Эвенкийская деревня без тунгусов

Деревня Чанчур. Фото: Борис Слепнёв / Иркипедия

Корреспондент РП побывала в деревне Чанчур, жители которой сами строят музеи и открывают памятники

Мария Чернова

10 июня, 2016 17:16

9 мин

Добраться до Чанчур непросто — четыре часа на машине и от Малой Тарели еще 3-4 часа на лодке. Если повезет с погодой. Зимой путь по зимнику занимает примерно столько же времени. Тем не менее, в Чанчур регулярно ездят туристы, в том числе иностранные.

– Сейчас даже школьники ездят. Ведь у нас появился свой музей, в программу его посещение пока не включили, но многие учителя сами понимают, как важно свозить сюда ребят. Ведь тут множество памятных, знаковых мест, — рассуждает самый известный житель Чанчура, создатель музея летчика-испытателя Александра Тюрюмина Владимир Петрович Трапезников. — Иностранцы тоже регулярно у нас появляются: они больше интересуются дикой природой и возможностью опробовать свои силы в походах до Байкала — больше 200 километров протопать нужно.

Если в начале прошлого века Чанчур был вполне населенной деревней в 20-30 дворов, то уже перепись пятилетней давности фиксирует всего одного местного жителя. Того самого Петровича, к которому едут прицельно большинство туристов. Сам он оказался в Чанчуре почти случайно: в 80-е годы поссорился с парторгом Радиозавода, на котором проработал полжизни, уволился, а после поехал думать о жизни и рыбачить в тайгу, на Лену.

– Там мне и сказал друг — оставайся здесь, работай охотником, ты же любишь и знаешь тайгу, — делится Петрович. — В итоге я сначала стал штатным охотником, а после лесником в Байкало-Ленском заповеднике. Когда чиновники приехали сюда чертить границы будущего заповедника, я подсказал им вот этот кусок на полгектара тоже включить — здесь до сих пор оленьи след встречаются. Ну, конечно, и медведь, и росомаха заходят. В голодную весну могут и в саму деревню заглянуть. Жена, конечно, сначала в шоке была. Променять городскую жизнь на глухую тайгу, а у нас маленькие дети — к тому времени уже двое сыновей было. Но ничего, потом втянулась. Сыновья, внуки, правнуки тут, в Чанчуре, считай, и выросли. Нет, сейчас сыновья только на рыбалку приезжают в отпуска. А внуков на дачу-то не загонишь.

После печальной статистики и сложной долгой дороги удивительно вдруг посреди тайги увидеть деревеньку, наполненную людьми: на полях в отдалении пасутся лошади, между домами бегают дети, из-за заборов домов слышатся громкие крики хозяек.

– Сейчас Чанчура, можно сказать, возрождается заново: почти в десятке дворов люди уже живут круглый год. Тороповы, Биркины…, — считает про себя Трапезников. — Да, почти 10 семейств. А еще дворов 20 заселяются каждое лето, это городские приезжают, из состоятельных. Иногда на вертолетах.

Несмотря на появление новых жителей, деревенские считают, что приход цивилизации, которого так опасался в начале века писатель Валентин Распутин, им «не страшен».

– Валентин Григорьевич жил у нас несколько месяцев. По следам тех дней он написал свою книгу «Сибирь, Сибирь», в которой назвал Чанчур последним райским уголком на свете. Он радовался, что сюда не добралось еще электричество, нет того же телевидения. Но глядя на строившуюся неподалеку баню и дом для интуристов, Распутин сильно переживал, что скоро и Чанчур перестанет быть укромным местом. Что проложат для туристов широкие дороги, по которым не только болотоход пройти сможет, — вспоминает Трапезников. — Оказалось, зря переживал — новые местные едут сюда за тишиной, никто не заводит «бизнес на туристах».

Владимир Трапезников. Фото: Мария Чернова/ "Русская планета"

Сам Трапезников считает, что экологические или исторические туристы деревне не помешают — иначе она опять начнет «хиреть».

– Обидно будет. Помню, как на моих глазах разъезжались последние потомки местных тунгусов, братья-водомеры. Да я и сам одному из них и искал место в городе, иначе спился бы здесь, — сетует Трапезников. — Местным нужно дело. Пока у нас живут пенсионеры, лесники да те, кто может работать удаленно — художник, гидрологи. А деревня-то у нас историческая — первое поселение на Лене, названное еще аборигенами — «Чистая вода» переводится с эвенкийского Чанчур. Есть, что показать, где развернуться.

Первые поселенцы Лены — карымы — оставили местности не только название, но и уникальные Шушенские писаницы на скальниках вдоль Лены. В начале прошлого века пять разновозрастных серий из наскальных рисунков были открыты при строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Изображениям древних охотников и рыбаков, по мнению ученых, не меньше 15 тысяч лет.

– Именно этими местами шел известный казак-первопроходец Курбат Иванов. Казачий пятидесятник Курбат Афанасьевич почитается первооткрывателем Восточной Сибири и автором самой первой карты озера Байкала. Летописи сохранили точную дату байкальской экспедиции — 21 июня 1643 года. В тот день 74 казаков во главе с Ивановым вышли на поиски Ламы-моря (так тунгусы называли Байкал: в переводе «озеро»). Проводником у отряда был местный тунгус. Они поднялись вверх по Лене, преодолели хребет и по руслу Сармы спустились к Байкалу — вышли как раз напротив острова Ольхон. Там они, согласно летописи, срубили лодки, на которых пересекли Малое море, высадились на Ольхоне, — рассказывает Трапезников. — Изначально казаки собирались доплыть до восточного берега Байкала, но не смогли. Предполагают, что из-за сурового шторма, но, многие ученые уверены, казаки не представляли реальных размеров озера и попросту состорожничали. В итоге они вернулись на западный берег и пошли в обход озера. Экспедиция добралась до Баргузинского хребта. Вернувшись в Верхоленский острог, Курбат нарисовал карту озера, названную «Чертеж Байкалу и падучим в него рекам и землицам... где можно быть острогу».

Спустя 367 лет, в 2009 году, неугомонный Трапезников добился того, что в поселке Чанчур открыли памятник первопроходцам. Глыбу гранита привезли по зимнику на КамАЗе, а сам проект активист уговорил сделать главного архитектора города.

– Выбрали изречение армянского историка Егише: «Память о прошлом — это дозорная вышка, с которой хорошо видно будущее». Спросишь: «Почему именно Егише?» Так ведь для Сибири ее повторное открытие казаками стало началом новой жизни, как для всего человечества прибытие Ноева ковчега к армянской горе Арарат. Ну и остальные детали памятника неслучайны: топор и ружье — два непременных спутника первопроходцев того времени, два медных колокола символизируют преданность православной вере и государству российскому. Вверху на стальных дугах — подковы, поскольку покорить тогда Сибирь без лошадей было невозможно.

Фото: Мария Чернова/ "Русская планета"

Когда спрашиваешь местных, что в Чанчуре самое интересное, куда отправиться первым делом, каждый непременно проводит в музей-усадьбу, где родился и вырос будущий Герой СССР. Даже в соседнем райцентре Качуг гордятся землячеством с известным летчиком-испытателем Александром Тюрюминым.

– Я когда только решился жить здесь, купил первый попавшийся дом. Старушка уезжала в город, поставила цену в 200 рублей — мы хлопнули по рукам. Уже потом меня местные просветили, что за дом я купил — усадьбу Тюрюмина. Кстати, единственный на сегодня дом, который сохранился в первозданном виде, — делится Трапезников. — Как только срубил себе новый дом, устроил в этом музей Тюрюмина, восстановил его, собрал экспозицию. Вот его летный костюм, макеты самолетов, которые он испытывал. Документы, многие из которых он сам прислал, когда узнал о задумке. Десять лет назад он и сам сюда приезжал. Тюрюмин давно живет в Москве, но родные места не забывает. Сейчас все мало-мальски интересные вещи несут сюда — вон у нас сколько чучел, карт, картин с пейзажами Чанчура, Байкала. Потихоньку музей превратился еще и в естественнонаучный.

Несколько лет назад у истока Лены Трапезников с волонтерами поставил еще и часовню. Крест, который энтузиасту помогли изготовить на Иркутском авиазаводе, а также крышу и стены будущей часовни лесник и его друзья несли на себе почти сотню километров.

– Помню, нагрузили мы с одним путешественником из Америки каждому на спину по заборчику от беседки, и пошли к устью. Начало пути Дон еще бодрился, а в последний день его груз переехал ко мне за спину, потом и фототехнику тоже отобрал у него. А у него все равно чуть ли пена изо рта не идет от усталости, еле дополз. Потом просил меня никому, даже переводчице, не рассказывать. Как так ему 70-летний старик помогал идти, — со смехом вспоминает Петрович поход с известным писателем-путешественником Кронером.

75-летний Трапезников до сих пор «бегает» до устья Лены, к Байкалу и на Баргузинский хребет, изматывая 20-30-летних туристов.

– Некоторые так вдохновляются, что посвящают этому жизнь. Больше 10 лет назад со мной по Саянам лазил один поляк. И однажды под самым перевалом мы угодили в небольшой шторм, он так испугался, что стал диктовать мне «предсмертное послание» своей невесте. Я ему говорю «Марцин, успокойся, это еще не шторм — семечки. Ну, полезем через хребет тогда завтра». Благополучно вернулись, конечно. А четыре года назад Марцин звонит мне: «Владимир, еду сплавляться по вашей Лене!». Оказалось, он стал знаменитым путешественником, за 10 лет после нашего похода сплавился по всем крупным рекам мира, — рассказывает Трапезников. — А меня-то жизнь в Чанчуре держит в форме. Тут иначе нельзя — воду натаскай, печь растопи, сходи в лес — добудь себе еду. Генераторы, конечно, есть в домах, но не каждый раз их заводят, берегут топливо.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе