«Надоело быть никем»

Фото: Валерий Шарифулин/ ТАСС

Почему жители Красноярска, когда-то уехавшие из России навсегда, возвращаются обратно

Полина Виноградова

20 февраля, 2015 09:01

15 мин

19 февраля портал Rabota.ru опубликовал результаты проведенного среди пользователей исследования на предмет их отношения к эмиграции. Как выяснилось, большинство опрошенных — 71% — хотели бы эмигрировать из России. Более четверти респондентов — 26% — сейчас готовятся уехать или активно планируют отъезд. В качестве причин такого решения названы недовольство общей экономической и политической обстановкой в стране, размером зарплат, низким уровнем жизни и социального обеспечения.

«Русская планета» поговорила с красноярцами, которые уже реализовали этот сценарий — покинули Россию и построили вполне успешную жизнь на новом месте. И все же решили вернуться назад.

Данил Кагарлицкий, гражданин Израиля:

– Мы с семьей — яркие представители «второй колбасной эмиграции». Уехали из России в 1995 году просто потому, что очень хотелось кушать. Я по специальности геолог, жена — геофизик. Наша организация после перестройки развалилась, помещения роздали коммерсантам. В институте, где работала жена, перестали платить зарплату. А у нас тогда на руках было двое маленьких детей, которых нужно было кормить и одевать. Где в те годы можно было взять деньги? Идти продавцом в коммерческий ларек и не знать, вернешься ты оттуда живой или нет?

Поэтому, когда жена предложила уехать, мы долго не думали. Тем более что еще был жив родной дед жены, который уехал вместе с нами. Он был ветераном Великой Отечественной войны, инвалидом без одной ноги. В Израиле тем, кто воевал с фашистами, платят хорошую пенсию, не чета нашим — примерно как средняя зарплата. Пока он был жив, нашей семье было намного легче — дед помогал.

Хотя совсем легко, конечно, не было. Другая страна, другие порядки. Плюс иврит, который мы осваивали долго и с трудом. Разумеется, работы по специальности мы не нашли. Израиль в этом смысле — страна уникальная. Здесь совсем нет полезных ископаемых, и геологи с геофизиками не нужны в принципе. Пособия, которое первые три года выплачивали репатриантам, не хватало. Приходилось хвататься за все, что удавалось найти. Я несколько лет фальцевал газеты в типографии, потом по большому блату устроился охранником в магазин. Жена работала домработницей, перемыла полы в половине домов Хайфы. Со временем окончила курсы и получила работу санитарки в доме престарелых. Это уже называется «жизнь удалась».

Мы выплатили ипотеку. Наши дочери окончили школу, отслужили в армии, отучились и уехали. Одна живет в Канаде, замужем за ресторатором из Бангладеш. Вторая — в Америке. Ее муж — парень из Кемерова, который репатриировался примерно в те же годы, окончил университет Технион и получил хорошую работу. Родилось уже четверо внуков. Мы их видим, в основном, по скайпу. Поехать в гости удается раз в два года — дорого. Живем одни.

Не скажу, что мы как-то особенно страдаем от недостатка общения. Бывших русских в Хайфе хватает, есть с кем поговорить по душам. Есть друзья, родственники. В принципе, все нормально. Да и по России мы не скучали все эти годы. Когда уезжали, боялись, что заест «русская хандра», о которой писали все эмигранты первой волны. Но этого не случилось — некогда было тосковать, нужно было работать.

Сказать, что мы недовольны, как сложилась наша жизнь в Израиле, тоже нельзя. Мы уезжали ради детей, и сумели обеспечить им будущее, дать образование, помогли устроиться. Проблема, честно сказать, в одном — надоело быть никем. Работать охранниками, уборщиками, санитарами, разнорабочими, грузчиками… Все время оставаться третьим сортом и не иметь даже надежды выбиться в люди. Теперь, когда нет груза ответственности в виде детей, очень хочется вспомнить, кем мы были когда-то. Я уже и не верю, что когда-то считался хорошим геологом, а жена забыла, что она кандидат наук.

Поэтому мы хотим рискнуть: вернуться и еще раз попробовать выстроить жизнь заново. Мои друзья нашли мне место, у жены тоже есть интересное предложение по специальности. В России геология снова на подъеме, рабочих рук не хватает. Разведанные запасы ископаемых заканчиваются. Чем черт не шутит, вдруг у нас получится вернуть себе настоящую работу, которая будет приносить удовольствие, а не унижение? В Израиле этот вариант удается реализовать единицам, участь остальных — оставаться на самом дне социальной лестницы. В общем, мы решили попробовать. К лету возвращаемся в Красноярск. А дети и внуки — им разницы нет, из какой страны мы с ними будем по скайпу общаться.

Антон Сазонов, последние 7 лет житель Китая:

– Мы с женой и сыном живем на Хайнане уже семь лет. Причин уехать было много. Главная — самая банальная: нам надоели красноярские зимы, с незамерзающим Енисеем, смогом и пронизывающим до костей холодом. Большинство наших нынешних соседей называют себя «климатическими эмигрантами» — они тоже спасаются от сибирских зим. Но между нами есть и существенная разница — соседи прилетают только перезимовать, а мы думали, что уехали навсегда. По крайней мере, в той мере, в какой это зависит от нас: любого иностранца китайское правительство имеет право в любое время выставить из страны. Получить гражданство в азиатских странах — мечта практически недостижимая. Зато есть хитрые способы продлить пребывание на нужный тебе срок.

Мы уехали. Хвосты, конечно, рубить не стали, и красноярскую квартиру не продали: сдали в аренду. Арендная плата стала нашей страховкой на случай непредвиденных ситуаций, жить мы на нее не планировали. Я — веб-программист, жена — редактор. Мы оба заранее нашли себе удаленную работу. Причем, понимая, что это крайне нестабильный вариант, с первого дня начали искать работу или подработку здесь, на месте. В результате я устроился преподавателем в русскую школу, а жена стала работать с русскими туристами в местном турагентстве. Как я сейчас понимаю, это было очень разумным шагом и дало нам отсрочку по времени. Подавляющее большинство зимовщиков жили на доходах от аренды или от удаленки. Они вынуждены были вернуться в Россию сразу, как только упал рубль.

Мы, конечно, тоже остались почти без доходов. Из трех компаний, с которыми я сотрудничал дистанционно, одна уже разорилась, вторая — дышит на ладан. Жена осталась без работы в принципе. Во-первых, закрылись оба сайта, с которыми она имела дело. Во-вторых, из-за резкого уменьшения количества русских отдыхающих турагентство, в котором она работала, сократило половину штата, и жену в том числе. Русская школа, в которой я преподаю, тоже скоро закроется — учеников становится меньше с каждым днем. Однако отсрочка по времени нас спасла: мы сумели подыскать альтернативный вариант. За время жизни в Китае мы основательно подучили английский и освоили разговорный китайский. Поэтому нас обоих готовы взять в турагентство, работающее с англоязычными туристами. Мы получили возможность остаться. Но все равно решили уехать.

Со временем начинает серьезно портить жизнь одна «милая» особенность жителей азиатских стран: невероятная нечистоплотность и наплевательское отношение ко всему вокруг — морю, реке, городской среде и т.д. Я сознательно обобщаю и говорю, что это характерно не только для Китая, но и для всей Азии. Мы бывали в Камбодже, Вьетнаме, Лаосе — это везде так. Китайцы с одинаковым равнодушием зарежут собаку на еду и польют ядом свой же огород, с которого кормят своих детей. То, что происходит за тщательно создаваемым «потемкинским» туристическим фасадом — это страшно. Это экологическая катастрофа. Причем мы живем в самом благополучном месте — на Хайнане. Чем дышат, к примеру, в Пекине, я в принципе не понимаю. Становится неуютно, когда видишь пруд всех цветов радуги, где разводят креветок, которых ты купишь себе на ужин. Или когда ты наблюдаешь пасторальную картинку — крестьянина в островерхой шляпе, мирно бредущего рядом с нагруженным буйволом. Вот только везет этот буйвол не снопы урожая, а мешки с пестицидами, которые скоро все окажутся на полях. Теперь мне смешно вспоминать, как мы возмущались, что Красноярск — самый грязный город на свете. Поверьте, это не так.

Но самое главное, что заставило нас принять решение вернуться — это то, что нам надоело чувствовать себя чужими среди своих. Для китайцев ты всегда будешь лаоваем — иностранцем, от которого лучше держаться подальше. Белым дикарем, неспособным понять китайскую культуру. Это затаенное презрение, которое прячется за вежливыми улыбками, со временем начинает очень сильно действовать на нервы. Я понимаю, что это стереотип, но это и вправду так. Китайцы, уезжая в другие страны, сами никогда не ассимилируются, создавая обособленные чайнатауны, и другим ассимилироваться к своей стране не дают. В Азии ты чужой навсегда. Даже у твоих детей, выросших здесь, шансов стать своими нет. Говорят, дети русских эмигрантов, выросшие в Европе или в Америке, превращаются в настоящих европейцев или американцев. Может быть, не знаю, не видел. Чтобы это проверить на своем опыте, нужен иной уровень денег. А Азия, более-менее доступная для сибиряков, точно не про нас. Дома, может, и холодно, зато это дом.

Артем Весников, житель Испании:

– Мы с женой переехали в Испанию семь лет назад. До этого жили в Красноярске. Я с начала девяностых занимаюсь бизнесом, реализовал несколько успешных проектов. Начинал с трастового фонда, потом появилось агентство недвижимости. Где-то в начале двухтысячных я всерьез увлекся биржевой торговлей. Необходимый начальный капитал я к тому времени уже успел заработать, и в какой-то момент решил сосредоточиться именно на этом направлении. Что-то вложил в недвижимость в качестве страховки, но основные деньги работали на биржевых площадках.

Интернет-технологии развиваются стремительно, и для трейдера привязка к определенному месту жительства давно перестала быть необходимостью. Примерно с 2005 года я всерьез стал задумываться о том, чтобы сменить климат. Всегда мечтал жить в теплой стране, начинать свой день с заплыва в море… Да и у супруги есть определенные проблемы со здоровьем, которые в холодной Сибири только усугубляются.

В середине двухтысячных в Испании можно было купить прекрасное жилье в кондоминиуме по цене двухкомнатной квартиры в панельном доме в Красноярске. Наша дочь как раз окончила школу, поступила в университет, и мы решили: была не была! Оставили дочери квартиру, а сами купили жилье на Средиземноморском побережье — в городке Торревьеха. Там полно русских, очень много пенсионеров из западной части страны — почему-то больше всего из Калининграда. За копейки нам досталась очень неплохая трехкомнатная квартира. К ней прилагались еще две сотки земли, где мы посадили лимонные и абрикосовые деревья, плюс общий бассейн. Кстати, квартплата, в которую входят регулярная чистка бассейна и работа садовника, существенно ниже, чем в России. В общем, мы вполне довольны жизнью. И даже нынешний кризис меня не слишком пугает. Конечно, упала рента от сдачи недвижимости в Красноярске, однако доходы от биржевых операций практически не изменились — они ведь не в рублях, а в валюте.

Одна проблема — дочь не хочет жить в Испании. Она окончила университет, вышла замуж, живет вместе с мужем в Академгородке, и их там все устраивает. У нее хорошая работа, муж учится в аспирантуре, подрабатывает. Когда я говорю: приезжайте сюда, с жильем мы поможем, в ответ слышу категорическое «нет». В принципе, их можно понять: у них такой возраст, когда человек должен самореализоваться, работать по специальности. Это мы потерянное поколение, которое ушло в бизнес сразу после вуза. А они другие. И они не хотят работать туристическими гидами или агентами по продаже домов тем же русским. Словом, теперь жена настаивает на том, чтобы мы вернулись в Россию. Говорит, столько лет ждала внуков, а теперь буду только по скайпу их видеть? Так не пойдет! Думаю, наше возвращение в Красноярск не за горами. Как только дочь родит, сразу и поедем. Семья все-таки важнее, чем климат.

К тому же, я стал замечать, что устаю от жизни в нашем городке Торревьеха — он превратился в какое-то русское гетто. Кругом полно наших. И ладно бы, если бы они были нормальными интеллигентными людьми — ничего подобного! Они орут на официантов в кафе, ругаются с кассиршами в магазинах, паркуют машины на чужих местах, бросают мусор мимо урны… Хам с пятью классами образования случайно заработал сто или двести тысяч евро и считает себя хозяином жизни. В России у меня был совершенно другой круг общения. А тут мой сосед обращается ко мне «братуха»: «Как житуха, братуха?» Мы ехали в Европу, а оказались в каком-то филиале Мордовии. В принципе, понятно, как решать эту проблему: нужно искать более дорогое жилье. Или, что разумнее в нашей ситуации, возвращаться на родину.

Дмитрий Никольский, гражданин США:

– Я уехал в Америку в 1992 году просто потому, что появилась такая возможность. Не скажу за всех красноярцев, но в моем окружении в годы перестройки об эмиграции мечтали все до единого. Тем более, если это можно было сделать с «высокого старта» — получив работу по специальности.

На пятом курсе передо мной замаячил шанс поехать на стажировку в Калифорнию, и я ее не упустил. Правдами и неправдами закрепился в университете, получил постоянную работу. Потом ко мне переехала Лариса, с которой мы встречались еще до моего отъезда, мы поженились, у нас родилась дочь, потом сын.

В материальном смысле все хорошо. Моя работа меня тоже устраивает. Грин-карта давно получена. И вот что я теперь хочу сказать, как гражданин США: я возвращаюсь в Россию. Почему? Да потому что Штаты отняли у меня моих детей, мой язык и возможность на нем общаться.

Если по порядку, мы с женой не уезжали ради детей, как многие другие. Они родились здесь, автоматически получили гражданство. Нам казалось, что это очень хорошо — они вырастут настоящими американцами. Так и получилось. И теперь я уже не понимаю, как с ними общаться. Когда я пытаюсь рассказать им истории из своего детства, они слушают меня, как будто я им говорю о жизни отсталых племен в Африке. Любую деталь приходится объяснять. А самое главное, еще не разобравшись, они начинают свысока все оценивать. У них есть готовые ответы на любые вопросы!

В общем, нам не о чем с ними говорить. Мы друг друга не понимаем, разговариваем на разных языках. Причем в буквальном смысле слова. Мы потратили массу времени и денег на то, чтобы они знали русский язык. В семье всегда говорили по-русски, нанимали репетиторов. Но наши дети все равно думают на английском. Причем думают о том, чему их научили в школе и колледже. Мы их фактически потеряли.

Выходом могло бы стать общение с друзьями. Но здесь тоже нужно понимать, что американское общество жестко стратифицировано. Даже будучи профессором в университете, ты попадаешь в определенный слой, но не становишься там своим до конца. Ты все равно эмигрант, ты не прирожденный американец. С тобой будут общаться, но дистанция не исчезнет.

Честно говоря, мне в любом случае не хватало бы общения. Потому что я хочу говорить на родном языке с людьми, у которых те же ценности, что и у меня. С теми, кто вырос в той же культуре. Знающими наизусть Пушкина и Бродского, слушавшими в детстве такие же сказки, в конце концов. Я хочу рассказать анекдот, и хочу, чтобы меня поняли и посмеялись вместе со мной, а не вежливо улыбнулись в ответ. И я категорически не хочу встречать старость с людьми, с которыми я не смогу вспомнить и обсудить времена своего детства и молодости. Потому что это и есть настоящее одиночество. От этого не спасли бы даже дети, которых мы потеряли. Я хочу домой. Мне все равно, потеряю ли я что-то в материальном плане. Важнее, что я получу назад свою страну, свой язык, свое прошлое и возможность о нем говорить. А если все сложится хорошо, то нас ждет и новое будущее.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе