Новости – Люди












Люди
«Хочу на улице рожать, возле дома»

Фото: Лариса Бахмацкая
Корреспондент «Русской планеты» побывала в экопоселении и узнала, как его жители «съели красную таблетку» и поняли всю правду
19 марта, 2014 11:23
20 мин
– А вы Андрея Колесникова знаете, который журналист? — первым делом спросил меня Алексей, когда я села в его внедорожник. Я удивилась, но ответила утвердительно: раньше иногда встречались в лифте. Алексей обрадовался
– Так значит мы через двоих людей знакомы с Путиным! — обрадовался Алексей.
В тридцати километрах от Ставрополя есть экопоселение «Счастливое». Его обитатели живут посреди яблоневого сада, без газа, света, дорог и воды, но с интернетом и солнечными батареями. Они не едят мясо, сажают деревья и рожают детей дома. Попасть в «Счастливое» не просто. Первые телефонные переговоры ни к чему не приводят: поселенцы недоверчиво спрашивают, чего именно я от них хочу и не буду ли я писать, что они сектанты. Пообещала, что напишу только о том, что они сами мне расскажут и покажут. Наконец основатель поселения Алексей, разрешает мне приехать к ним в гости. «Берите резиновые сапоги, иначе от трассы до нас не доберетесь, там километра три по грязи», — предупреждает он. Но в последний момент он перезванивает и обещает встретить.
Мы с Алексеем и его односельчанином — тоже Алексеем — съезжаем с асфальта за станицей Темнолесская и едем по бездорожью. Точнее, даже не едем, а плывем по грязи, увязая в глубоких черных колеях. Экопоселение «Счастливое», состоящее из так называемых родовых поместий, было основано в апреле 2006 года у подножия ставропольской горы Стрижамент. Сейчас здесь живут 11 семей. А всего в собственности поселения — 253 га земли, и по оценкам здешних жителей, места хватит на 90 ячеек нового общества. Основная часть поселения расположена на территории садов бывшего колхоза. Встретившие меня на трассе Алексеи рассказывают, что сады до сих пор плодоносят, и летом у них на столах много фруктов, особенно яблок.
– Чтобы у вас не было к нам предвзятого отношения, — говорит Алексей, — я сразу скажу, что мы настороженно относимся к людям, которые уходят далеко от цивилизации. Мы в трех километрах от асфальта живем, и не уходим от цивилизации, а хотим ее исправить. Да и как сейчас общаться на тему поселения, когда такое творится с Крымом. Давайте об этом поговорим?
– Давайте, конечно. Но мне про вас интересно в первую очередь. Скажите, как вы пришли к тому, чтобы переехать в поселение без газа, воды, света?
– Анекдот такой есть. Проститутку в СССР отчитывают на партсобрании. Ты, дочка заслуженного пастуха колхоза Федора Федоровича, мама — доярка. Как ты могла стать валютной проституткой? Она отвечает: «Повезло». Так и нам повезло. Книги изменили наше сознание, я читал Владимира Мегре про то, что надо взять гектар земли и жить на нем, и на этих словах начал плакать, внутри что-то отозвалось. А мама с бабушкой все шесть лет, как я тут живу, говорят: «Как вы там без света, без газа?» Раз в полгода мне звонит товарищ, и спрашивает: «Вы там не замерзли? Вам не скучно?». Мы смеемся и сами уже первые говорим, мы не замерзли и нам не скучно. С современными технологиями человек не может быть вне цивилизации за 20 километров от краевого центра: есть интернет, очень много людей ходит, собирают ягоды, черемшу, охотятся даже.
Второй Алексей, улыбчивый молодой человек с длинными светло-русыми волосами, перевязанными очельей (налобная повязка для поддержания волос, — примеч. ред.), и светлыми глазами, перебивает соседа.
– Это как в фильме «Матрица», когда Нео съедает красную таблетку, и понимает всю правду, — говорит он. — Но как родственникам это объяснить? Они возмущаются, что мы ушли сюда, с детьми, детям надо есть мясо, а мы не даем. Потихоньку объясняем, привозим сюда.
– Вы сами местные?
– Я из Ставрополя, Леша из Невиномысска. Мы предприниматели, поэтому даже больше социально обязаны перед обществом, чем те, кто уходит в тайгу и паспорта сжигает. Пара магазинов строительных есть.
– А дома вы строите по каким-то специальным эко-технологиям?
– Генераторы, бензопилы, — все у нас есть. Сначала думали строить дома из экологически чистых материалов, но сейчас понимаем, что надо строить дома по проверенным технологиям.
Мы приезжаем на большое желтое поле, где стоит круглый дом. Других построек не видно. Ребята объясняют, что это здание строили все вместе, для гостей, которые могут остаться ночевать. Заходим, разуваемся. Приходит самый старший из жителей поселения — Виктор. На вид ему чуть больше сорока. Он смотрит на меня недоверчиво, объясняет, что приезжали к ним журналисты и написали, что в поселении одни сектанты.
– Переврали наши слова, сказали, что мы — секта, что мы молимся Анастасии. Вот и поэтому и недоверие. А мы никому не молимся. Я всю жизнь в квартире прожил, с ванной и теплыми тапочками. В чистом поле жизнь начал в 40 лет, это очень непросто. Здесь намного сложнее, чем в деревне: нет дорог, нет связи, электричества, газа. Я думал, что буду вместо фитнес-клуба дрова рубить, и все будет классно. Это так и есть, но физически это тяжело. Мы же не строители, а пришлось сразу несколько профессий изучить: как строить, как с землей работать, она здесь выщелоченная из-за того, что одна культура росла — яблоки. Заставили людей землю бросить, в Темолесской жители тоскуют по советскому времени. Вроде в деревне живут, а покупают картошку в магазинах израильскую.
– А вы картошку не покупаете?
– Покупаем. Мы вообще на 90% питаемся из магазина. А воду из колодца берем, и дождевую собираем, но ее не пьем. Наши методы работы с землей направлены на плавное улучшение. Помидоры у некоторых свои, у кого-то — огурцы, но землю тяжело обрабатывать из-за того, что целина.

– Правила у вас строгие в «Счастливом»?
– Есть правила, но не все их соблюдают. Цивилизация такое натворила с людьми, что сложно возвращаться к земле.
– Алексей, а вы как попали в поселение? — спрашиваю я у длинноволосого Леши.
– Я прочитал три книги Мегре. Вроде бы сказка, а так запала в душу. Потом родились у нас две дочки, прочитал остальные книги, и решил посмотреть, что такое настоящая жизнь, а не навязанная социумом иллюзия. Я хотел свое поселение создавать, но потом в интернете нашел информацию о «Счастливом». Третий год мы здесь, построили дом, скоро третий ребенок родится.
– Жена вас сразу поддержала?
– Мы вместе начинали книги читать, у нас настоящая семья, все делаем вместе, союз навек заключен. Жена на шестом месяце, будем точно не в роддоме рожать. Там к детям относятся, как к животным, даже хуже. И пуповину отрезают моментально, и прививку шлепают, хоть это до трех лет даже в законодательстве запрещено.
– А дочки ваш где появились на свет?
– В роддоме. Желтушкой болели, уколы кололи. Теперь сами будем, готовимся, в интернете читаем, как роды принимать.
– Дети у вас маленькие или уже в школу ходят?
– Старшей восемь лет. Но мы перешли на семейное образование, чтобы не посещать школу. Недавно сдавали экзамены, учительница из Темнолесской была довольна тем, как мы написали контрольные.
– Дочка ваша не просится в школу?
– Вот вы хотели ходить в школу? — отвечает вопросом на вопрос Леша, не переставая улыбаться.
– Я в садик хотела, а в школу нет.
– В школу мало кто хочет, там надо 40 минут просидеть за партой, при этом деформируется тазобедренный сустав, с детства калечат. Ребенок не должен столько сидеть.
– А сколько он должен сидеть?
– Сколько может и сколько хочет. Так и занимаемся дома, дочка больше 15 минут не сидит на одном месте. Позанималась на мягком стульчике и, как юла, побежала дальше. Это ж ты ребенка отдаешь другим людям на воспитание, а потом удивляешься, почему дети уходят? Потому что они научились быть самостоятельными, уезжают далеко. А семья и весь род должны рядом жить, тогда они не дадут себя в обиду.
– Лариса, вы лучше скажите, как вы относитесь к ситуации на Украине? За луну вы или за солнце, за красных или за белых? — неожиданно меняет тему коротковолосый Алексей.
Я от вопроса немного теряюсь, достаю привезенный термос, наливаю горячий цикорий. Мужчины смотрят на меня внимательно. Я молчу, пытаюсь сформулировать ответ, но не успеваю ничего сказать — хозяева устраивают мне экзамен.
– Лучше скажите нам, кто победил в Сталинградской битве, — спрашивает меня Виктор.
Я еще больше теряюсь, понимаю, что, вопрос этот для поселенцев почему-то важен. Начинаю думать, с чего начать: с предпосылок, как на школьном уроке или сразу с самой битвы и количества погибших. Решаю рассказывать кратко и по существу. Но я не успеваю ничего ответить, как меня опережает длинноволосый Алексей:
– Немцы победили или мы? Сталинград они взяли?
Я очень тихо отвечаю, что не взяли, что это переломный момент в войне, и самая большая битва в истории человечества, после которой немецкие войска окончательно потеряли стратегическую инициативу. Поселенцы вздыхают с облегчением.
– Мы исследование провели, все, кому меньше тридцати, не знают про Сталинградскую битву.
Я пытаюсь шутить, говорю, что тридцать уже есть, и я не попадаю в исследование.
– А вы знаете Высоцкого или Чарли Чаплина? Понимаете, мы постоянно сталкиваемся с тем, что люди чего-то элементарного не знают. Говорят, что Сталинград на Урале, Пушкина знают, а про Лермонтова слышали. Мы проиграли в 1991 году холодную войну и нас захватили американцы: все структуры, власть, и до сих пор все находится в их владении. А мы за Путина, но он ничего не решает практически. Мы сопоставили факты, и поняли, что он хороший, и мы его поддерживаем. Он не дал многие войны развязать и в курсе, что происходит в стране, есть время и в горной реке искупаться, и мальчику-буряту подарить часы.
Поселенцы оживляются, начинают улыбаться, ставят поближе к печке стол и лавки, термос с травами и миску с сотами. Объясняют, что питаются все семьи по-своему, но мясо никто не ест.
– Мясо по уставу есть нельзя на общей территории, — говорит Алексей, — а если, допустим, моя жена сейчас сидит дома, и ест котлеты, то кто ее будет проверять? Но сами мы мясо не едим. Кто-то ест рыбу, кто-то — яйца. Все индивидуально. Я летом работал у людей, весь день был голодный, а они жарили шашлык, и так мне есть захотелось. Они предлагали, я отказывался, но они сильно настояли, я съел три кусочка мяса, и я чувствовал три дня тяжесть. А раньше, в городе, даже пили.
– Я помню, раньше каждый день после работы пиво пил, и считал, что это — норма. А вы выпиваете?
– Нет, не пью.
Мужчины опять улыбаются одобрительно, говорят, что могут рассмотреть мою кандидатуру на переселение в «Счастливое».
– Я не ем мясо больше 10 лет, — говорит Виктор. — Нас всех объединяют книги Мегре. Мы прочитали, вдохновились. И в них утверждается, что продукты можно есть те, которые животные отдают человеку либо сами, либо не испытывают агрессии, если их забрать. Допустим, яйцо у курицы забрать можно. И молоко можно. Мы стараемся не принимать людей, которые едят мясо. Чтобы другие дети не видели этого, чтобы для них не становилось нормой мясоедение.

– Я не ем ни молоко, ни яйца, — весело говорит Леша с очельей. — Мы три года всей семьей сыроеды, и обе дочки тоже, а одна — с рождения.
– А как же заявления врачей, что детям необходимо мясо, что в нем незаменимые белки?
– Это все пропаганда врагов. Когда Горбачев ввел сухой закон, какой хай подняли, а в те годы был демографический всплеск. Все это описывается у Мегре.
– А часто к вам родственники приезжают?
– Мои живут тут по полгода, — запивая соты чаем, говорит длинноволосый Алексей, — у них квартира в городе, они там зимуют, а с нами летом.
– А мне было сложно объяснить родственникам наш образ жизни, — рассказывает второй Леша, — с моими было более или менее нормально, а жены родственники противились. Кому-то бывает сложно объяснить, до полного разрыва отношений. Не должно быть резкого скачка в переходе на землю, надо подготавливать почву, в том смысле, что объяснять окружающим. Мы из книг взяли идею, создать здесь биоценоз — такое сообщество растений, чтобы они друг другу помогали корневыми системами, как в тайге, где никто не пашет и не сеет, но все отлично растет. А традиционным сельским хозяйством земля уничтожается, а надо ее обрабатывать пермакультурным методом. Мы договорились, чтобы у каждого на поместье было по 300 видов разных многолетних растений.
К нам заходит жена Виктора Оксана с горячими бездрожжевыми булочками из дровяной печи. Предупреждает, что в тесте есть молоко, поэтому часть мужчин от булочек отказывается. Разговор вновь перетекает в гастрономическое русло: кто как закваску делает.
– У нас куры были, но недолго. Собака их перетаскала, — рассказывает Оксана. — А если бы люди держали скот, то стали бы вегетарианцами. Ты кормишь его, растишь, гладишь, и нужно иметь мужество убить животное. А в магазинах мясо обезличено.
– Я три года ездил, продавал молоко в городе, — продолжает ее муж. — Но потом устал ездить по пробкам, сейчас на экскаваторе работаю, правда, тоже в Ставрополе. Печки еще кладу, помогаю строиться другим поселенцам. Здесь денег меньше надо, чем в городе. Помню, жил возле магазина, а потом переехали в частный сектор, дальше от супермаркета, и я в разы стал меньше тратить денег. Чем дальше магазин, тем меньше хочется в него идти. Многие думают, что сюда переедешь, и само место тебя будет кормить и поить. А нужно очень хорошо потрудиться физически, чтобы построить дом, баню, туалет.
– А если нет машины, то приходится пешком идти по три километра до трассы без дороги и две-три маршрутки в день на работу в город?
– Вся Темнолесская станица работает в Ставрополе, добираются же.
– У вас тут рядом Стрижамент, звери не заходят?
– Шакалы вчера выли, — почему-то радостно говорит Виктор.
– А к нам косуля приходила, — перебивает его длинноволосый Алексей. — Прям в окна заглядывала. А зайцы у нас прямо на поместье живут.
У Виктора звонит телефон, он берет трубку и, что-то выслушав, кричит нам: «Ура, у нас первый поселенец родился!» Прячет телефон в карман и объясняет, что мальчик родился в соседнем доме только что, без всяких роддомов. Все радуются, перебивают друг друга, смеются. Виктор спрашивает, читала ли я Чудинова, который считает, что раньше по всей земле жили славяне. Я говорю, что слышала про такого. В доказательство привожу республику Перу. Этимологию этого названия Чудинов связывает со славянским богом-громовержцем Перуном.
– А почему бы и нет! — восклицает эмоциональный и улыбчивый Леша — Это напрашивается. А стоунхендж? На нем же написано «велес». Все камни там подписаны славянами, это капище. А почему у огромного Будды, который в Китае высечен из скалы, на груди коловрат? Раньше славянский народ был один, единая культура по всему миру, и русские — это последние представители той великой нации.
– Вы серьезно к этому относитесь?
– Серьезно. Да, может что-то додумано, может не все правда, но суть, безусловно, он передал.
– А бывает, что в «Счастливое» хотят переехать люди, которое вам по каким-то критериям не понравились?
– Бывает. Поэтому мы быстро никогда никого не принимаем. Стараемся посмотреть на человека, чтобы он себя проявил. Решаем, конечно, вместе.

– А я читала недавно исследование о том, что образ природы за последние 30 лет изменился от дружелюбного к человеку к устрашающе опасного, — говорит Оксана. — Посмотрите фильмы современные. Поход в лес обычно в них хорошо не заканчивается. То убийцы, то маньяки. По телевизору, в газетах все время говорят — не ходите в лес, там клещи, комары, все заразно. И не ходят, боятся. Одни из наших поселенцев, когда впервые приехали, испугался кузнечика.
День близится к обеду, и мы прощаемся с Виктором и Оксаной и едем в гости с Алексеем к Алексею. В машине звучит славянская песня. Я в этом уверена, хотя слов и не разобрать. Вдали показывается аккуратный двухэтажный деревянный дом с двумя солнечными батареями на крыше. На крыльце нас встречают собака, кошка, и две девочки в одинаковых сарафанах и галошах на босу ногу. Я мерзну в куртке, и с удивлением смотрю на детей, которые машут нам голыми руками. Девочки объясняют мне про кота Мурзика и собаку, что они ласковые, но руки потом мыть обязательно, иначе глисты заведутся. В доме очень тепло. На столе ноутбук, у окна — двухярусные детские кровати. Старшая, восьмилетняя Анастасия сразу берет учебник и начинает читать: «Каждый день сотни людей приходят на экскурсию в Московский Кремль. Кремль — исторический центр Москвы. Более восьмисот лет назад вся Москва находилась в стенах Кремля». Я слушаю, потом спрашиваю, не хотелось бы ей в школу ходить. Девочка задумалась.
– Интересно бы было.
Младшая, пятилетняя Милослава сидит рядом и пишет в прописях. Беременная жена Людмила накрывает стол: чай из шиповника, айвовое варенье, хлеб с льняными семечками. Говорит, что варенье не сама готовила.
– У меня мама живет в деревне в Карачаево-Черкесии, помогает.
Мужчины заносят емкости с водой, которые привезли из колодца.
– Пока душ и баню не сделали, но тазик есть, в нем и купаемся, — улыбается Людмила.
– Вам тут не тоскливо одной в лесу? — спрашиваю я.
– Я с подругами не общаюсь, у меня есть родная сестра, которая меня поддерживает. Тут хорошо, в город лишний раз не хочется ехать.
– А вы где рожать хотите?
– Я хочу на улице рожать, возле дома.
Алексеи меня предупреждают, что скоро мимо поедет автобус, и надо быстрее собираться, потому что следующий — через три часа. Прощаюсь. Девочки вновь выбегают на улицу, машут руками и кричат, чтобы я еще приезжала. В машине вновь переходим на гастрономическую тему. Длинноволосый Леша рассказывает, что с того момента, как стал вегетарианцем понял, как много есть вкусного.
– Раньше ел плов с мясом, борщ с мясом и соус. И весь мой рацион. Как только мы бросили есть мясо, то поразились разнообразию кухни. Даже шокированы были, сколько существует вкусных блюд без мяса. Одних грибов сколько разновидностей. А сколько бобовых! За год некоторые блюда не повторялись: мы ели все время разное. Мои дети даже не вегетарианцы, они сыроеды. Старшая ни разу мясо не пробовала, и младшая. Чем меньше есть — тем дольше проживешь, не зря же у наших предков было четыре поста. Мы вообще не религиозны, вне религий. Бог — это весь мир вокруг.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости