Новости – Люди
Люди
«Это то, что спасает цивилизацию»
Фото: Алексей Кудряшов
Куратор выставок Дарья Фейгина — о современном искусстве
24 марта, 2014 16:34
13 мин
Дарья Фейгина — молодой, но уже известный искусствовед из Твери. «Русская планета» поговорила с ней о том, как отличить настоящие произведения от «фантиков без начинки», о «средневековой» Твери и провокации «девяностых», а кроме того, о рынке, который призван спасти художника.
– Дарья, для вас современное искусство — это что?
– В одном предложении я не смогу ответить. Потому что для меня это целая история. Искусство — это то, что сопровождает меня всю жизнь. Я помню, как мы с матерью ходили в Картинную галерею, моя тетя — художница, моя бабушка была в советское время министром культуры в Иркутске или что-то около того.
Когда мне было 14-15 лет, я влюбилась в художника. Он учился в Венециановском училище. Это было совершенно безумное увлечение. Мы начали кататься в Москву. Я тогда еще училась в школе, денег было немного, и мы ездили смотреть выставки на то, что давали родители. Так я побывала, например, на первой «Ночи музеев». Процесс погружения оказался очень скорым и наглядным. Москва этому способствует, потому что там ты всегда чувствуешь себя туристом. У меня быстро наработался культурный уровень, но я бы не сказала, что люблю современное искусство, потому что медиа сегодня очень сильно его опошлили.
Нужно определиться в понятиях. Я люблю красоту, эстетику, порядочность и ищу это в работах разных художников. Люблю искусство, которое рождает во мне внутренний диалог, которое притягивает. Не важно, в какое время оно было создано. Например, я нахожу огромное количество смыслов в русской иконе, которую выделила бы в отдельное течение искусства. Икона — это психотип, в котором есть свои модернистские черты, то есть сменяемость разных видов творчества.
– Какое направление вам нравится больше всего именно в современном искусстве?
– То есть в том, которое создавалось за последние 20-25 лет? Сложный вопрос, я об этом никогда не думала, потому что стараюсь найти что-то для себя в каждом виде.
– Хорошо, в таком случае, какой жанр, на взгляд куратора выставок современного искусства, наиболее продаваем? В целом, современное искусство — вещь коммерческая?
– Если говорить о художественном рынке, то это очень драматичная тема для России. Был Советский Союз, который предполагал обмен, там не было рынка. Люди 70 лет жили по принципам «ты мне — я тебе», «от каждого по способностям». И сейчас пока в России не сложилось художественного рынка. У нас не развита эстетика, точнее мы многое потеряли, пока жили за «железным занавесом», и наши родители вешали на стену ковер.
Сейчас, к примеру, картины практически не покупаются. Если говорить об искусстве, а не о ремесле — когда портреты рисуют акрилом по трафарету, фотографии в стиле поп-арта на продажу — то оно бывает очень разным. Вот у меня в квартире весит работа из серии кухонного супрематизма — черный хлеб в рамке, отсылающий к «квадрату Малевича»... Это сатира: вот он, наш русский хлеб на дрянном столе!
– Можно ли выделить чисто русские направления в современном искусстве?
– Да, конечно. Например, московский концептуализм, который возник еще в Советском Союзе, вылез из соцарта — отдельного ироничного направления. На биеннале в Венеции художников этого направления представляют уже второй год. Это чисто самобытный стиль, такой сатиры больше в мире нет.
– Вам не кажется, что основа современного искусства — это протест, хотя бы на фоне последних политических событий?
– Есть и протест, и «искусство ради искусства», и все вместе. Вопрос в другом: что видно, что находится в фокусе общественности? Протест действительно заметен, потому что на него мы выходим с флагом, привлекаем к себе внимание. А философия, тонкие красивые вещи часто остаются незамеченными, потому что рядом всегда кто-то бегает с флагом.
– Тогда как Вы отнеслись к акции Фарбера, когда он растоптал «офицерские звезды»? В обывательском сознании этот перформанс проецируется на все современное искусство.
– Это, конечно, жесть. Но по-человечески Фарбера понять можно: его обидели, а он искренне хотел помочь школе, реализовать там свой психотип художника и педагога. Обидели и его сына, который еще не понимает всех тонкостей перформансов, действует по инерции со СМИ, которые говорят о Pussy Riot, тюремных условиях… Вся эта чернуха воздействовала на добрых, но обиженных людей. Но, конечно, они перегнули палку со звездами. Но перегнули и правоохранители с приговором.
– Панк-молебен — это современное искусство?
– Если честно, я не хочу говорить на эту тему. Но, с другой стороны, все подобные акции — это то, чем в свое время был поп-арт, это порождение капитализма, рекламных маневров. Энди Уорхол и иже с ним делали рекламу, логотипы того же Apple. У нас очень быстро начался переход к подобной системе, поэтому все эти акции — этап эволюции, который нам предстоит пережить, переболеть им.
– Современное искусство — скорее форма массовой коммуникации или массовой атомизации? Оно объединяет или раскалывает общество?
– Искусство — то, что спасает цивилизацию. От ухода в Средневековье.
– Несет ли современное искусство какие-нибудь ценности?
– Да, разные. Сейчас трудно анализировать, что произошло за последние пять лет в современном искусстве. Чтобы это сделать, должно пройти десять лет. Мы можем проанализировать девяностые. Что они нам принесли? Иронию, даже самоиронию. Провокацию. Большее понимание мира в целом.
– Как все-таки определить, перед тобой искусство или некая пустышка?
– Искусство — это зеркало реальности, но все зависит от нашего восприятия. Зритель его воспринимает в меру своей образованности. Должен быть эстетический вкус, нужно смотреть, кто это показывает. В искусстве тоже есть своя иерархия: музеи, выставочные залы. Как говорил Йозеф Бойс (немецкий художник, один из главных теоретиков постмодернизма — Примеч. ред.), каждый человек — художник, поэтому все — искусство. Если говорить с позиции зрителя, а не с точки зрения аукциона, где важны регалии, то, как говорится, на ваш вкус. Хотя, правда и то, что у нас очень мало показывают хороших выставок.
– Нынешний художник в самом широком смысле — кто он? Есть мнение, что все современное искусство — это лишь способ развлечения «яппи», «хипстеров» и остальной обеспеченной «прогрессивной общественности».
– Художник в современном обществе — он без кожи, он лучше всех чувствует социум, он сканирует пространство вокруг себя и интерпретирует его в своем творчестве. Это медиатор, философ. С точки зрения общества, его очень тяжело встроить в систему. Общество его боится, потому что современный художник злой, его таким сделали СМИ. Не имея возможности трудоустроиться, в наше время художник очень маргинален, при этом он делает независимые попытки выйти на рынок.
Все, что нас окружает — это дизайн. Мы не знаем, где и что можно купить. Вот где можно купить хорошую графику за тысячу рублей? Нигде, такого рынок не предоставляет, нет такой галереи. Мы на «М10» запускаем краудфандинг: в рамках акции за две-три тысячи рублей можно будет купить работы Кости Федорова — прекрасную графику тверского художника. Это вам не ширпотреб из IKEA и не аэрография. Такие вещи можно передавать из поколения в поколение как семейную реликвию, как старинные часы по наследству. Нужно создавать рынок, сколько бы скептицизма по этому поводу ни было.
– Художник будущего разрушает систему или преобразует ее?
– Я уверена, что это человек, который является архитектором нашего сообщества.
– Дарья, с вашей точки зрения, нет ли противоречия между историческим имиджем Твери и местным современным искусством? Зачем вообще проводить фестивали современного искусства в таком, казалось бы, консервативном городе?
– Нет, они находятся в мире. Я прямо чувствую, что эта земля мне родная. Вот гуляю по улицам, и уже несколько раз видела надписи «Даша, я люблю тебя!». Думаю, эти мемы оставляет мне сам город. У меня ведь нет задачи разрушить. Я не хочу заниматься наносной культурой, хотя ей тоже необходимо заниматься: для того чтобы создавать, нужно видеть, слышать. Нужно запустить обмен мнениями: я хочу, чтобы люди общались.
А так… Город растет, развивается, и в этом процесс необходимо давать место новым художникам, новой архитектуре. Но всегда нужно думать, прежде чем что-то менять. Вот я видела проект, по которому памятник Лермонтову хотят поставить у ТЦ «Олимп» — между «Сбербанком» и торговым центром. Ну это же ******! Это капиталистический сюр! А вот модернистскую скульптуру современного художника поставить в каком-нибудь микрорайоне Южный, среди этих огромных серых домов, будет как раз уместно. Скульптура должна быть встроена в окружающий ландшафт.
Искусство вообще должно быть контекстным. Город — это навечно, а сегодня из-за нашей вечной суматохи и разрозненности он не подразумевает общения в принципе. Он враждебен человеку. Мы — наследники советской утопии, которая неприменима к нашим сегодняшним реалиям.
– Как вы оцениваете местное сообщество современных художников?
– Его нет. Художники друг с другом не общаются.
– Так психотип художника разве не подразумевает априори одиночества?
– Нет. Мы должны встречаться на вернисажах друг друга. Просто этих вернисажей не случается.
– В последние годы разве не достаточно проводится в Твери фестивалей современного искусства?
– Люди не всегда думают, когда это делают. Не хватает правильного подхода, правильного пиара. Не научились еще.
– А как расценить флэшмобы? В последнее время они у всех на слуху. Это идет на пользу «серой, обывательской» Твери?
– Отлично! Семь лет назад я организовывала первые флэшмобы в Твери, типа free hugs. Это выглядело очень забавно! Я просто вышла с друзьями на улицу, мне было по приколу это делать. Я люблю добрые флэшмобы, помню, очень классно дрались на Трехсвятской подушками.
– Они помогают продвигать идеи современного искусства?
– Нет, конечно! Они ни к чему не привязаны.
– Сочетаются ли современное искусство и школьное традиционное образование?
– Это хороший вопрос. Я считаю, что, в первую очередь, нужно воспитывать зрителя. Это поможет нашему обществу. Детям нужно смотреть разное искусство. Конечно, есть +18. Пять лет назад я еще была невинной девушкой, и считаю, что это правильно, не нужно себя преждевременно растрачивать в таких взрослых темах. Но вот недавно, в День весеннего солнцестояния, в Москве на Artplay (центр современного искусства — Примеч. ред.) проходили «сатурналии». Это называлось «единым актом творчества»: художники собрались и вместе рисовали. И дети ходили рядом, там не было ничего такого, всем было по приколу, как с флэшмобами. Это просто хороший вид досуга.
– Намек на то, что для Твери современное искусство — это скорее хобби?
– Пока нет институции, да, к этому нужно относиться именно так.
– Вы то и дело говорите «по приколу». Может, из-за такого отношения многие и не воспринимают современное искусство всерьез?
– Это ужасно! Я отношусь к современному искусству серьезно. Но, понимаете, все нужно делать с удовольствием. Например, я ненавижу заполнять какие-то документы и прочее. Но вот когда монтирую выставки, тогда и гвозди сама вбиваю, и полы мою. Здание Речного вокзала — 4,5 тысячи квадратных метров — перед каждой пресс-конференцией сама мыла. Это сложно, но хочется, чтобы все было хорошо, поэтому я готова и на такое.
– Почему не получилось превратить это здание в дом тверского современного искусства?
– Пришел губернатор Шевелев и, не вдаваясь в подробности, решил, что ему это не надо.
– На ваш взгляд, государство должно поддерживать современное искусство?
– Конечно.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
