часов у станка или вернувшись с заготовки дров — отопление было печным в большинстве зданий — они добровольно приходили в палаты, чтобы помочь больным если не делом, то хотя бы словом. Читали им вслух и писали для них письма, кормили с ложечки, помогали заново научиться ходить, подбадривали. Отдавали раненым все, что могли, из собственного скудного хозяйства: относили в госпитали посуду, постельное белье, гитары и гармошки. Делились даже едой, хотя сами голодали.

– Бабушка рассказывала, что в годы войны у нее была одна мечта — дожить до того дня, когда она сможет в одиночку съесть целую шоколадку, — вспоминает Елена Верник. — Но она никак не могла вспомнить ее вкус. Ведь питались тогда в основном подножным кормом. Хлеба по карточкам работающим выдавали от 400 до 800 г в день, в зависимости от трудовой категории, иждивенцам и детям полагалось всего 400 г. Поэтому ели крапиву, щавель, мокрец, корни лопуха, сосновые побеги — все, что удавалось найти. Суп из мороженой брюквы считался нормальной пищей. И все равно, как только вызревали шиповник и рябина, прабабушка отправляла внуков их собирать. Потом варила витаминный компот, отдавала бабушке и говорила: «Отнеси больным, им нужнее».

Раненых удавалось нормально обеспечить едой исключительно благодаря помощи горожан.

– Официально выздоравливающим после ранения бойцам и командирам Красной Армии полагалось 800 г хлеба на человека в день, — рассказывает Сергей Панкратов. — Однако в первую очередь продовольствие отправляли на фронт, эвакогоспитали снабжали по остаточному принципу. Поэтому еды постоянно не хватало. Рацион для раненых старались урезать в последнюю очередь, экономили прежде всего на работниках госпиталей, но все равно питание было крайне скудным. Поэтому помощь горожан была незаменима. Те, кто не мог помочь продуктами, работали на огородах, под которые был распахан каждый свободный клочок земли в городе. На них выращивали картошку, овощи, которыми потом кормили выздоравливающих. Очень часто на таких импровизированных подсобных хозяйствах трудились дети. Они же собирали и заготавливали ягоды, грибы, дикорастущую зелень для госпиталей.

В свободное от работы время дети давали раненым концерты, читали стихи, вышивали для них кисеты для табака и закладки для книг. Общение с ними для многих бойцов, скучавших по оставленным дома родным, оказывалось эффективнее лекарств, они быстрее шли на поправку.

Общие усилия врачей и горожан давали результат. В Свердловскую область отправляли солдат, получивших наиболее тяжелые ранения: заслуженно считалось, что здесь хорошие врачи, которые сумеют сохранить им жизнь. И эти ожидания оправдались: за четыре военных года свердловские медики спасли 99,27% больных, 76,3% из них смогли здоровыми вернуться на фронт.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе