Новости – Люди
Люди
«Жутко бывает, когда с тобой в туче кто-то есть»
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Корреспондент «Русской планеты» провела день в Ессентукском авиаклубе
17 апреля, 2015 11:25
15 мин
Подъезжаю к аэродрому в девять утра, погода летная. В небе мелькают разноцветные купола, на земле парашютистов ждет белый мягкий круг. Сегодня в Ессентукском авиационно-спортивном клубе проходит тренировка на точность приземления.
Женщина в красной ветровке кричит что-то в рупор. Оказывается — направляет:
– Давай, давай! Очень размазанный разворо-о-от!
Дама в красном — старший тренер Александра Швачка, за плечами у нее 10 000 прыжков. Объясняет, что происходит:
– Сейчас у нас тренируется молодежная сборная России. На сборы люди приехали со всех регионов страны. Вот, — Александра Михайловна показывает рукой куда-то далеко, — Благовещенск, Тюмень, Екатеринбург. Наш воспитанник в их числе тоже есть, вон он, одевается, красавчик. В прошлом году на соревнованиях в Дубае выступал. Никита его зовут. Хотя, о нем и о клубе вам больше Зуфарович расскажет, но он занят, летает.
– Получается, начальник — над нами? — указываю я на кружащий самолет.
– Да, а вы пока пройдите к кругу, на приземление посмотрите, — советует Швачка и продолжает в рупор: — Ты, сориентируй ее, как у нас тут все происходит.
Пока руководитель клуба Валерий Зуфарович Нуриаслямов в Ан-2 занят доставкой парашютистов на нужную высоту, я отправляюсь на посадочную зону. На ней — специальный светлый настил, на который желательно приземлиться и не промазать.
Процесс попадания в цель снимает на камеру Алексей Шеремет, приехавший на сборы из Севастополя. Смеется — нанялся волонтером, «ляпы» друзей на видео записывать. Представляется оператором, через несколько часов узнаю, что он в свои 21 прыгал 776 раз. Для красивой, милой перфекционистам цифры не хватает еще одного. Рассказывает:
– Точность прыжка зависит от интеллектуальных способностей. Один науку быстрее осваивает, а другой никогда не сможет этого сделать, потому что совсем тугой. Так что очень хорошо определять, кто есть кто. Вообще, они все крутые — не всякий с парашютом прыгает, знаете ли.
– Так они все — члены молодежной сборной России?
– Не все, но каждый к этому стремится. Будет так: кто молодец, тот и попадет в сборную.
– Потихоньку снижаемся, круг держи впереди себя. Впереди себя! Впереди! — тем временем Александра Михайловна наставляет парашютистов с земли.
Снизу видно, что парашюты напрягаются ничуть не меньше их хозяев, а сделав дело, расслабляются — купол опадает цветной усталой медузой.
– Запишите, что я Иван Горячкин, — просит меня юноша, приземлившийся рядом с белым настилом пару секунд назад. — Тюменская область, город Ишим. Не женат.
Договариваемся пообщаться позднее, когда он уложит парашют.
На лавочке, она же — наблюдательный пункт, сидит немолодой мужчина в разноцветной конусообразной шапке. Из-под нее торчат хлопковые «уши» летчика. Зовут хозяина головного убора Евгений Николаевич Пермяков, и он очень хочет задать вопрос президенту:
– Аэроклубы в стране в запустении. Если раньше вся подготовка велась за счет государства, то нынче ребятишки прыгают за свои средства. Сами парашюты покупают, за горючее платят. Узнать бы, вернемся ли к той системе поддержки, которая существовала при Советском Союзе. Раньше через ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту — Примеч. авт.) мы готовили призывников, а будут ли оборонзаказы в дальнейшем? То, что мы получаем за сборы, на то их и проводим. Топливо покупаем, оборудование содержим.
В нескольких десятках метров приземляется бело-синий Ан–2. Спрашиваю, не освободился ли директор авиаклуба.
– Бегите, бегите скорее к нему, он снова идет на взлет.
Держу ориентир на спину в маскировочной куртке, догоняю Нуриаслямова. Высокий, усатый, с пилотским прищуром Валерий Зуфарович полусерьезно жалуется:
– Загоняла меня Александра Михайловна, опять на вылет. Хотите с нами?
Я соглашаюсь. Рядом с бортом толпится следующая партия — очередные 12 человек. Группы идут друг за другом, одни отпрыгали, другие ждут в полной боевой готовности.
Пассажиры подают пилоту ведомость, рассаживаются по салону, настраиваются. Потихоньку наблюдаю за ними из кабины, лица у всех немного отрешенные, и кажется — они уже в своем полете.
Набрав высоту под полторы тысячи метров, Валерий по связи рассказывает об истории клуба, параллельно посматривает в окно. Там мелькающие цветные люди-точки раскрывают парашюты. Ан-2 дрожит всем корпусом, резко поворачивает.
– В 1933 году в Пятигорске основали авиационно-спортивный клуб, в скором времени его перевели в Ессентуки, — слышится голос пилота в наушниках. — Во время Великой Отечественной войны на этой территории находился госпиталь, потом, конечно, все возобновилось. Работали планерные, парашютные, самолетные звенья. Два раза в год здесь тренировалась сборная СССР по самолетному спорту. Но все это куда-то ушло.
Валерий Зуфарович идет на посадку, у него впереди еще несколько вылетов, а пока — небольшой перерыв. Шагаем через поле к лагерю, туда же по воздуху продвигаются парашютисты.
– Вот наш член молодежной сборной России — Никита Соколов. Никита, сюда иди! — зовет Нуриаслямов.
Никита улыбается широко, предупреждает расспросы:
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
– В спорт я попал благодаря отцу. Позанимался, понравилось. На первых сборах появилось резкое желание прыгать. Потом мне пришло письмо от ФПС (Федерация парашютного спорта — Примеч. авт.), после нормально не мог я учиться, жил подготовкой.
– В каком направлении хочешь развиваться дальше?
– Летчиком он будет, гражданской авиации, — подталкивает ученика тренер.
– Мастером спорта стать, а там — посмотрим.
– Валерий Зуфарович, у меня руки так болели, думала — стропы не удержу, — в лагере к нам подходит миниатюрная девушка Надежда Курбатова. 26 лет и 150 прыжков, работает врачом, приехала из Читы.
– Когда я медицинскую академию окончила, — сидя на рюкзаке, рассказывает она, — решила как-то свою жизнь преобразить, от медицины отойти кардинально. Прыгнула раз, прыгнула два. На третий страшно было очень, но я все равно пошла. Потом записалась в группу, начала заниматься. Давалось это с трудом: мы по второй программе учились — сами все таскали, укладывали, закаляли характер. В юношескую сборную я по возрасту не пройду, может, только на взрослые соревнования. Делаю это больше для себя. Неделю трудишься, в выходные прыгаешь, отдыхаешь.
– Работать потом эмоционально легче?
– Все обыденное на второй план уходит, людей по-другому воспринимаешь. Любишь всех после прыжков.
Под ее ногами — куча тряпичных полотен, здесь они служат укладочными столами для парашютов.
– На них никаких посторонних предметов не должно быть, и с едой сюда приходить тоже нельзя, — объясняет Вячеслав Филиппович Жариков, заслуженный тренер СССР и 30-кратный рекордсмен мира по парашютному спорту. — Попадет нечаянно посторонний предмет в купол, и все, отказ, не раскроется. Тогда очередь за запасным.
– Люди интересные приехали, — наблюдая за командой, продолжает он, — молодежь, в основном. В Ессентукском авиаклубе в свое время проходила подготовку сборная Советского Союза по высшему пилотажу. Это была их база, много лет они здесь тренировались. Светлана Савицкая тут летала, вторая в мире женщина космонавт после Терешковой и первая вышедшая в открытый космос. И летчиков растили, и парашютистов. Дважды абсолютный чемпион мира Николай Ушмаев — мой ученик, он как раз из Америки приехал, в Ставрополе живет.
– А ваши три десятка мировых рекордов как начинались?
– Да надо про сегодняшний день говорить, а это что… Стал прыгать я в Луганске, жена моя, Александра Михайловна, тоже там начинала. Тот аэроклуб был очень хороший. Спустя пару лет я ушел в армию, выступал на международных соревнованиях, на смотрах Вооруженных сил. Попал в сборную СССР, десять лет там провел. Потом мы заняли второе место на чемпионате мира, и за это всю нашу команду разогнали. Меня отправили на Кубу, так я на целый год в Гаване осел. Вернулся в 1973 году, стал старшим тренером сборной СССР. Многих чемпионов мира подготовил. Женился. У супруги моей десять тысяч прыжков, у меня — семь тысяч. Мы — единственная тренерская группа в России, которая работает с подростками. Объединили усилия, и в Ессентуках нас любовно приняли, дали возможность проводить занятия. Почти нигде в клубах не готовят ребят специально, только за деньги, а откуда средства у школьников? Дорого это все очень. Вот клубы и закрываются.
– Как без поддержки выживаете?
– За счет коммерческой активности. Другие еще как-то сводят концы с концами благодаря авиапарку. Ведут патрулирование газопроводов, за пожарной ситуацией следят. А мы все просим выделить нам еще один специальный самолет хотя бы для сборов, но все никак.
– А с Евгением Клеповым, который в 1993 году на парашюте приземлился на восточную вершину Эльбруса, вы уже пообщались? — подключается к разговору Евгений Пермяков, — Он лет 40 тут работает.
Интересуюсь у Пермякова, долго ли к первому прыжку готовятся.
– Если в тандеме с инструктором — то минут 15. Скажут, что можно, и что нельзя делать, пристегнут и все, вперед.
– Выходит, в паре новичок ни за что не отвечает?
– Это не совсем верно. Он же может по носу заехать тренеру, и тот сознание потеряет. Самостоятельный прыжок — другое дело. Помню, во время моего первого раза мне сказали — парашют раскроется мгновенно. Он раскрылся через секунды полторы, мне казалось, вечность прошла.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Недавно отпрыгавшие спортсмены откликаются на призыв из громкоговорителя:
– Бензин еще не подвезли, перерыва не будет!
– «Дубы» идут! — зовет Александра Михайловна. «Дубы» и «крылья» — это разные типы парашютов, отличие — по форме купола.
– Я не из этого взлета, но готов.
– Тогда — пошли.
Нуриаслямов уточняет:
– Каждый из 45 участников сборов сделает за этот день по восемь прыжков, если погода позволит, — он резко оборачивается и поздравляет кого-то с юбилеем. Это праздник у девушки из Екатеринбурга — девятисотый прыжок прошел успешно.
– С какого возраста дети приходят прыгать?
– С 14 уже можно.
– Подготовкой к службе в армии тоже вы занимаетесь?
– Вы имеете в виду обучение десантников? У нас с сентября этого года начнется такая программа. Будем для Вооруженных сил парней учить, так и нам финансово полегче станет. А сейчас ребята приходят перед армией, делают свои три прыжка, получают удостоверения и при призыве имеют преимущество.
– Ан-2 — вечный, а в целом технопарк обновляется?
– У нас с распадом СССР так — деньги зарабатываем сами. Платные услуги, коммерческие полеты, прыжки. Выходим на самоокупаемость. Центральный совет ДОСААФ парашютами помогает, в прошлом году два новых самолета Dynamic нам отдали. Так и выживаем. У нас тут есть сборная команда Ингушетии. Им республика выделила средства на обучение, обмундирование купила. Всем бы так.
– Третья группа — одеваемся! — очередной оклик, и новая стайка из 12 парашютистов идет к Ан-2.
– Знаете, результаты удивительные. У нас из 12 человек семеро уже попадают в мат, а трое — в «блин». Возраст от 20 до 27 лет, почти все сотрудники внутренних войск МВД, — рассказывает член делегации из Ингушетии Магомед Нальгиев. Замечаю — у них цвета купола бело-зелено-красные, цветов флага республики.
Около палатки и полевого бака с чаем отыскиваю Ивана, он недавно — в очередной раз — уложил парашют. Выглядит Иван лет на 20, но уже сделал более семисот прыжков:
– Меня отец привел в спорт, с 15 лет прыгаю. Первый раз не помню, я тогда вообще ничего не понимал. Просто подошел к двери, меня чуть подтолкнули и все. Сейчас я — кандидат в молодежную сборную.
– Сильно хотите в нее попасть?
– Просто для меня, как и для каждого парашютиста здесь, — это цель, мечта. Сегодня тренируем точность приземления, все вроде хорошо, но крайний раз что-то я криво пошел.
– У парашютистов, как и у альпинистов, и у дайверов слово «последний» заменяется на «крайний»?
– Конечно, это всегда так. Прыжок — крайний по итогам дня, а не последний в жизни.
Алексей-оператор стоит у стола в палатке, жует печенье с маслом и отмахивается от вопросов коллег.
– Поснимал на видео на свою голову — теперь всем должен. Кстати, про съемки. Брать с собой в полет камеру можно только после двухсотого прыжка. Так заведено не из вредности — если она зацепится, например, за стропу, без опыта не сориентируешься, что делать. Что вам еще рассказать? А хотя, вы ж не знаете, что вам не рассказали, — посмеивается он. — Это как у велосипедиста спросить, почему он любит кататься — ответ будете слушать до вечера. В общем, у нас так — выпрыгиваешь, стеклянные глаза, потом, оп, сто метров до земли осталось. Сплошная работа, волнение перерастает в собранность, в голове только задание. Вы попробуете — поймете. Давайте сейчас?
– Спасибо, но страшновато все-таки.
– Зря вы. Сегодня было бы интереснее, если бы не только на точность прыгали — то есть, «классику» делали, но и фигуры, например, исполняли. А то вся разница в типах купола. На Д-6, «дубах», перворазники прыгают, а на «крыльях», те, кто подготовлен посильнее.
– Перворазники — это кто?
– Это мы так с барского плеча обзываем тех, у кого до десяти прыжков. Шучу, перворазник — значит, пока не спортсмен, просто человек, прыгающий в свое удовольствие.
Алексей поднимает голову в капюшоне, задумчиво глядит в небо. Спохватывается, говорит:
– Мы часто на облака смотрим не потому, что бездельники. Так вычисляем направление ветра. Бывают восходящие потоки, нарвешься на такой, можно очень долго провисеть. Или хуже — в тучку попадешь. Сыро, холодно и ничего не видно, не так весело, как представляешь. Действительно жутко бывает, когда с тобой в туче кто-то есть. А видимость двадцать метров, боишься столкнуться. Но совсем без страха было бы неинтересно.
Ближе к вечеру выезжаю из Ессентуков, вижу, как в небе над железнодорожным вокзалом Ан-2 делает разворот и быстро скрывается за низким облаком.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
