«Они должны поставить власти ультиматум»

Марат Гельман с сыном Егором / Анастасия Борохова

Арт-технолог Марат Гельман из черногорского далека дает советы, как сохранить Теодора Курентзиса и другие прижившиеся в городе культурные явления прошлой властной эпохи

Полина Малаева

7 октября, 2014 17:35

13 мин

С 2008 года, когда в здании заброшенного Речного вокзала открылась выставка «Русское бедное», и до сих пор в Пермском крае одной из центральных местных тем является культура. Со времен культурной интервенции, организованной Маратом Гельманом, разговор о пермском искусстве — это больше чем просто разговор об искусстве. Он включает и споры о политике (тем более что политики в этом культурном проекте было много), и рассуждения об экономике (тема финансирования) и обществе (что-то такое про диалог поколений). После отставки губернатора Олега Чиркунова, в команде которого работал арт-менеджер Гельман, изменилось многое. Правительство нового главы региона Виктора Басаргина свернуло практически все проекты предыдущего министерства культуры. И оказалось, что споров о культуре стало едва ли не больше. «Русская планета» поговорила с тем, кто все начал.

– Не секрет, что в Перми сейчас свернули все культурные начинания Олега Чиркунова. На фестивали, музеи и театры денег выделяется все меньше. Зато увеличиваются статьи расходов, связанные с информподдержкой губернатора и патриотическим воспитанием. Как вы считаете, зачем новые краевые власти убивают все, что было до? Ведь Басаргин говорил о том, что достижения предшественника обнулять не будет.

– Чиркунов понимал, зачем ему нужен культурный проект. Он был для него частью большой программы. Может быть, получилось не так, как он планировал, но у него была стратегия, в которой культура и образование должны были перевести город в XXI век, удержать пассионарную часть горожан. Басаргин, придя во власть, даже не встретился с Олегом, не спросил его, зачем все это. А сам он по своему невежеству понять не смог, и поэтому его обещания надо рассматривать не как осмысленное заявление, а как нежелание резких изменений. То есть он считал риски при закрытии проектов слишком высокими.

Потом мое увольнение было инициировано из Кремля. Краевые власти его выполнили, не считаясь с собственными интересами. Начались все эти публикации про конец культурной революции, и у них появилась концепция: оставим все как есть, но без Гельмана. То самое «возьмем все хорошее». Тут оказалось, что они просто не умеют. Все-таки [министры культуры последних лет правления Олега Чиркунова Борис] Мильграм и [Николай] Новичков были на порядок профессиональней и эффективней как чиновники.

Дальше федеральный тренд. Модернизация уже не в повестке дня ни в экономике, ни в территориальном развитии. Вообще после «КрымНаш» единственная разумная стратегия в России — это минимизация издержек. Сжаться. А культурный проект не сохранишь, он должен либо развиваться, либо сворачиваться. Так что значительная часть вины за сворачивание проекта на федеральной власти.

– То есть крымские события стал точкой невозврата пермской культурной революции? И нам в ближайшее время ничего подобного не светит? Это связано с тем, что денег нет или с идеологическим прессингом?

– Дело в том, что люди искусства, ну те которые могут сделать что-то яркое и настоящее, они всегда действуют с мыслью о перспективе. Отняли перспективу — и исчез мотив. Разговоры о том, что в Пермь приезжали из-за бюджетного финансирования — чепуха. Была перспектива, большой проект, в котором можно участвовать и через который развиваться. Вот мне [музыкальный продюсер Александр] Чепарухин признался, что он из-за материальной ситуации согласился участвовать в последних «Белых Ночах», но убеждать музыкантов было невероятно трудно. Ведь художник движим своими мотивами, и в Перми эпохи культурной революции нам удалось объединить интересы города, власти, художников.

– Не совсем поняла: музыкантов было трудно убеждать из-за того, что фестиваль сходит на нет, или из-за того, что бюджет у него мал и им мало заплатят за их работу?

– Из-за того, что участие в фестивале перестало быть важным для их творческой карьеры. В насыщенной культурной среде каждое событие может стать шагом к успеху. Столица — это место, в котором делаются биографии. Если пермский проект — часть истории культуры, как и «Дягилевские сезоны», то все, что происходит в рамках проекта, сверхважно. Если мой черногорский проект впишется в искусство русского зарубежья, вслед за Парижем, Берлином, Лондоном, будет важно то, что происходит здесь. И будут стремиться сюда.

– Ну вот Теодор Курентзис, несмотря на сворачивание и «КрымНаш», все еще работает в Перми, правда, и его не устраивает нынешняя культурная политика. Как думаете, он останется после своего громкого заявления?

– Я не готов за Теодора размышлять. Для меня пермский проект был важным, и, если бы они меня не уволили, а атмосфера все ухудшалась бы, мне было бы мучительно тяжело уходить. Сейчас я иногда даже благодарю Кремль за такое быстрое решение, которое я сам все равно должен был бы принять, но сделал бы это с гораздо большими издержками.

Конечно, мне хотелось бы, чтобы мой пермский период стал началом яркого периода в жизни города. Но сегодня общероссийский контекст настолько тяжелый и подавляющий, что советовать можно только одно: заниматься подспудной работой, получать новые компетенции, в том числе и за границей, и ждать.

– У вас прозвучала фраза, что пермский культурный проект должен был удержать пассионарную часть горожан. А в итоге многие из них разъехались. Хотя бы ваших же хороших знакомых, соратников вспомним — журналиста Ивана Колпакова, драматурга Любовь Мульменко. Художник Антон Семакин вроде собирается переезжать. А, может, не будь вашего проекта, жили бы они сейчас в родном городе?

– Может, они вернутся с новыми компетенциями. Гораздо более мощными, чем сейчас.

– Что вы думаете по поводу ситуации с музеем «Пермь-36»? Можно ли считать, что история музея закончилась? Почему даже в администрации президента говорили о том, что нам необходимо помнить о политических репрессиях, а краевые власти проводят реорганизацию музея, отстраняя от работы его создателей? Хотят быть святее Папы Римского?

– В администрации президента цинично и подло разводят вас всех. Они поняли, что Басаргин готов безропотно принимать на себя весь негатив. Можешь быть абсолютно уверена, что все это их игра. Басаргин здесь просто беспринципный исполнитель.

– То есть, у музея нет шансов?

– Шанс есть. Любое решение может быть отменено под давлением обстоятельств. Только я не видел этих обстоятельств. Конечно, удивительно, что пермское общество не встало на защиту уникального музея политических репрессий. Он реально стоит в одном ряду с PERMM, мощнейший проект мирового уровня. Потом Курентзис, потом «Белые Ночи» и потом «Флаэртиана». То есть эти пять проектов надо сохранить до лучших времен, и тогда будет с чего начинать пермское возрождение. Они должны поставить власти ультиматум: один за всех, и все за одного.

Но важно понимать, что администрация президента играет, и на роль отрицательного персонажа назначила пермскую власть. Те согласны играть эту гнусную роль. Не знаю, почему. Лишены достоинства напрочь?

– Мне кажется, вам в свое время было проще: власти лояльнее относились к современному искусству, на пермский культурный проект выделялись деньги. А сейчас прессинг и политический, и экономический. Да еще и деньги нужны, чтобы решить основные проблемы с галереей, зоопарком, а денег-то мало. Что в такой ситуации делать краевым властям?

– Честно? Мне кажется, что сейчас такой момент в истории страны, когда быть во власти — это позор. Я думаю, что момент пройдет года за два. Но сегодня у меня есть только один совет — стоять на своем и пусть увольняют.

– Но ведь самоустраниться — это всегда самый простой выход. А кто же тогда будет управлять регионом?

– Чем раньше наступит коллапс путинской системы, тем лучше. Только не надо проводить аналогии с революцией — это разные вещи.

– А что такое коллапс путинской системы?

– Невозможность продолжения этой политики. Экономическая и политическая. Что касаемо конкретного сюжета, не берусь предсказывать.

– То есть сейчас нужно максимально воспрепятствовать продолжению этой политики?

– Ну я вот решил, что бороться не буду. Отойду. Мне кажется, что они сами в суицидальном порыве себя похоронят.

– А что сейчас с проектом «Культурный альянс», который вы начинали при поддержке властей? Этот проект заморожен или перешел в международную стадию?

– «Культурный альянс» — это проект модернизации жизни городов через культуру. У него есть своя философия, своя методология и практика. Да, начиналось все в очень плотном сотрудничестве с властью. Помните, большое правительство Медведева, членом которого я был? С одной стороны, это была попытка сделать альтернативу неуспешной работы комиссии по децентрализации, с другой — перенос опыта Перми в другие города. После того как я перестал сотрудничать с властью, я еще год консультировал некоторые субъекты федерации, но, так как все процессы, связанные с модернизацией, свернуты, то и эта деятельность сошла на нет. Правительство попыталось, в свою очередь, реализовать проект без меня. Но там все очень плохо с людьми, которые могут что-то делать. В результате появился смешной проект [Государственного центра современного искусства] ДНК (в Калуге, под Екатеринбургом и на острове Русский). Я к нему отношусь очень скептически.

Что же касается идеологии и методологии, то да, я надеюсь применить свое понимание и умение в Черногории. Это непросто. Самый маленький город до этого, для которого мы разрабатывали концепты — это Тверь, где проживает полмиллиона человек. В Черногории города, где живут 10-20 тысяч жителей. Да, в туристический сезон их становится на порядок больше. Туристы могут сделать проект более рентабельным, но в меньшей степени создают аудиторию. Вообще, если говорить о личной стратегии, то Черногория должна дать мне новый опыт работы с малыми городами. Это было, кстати, слабым местом «Культурного альянса!. Мы понимали, как все происходит в миллионниках, и малые города игнорировали. Так что вполне возможно, когда в России наладится, я получу в Черногории недостающие знания.

– А вы не жалеете сейчас, что, творя культурную революцию, основную ставку сделали на современное искусство? Может, стоило помягче начинать? С чего-нибудь более привычного населению?

– Ну вот сейчас в Черногории я по-другому действую. Ну, может потому, что все-таки другая страна. Но все равно понимаю, и понимают это мои заказчики, что только современное искусство дает реальные изменения. Но вообще, безусловно, я учитываю и положительный, и отрицательный опыт Перми. Дело в том, что когда я приехал в Пермь, у меня не было никаких других задач, кроме художественных. Сделать музей современного искусства. Никакие другие цели мне были не интересны. Это потом начала разворачиваться история более масштабная, из которой я вышел с новыми идеями новым умением и новыми амбициями. То есть Гельман, пришедший в 2008 году в Пермь, это человек, который только современным искусством мог и хотел заниматься. И предлагать ему «что-нибудь привычное населению» невозможно.

– Вы выразили мнение, что в России скоро все наладится, то есть ваш отъезд в Черногорию нельзя назвать эмиграцией?

– Нет, конечно. Проект, я думаю, будет нуждаться в моем личном участии года четыре. Потом, надеюсь, в России ситуация изменится, и я вернусь. Считай, что просто получил контракт. Даже галерея в Москве в каком-то виде сохранится.

– А в России у вас остались проекты? И про Берлин хотелось бы еще вспомнить, как там дела?

– Если здесь проект будет принят, тот все остальные проекты будут работать на него. Берлин и Москва станут основными донорами для Черногории.

– А насколько Черногория Европа? И где комфортнее работать: там, в Западной Европе, в Москве или в Перми? И где выгоднее?

– Ну, я комфорта не ищу, как известно. Черногория — удивительная страна. Климат идеальный, открытые к новому люди. Город, в котором я живу, Будва, фактически русский. Здесь 15 тысяч черногорцев и 30 тысяч квартир куплено русскими. На берегу моря и у подножия горы. Его можно сделать центром русского зарубежья. И, если ситуация в России будет без изменений, так и произойдет. Для людей искусства важно еще, что жизнь здесь дешевая.

– А с Пермью вы окончательно завязали или допускаете возможность, что можете вернуться? У вас ведь жена пермячка, наверняка ведь будете приезжать?

– Посмотрим. Как бы то ни было, у меня нет ни капли отторжения по поводу города и горожан. Но я считаю, что и для вас, и для меня хорошо какое-то время наблюдать за происходящим с дистанции.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе