Новости – Люди

Люди

«Летали на нервах»

Могила летчика Василия Глазкова. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

Малоизвестные факты о Великой Отечественной войне — из воспоминаний сотрудников разведки

Наталья Русинова

6 мая, 2015 10:29

17 мин

До 70-летия Победы остаются считанные дни. Много уже сказано приятных слов в адрес ветеранов, много мероприятий проведено, о многом рассказали сами участники войны. Но еще есть моменты истории, которые хранятся под грифом «секретно». Некоторые из них по истечению времени придаются огласке и становятся достоянием общественности. Корреспондент «РП» вместе с сотрудниками УФСБ по Оренбургской области встретилась с родственниками ветеранов, служивших раньше в органах госбезопасности и участвовавших в Великой Отечественной войне.

– Я пришел работать в КГБ в 1974 году. Они, ветераны войны, стали нашими наставниками, — вспоминает Петр Сивожелезов, полковник УФСБ в отставке, председатель совета ветеранов управления. — Вот идут они, фронтовики, по коридорам, такие седые… Для нас они были боги! Мы их побаивались. Но про войну они почти ничего не рассказывали. Тогда это было не принято. У них считалось это признаком дурного тона. Даже День Победы не был выходным днем. В органы госбезопасности меня подбирал Николай Огородников, первые собеседования я проходил с ним и после зачисления попал в его подразделение.

Николай Огородников, родом из обычной крестьянской семьи, вырос в селе Логачевка Тоцкого района Оренбургской области. В апреле 1942 года, после окончания педагогического училища, был призван в Красную армию. Пройдя военную подготовку в Бердичевском военно-пехотном училище, в августе того же года отправился на фронт в составе гвардейского стрелкового полка 9-й Гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии. В декабре Николай Огородников был тяжело ранен, что потребовало долгого восстановления. Но в апреле 1943 он вернулся в действующую армию. До окончания войны он служил старшим вычислителем пушечно-артилерийского полка на Западном, 2-м Прибалтийском, Ленинградском и Забайкальском фронтах.

– В марте 1944 года во время наступательной операции, в деревне Перевоз, благодаря точной подготовке данных Огородниковым, были подавлены две артиллерийские батареи противника. 27 марта пехота фашистов при поддержке трех самоходных орудий в деревне Шарки контратаковала части Красной Армии. Огородников быстро и точно подготовил данные о расположении вражеской артиллерии. Самоходные установки немцев были уничтожены. За проявленное мужество и героизм Огородников был награжден медалью «За боевые заслуги», — рассказывает Петр Сивожелезов. — В марте 1945 года в районе поселка Вартая Латвийской ССР Огородников вычислил расположение восьми артиллеристских батарей противника. В мае 1945 года в наступательных боях за населенные пункты Лейбас, Яунаеми подавлено четыре и уничтожено две батареи артиллерии фашистов. После войны, в июне 1946 года его приняли на службу в КГБ.

Так вот мы даже и не знали до недавнего времени, что он служил в артиллерии. Учился-то он в пехотном. И он рассказывал, что да, пехота всегда впереди, а артиллерия чуть поодаль. Но это самый главный объект для воздушной атаки — самолеты противника в первую очередь бомбили именно артиллеристские расчеты. И вот Николай Максимович, при свете коптилки сидел, вычислял и готовил данные для настройки наших орудий, чтобы подавить огонь противника. А артиллерия ведь как работает? Данные пришли, они начали стрелять, а там такой же вычислитель у немцев сидит! И вот, как я уже сказал, что Николай Огородников по восемь батарей вычислял — так ведь также и по ним стреляли. Потом ведь приходилось орудия на себе таскать в любую погоду, в слякоть, в метель.

Дочь Николая Огородникова, Наталья рассказала некоторые моменты о войне, которые отец при жизни рассказывал ей:

– Молодой мальчишка он еще был, за ним не было ни детей, ни семьи. Пока воевал, все думал, что это других где-то убивают, а его смерть не коснется. Поэтому на фронт шел без страха — собрался и отправился. Победу встретили они в Прибалтике. Конечно же — ликование, радость. Только праздновать-то ее не пришлось. Их не демобилизовали, а погрузили в эшелоны и сразу отправили в Манчжурию, на войну с Японией. Все очень просто. Без всякого героизма. Он говорил, что солдат не выбирает войну, это война выбирает солдата. «Чем дальше от Победы, тем больше героев», — вот так папа говорил.

Еще один бывший сотрудник КГБ Василий Глазков в 19 лет ушел на фронт, окончив Куйбышевскую военную авиационную школу младших специалистов и первую московскую авиационную школу связи. В мае 1942 года был направлен на Калининский фронт в 11-й отдельный разведывательный авиационный полк. На его счету 28 боевых вылетов на разведку войск и техники противника, из которых 25 задач успешно. Летая в экипаже, он фотографировал крупные железнодорожные узлы и аэродромы противника: Витебск-Полоцк, Улла, Краслава, Двинск. За время вылетов с борта самолета передал 169 радиодонесений о местах дислокации и передвижении войск фашистов. Его самолет неоднократно обстреливался интенсивным огнем, 4 раза преследовался истребителями противника и дважды был атакован ими.

– Однажды им пришлось возвращаться на базу с одним крылом.

Сын Василия Глазкова тоже поделился с нами некоторым воспоминаниями своего отца:

– Прилетели они с очередного боевого вылета, во время которого вели съемку крепости Кенигсберг. Неприступная крепость была — очень много экипажей погибло, пытаясь сделать авиа-разведку. А они вернулись. На одном крыле. И командир полка их спрашивает: «Как? Вы как вернулись без крыла?». А папа ответил: «На нервах». И уже в 1990 году, когда они ездили на встречу ветеранов в Германию, папа встретил там командира полка. Отец подошел к нему, представился. А тот ему отвечает: «Я смотрю, вот что-то знакомое, но не припомню». «Да я тот, который на нервах летал», — сказал ему папа. После этого командир его сразу вспомнил — начали обниматься, целоваться. Вот такая история была. А еще он вспоминал один случай, когда был дежурным по офицерской столовой. Летчиков-то вообще хорошо кормили. И вот привезли яблоки. Разгрузили эти яблоки, и отец заметил там человека в кожаной куртке. Ходил с командиром полка, общался так по-простому с ним, по-товарищески. Отец подошел к ним, представился. А позже, когда человек в кожаной куртке уехал, поинтересовался у командира: «А кто это был?». «Это Василий Сталин», — услышал он в ответ. А вообще, не любил он рассказывать о войне. Многое так и осталось с ним. Победу они встретили в Кенигсберге. И сразу же их отправили на войну с Японией. Самолеты разбирали, грузили в эшелоны и вперед, снова воевать. И этим поездам всю дорогу был зеленый свет, шли практически без остановок.

В оренбургском управлении ФСБ хранят память о ветеранах Отечественной войны, в том числе и о Николае Смеречинском — оренбургском разведчике, история которого легла в основу фильма «Взорванный ад».

Накануне юбилейной даты 70-летия Победы южно-уральская железная дорога организовала праздничную поездку для ветеранов войны. Ретро-поезд, ведомый настоящим паровозом, за два дня проедет через всю область – от Орска до Бузулука, с остановками на станциях Никель, Новотроицк, Медногорск, Кувандык, Оренбург, Каргала, Сырт, Переволоцкая, Новосергиевская, Сорочинская, Тоцкая.

Иван Дробышев. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

5 мая ветеранов чествовали на станции Оренбург. Ветераны вспоминали, какая она была, Победа 1945-го. Иван Дробышев, на фронт ушел в 17 лет, воевал на 2-м Белорусском фронте. Победу встретил в Германии, после войны из авиации перешел в железнодорожники.

– Я в авиации служил, бомбадировочной. Закончил Уральское авиационное училище. В декабре 1944-го я уже начал летать, бомбить. Первый раз полетел когда, по нам начали стрелять. Вот ты летишь и видишь разрывы в воздухе. И сквозь них летишь до цели. А когда с земли прекращают стрелять, начинают истребители немецкие нападать. А тебе любой ценой надо до цели долететь и бомбы сбросить. 20 вылетов у меня было. 7-го мая нам сказали: «Будьте готовы к боевому вылету». Ну, как всегда, каждый день. И вот мы стоим с подвешенными бомбами, ждем вылета. Ждем-ждем. День простояли. И 8-го нам сказали: «Все! Кончилась война». И мы — «Ура!!!» Давай обнимать друг друга, целовать. В воздух стрелять начали.

Александр Филоненко служил в железнодорожных войсках особо важного назначения на 1-м Белорусском фронте.

– Он ушел в 1943 году, был помощником машиниста в колонне паровозов особого резерва. Формировался НКПС этот здесь, в Оренбуржье, на станции Бузулук, — рассказал его провожатый. — Они шли следом за фронтом и восстанавливали все, что было разрушено, подвозили все необходимое для фронта. Когда объявили, что кончилась война, ты где был? — спросил он у деда.

Александр Филоненко обходит паровоз. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

– В Бресте.

– А отмечал как ты День Победы?

– На паровозе я работал как раз. Свистели в гудок минуту!

Сам Александр Филоненко родом из Казахстана, но по сложившимся обстоятельствам родственники забрали его в Оренбург. В апреле этого года он стал гражданином России.

5 мая встреча с ветеранами прошла и у работников здравоохранения. Екатерина Кукушкина в 1942 году добровольцем ушла на фронт. День Победы встретила под Берлином.

– В апреле 42-го года я пришла в райком комсомола. Мне говорят: «Война». Я говорю: «Знаю». «Роду любишь?», — спрашивают. «А как же!», — отвечаю. «Защищать пойдешь?» — снова интересуются. «Пойду». Мне дали рупор и сказали призывать других девчонок. И вот десять девчонок из поселка Краснохолм добровольцами отправились на фронт. Мы не поехали, а поплыли. В то время Урал, Черная, Илек – все эти реки все слились и мы плыли на лодках до Переволоцка. Провожали нас родители. Девять детей нас было. Костик уже погиб на фронте, под Бобруйском в первые дни войны. Ваня лежал в госпитале тяжело раненный. И вот провожают меня — маму ведут под руки по берегу. А я встала во весь рост в лодке и запела: «До свиданья, мама! Не горюй, на дорожку дочку поцелуй». Мама упала в обморок. Ее подняли, снова взяли под руки повели вдоль берега.

Екатерина Кукушкина показывает фотоальбом со встречи с президентом РФ. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

Екатерина Кукушкина показывает фотоальбом со встречи с президентом. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

В Новосергеевке нас погрузили в эшелон и отправили в Сталинград. В Камышине мы попали под первую бомбежку. Нам скомандовали «Воздух!», а это значит, что нужно выскочить из вагонов и по-пластунски уползать как можно дальше. Уползали. А когда вернулись, вот как вышло: некоторые девчонки деревенские, более практичные, обвязали себя сухариками и когда ползли, этими же сухариками изранились. Окровавленные были и животы, и сухари. Но сухари мы эти ели потом, ничего — вкусные.

А вот в Сталинграде были такие бои… И с воздуха, и с земли. В Сталинграде не просто воевали – защищали каждый дом и каждый двор. А потом Донской фронт, потом 1-й Белорусский и закончили войну мы уже в Берлине.

Командир роты пришел в нашу землянку на рассвете, с 8-го на 9-е мая, и закричал: «Воздух!». По этой команде мы должны в полной форме выбегать из землянки. А потом он сразу сказал, что закончилась война. Мы обнимались, целовались, плакали.

Валентина Мартыненко свое детство провела в блокадном Ленинграде, а потом в эвакуации в Оренбурге.

– Я была еще совсем девчонкой. Вначале, во время бомбежек, мы спускались в бомбоубежище, а потом не обращали внимания. Единственное, что раздражало – это звук метронома, когда объявляли налет. Меня всегда спрашивают, что я помню больше всего. Все время хотелось есть. Был такой крохотный кусочек хлеба, в нем и опилки были – 125 граммов и больше ничего. А в 1942-м для детей стали давать 50 грамм масла и по 100 грамм сахара на месяц. Мама работала санитаркой в военно-морском госпитале, устроилась из-за того, что там давали рабочую карточку. И она, конечно, половину своего хлеба оставляла нам. Благодаря этому мы, наверное, и выжили. А больше мы ничего не боялись больше, и бомбежек не боялись. Немец очень пунктуален был. Все знали, что с 10 до 11 будет обстрел и с 15 до 16 тоже — сиди дома, никуда не ходи.

Валентина Мартыненко. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

На психику немец давил. Много раз летал самолет, «Рама» мы его называли, летал очень низко и бросал листовки. А мы, ребятня и взрослые, их собирали и тут же жгли на улице. Там было написано: «Жители Ленинграда, переходите на нашу сторону. Эта листовка будет служить пропуском». Но самая страшная была зима с 41-го на 42-й годы. Нам пришлось хоронить маминого брата. Ни гроба, ничего — зашили в простынь и повезли на саночках. И покойники лежали. Около нашего подъезда сидел замерзший. Шел-шел, присел и умер. И мы не боялись его. А даже шутили: «Там сторож-то сидит у подъезда?». «Сидит», — отвечали. У людей не было сил собирать и хоронить.

Помню очень хорошо День Победы. В Оренбурге было тепло. У меня было платье с крылышками на рукавах, летнее. Мы жили на квартире на Дмитриевском переулке. И мы все вышли на Советскую, она тогда еще была булыжником выложена. Потом пошел грибной дождик — солнышко и дождик. Все обнимались, все плакали. На улице было не пройти — улицы Максима Горького и Советская заполнены были людьми.

Софья Зотова тоже была еще ребенком в годы войны. Она, ее две сестренки и мама провели их в немецких концентрационных лагерях.

– У меня отец был военнослужащим и перед войной его перевели в Вильнюс. Первый день войны хорошо помню и последний. Бомбы летели с таким жутким свистом, что казалось будто вот-вот, сейчас тебя накроет. Все спрятались по подвалам. В первый же день семьи офицеров собрали в товарные вагоны и отправили вглубь страны. Мы неделю ехали, а от Вильнюса удалились только на 60 километров. Поезд сожгли. Мы успели выбежать и с опушки леса видели, как к утру догорал наш состав.

Софья Зотова. Фото: Наталья Русинова / «Русская планета»

Мимо проезжали местные хуторяне и кто-то из них мародерствовал, а некоторые с сочувствием отнеслись к нам. Один хуторянин подошел к маме и сказал: «У вас трое детей, идемте ко мне. Будете у меня работать, а я буду вас кормить». И еще несколько семей так же пристроили. Мы прожили у него недели две. Потом наши мамы собрались и решили возвращаться в Вильнюс. Когда вернулись, нас всех в концлагерь согнали. Два пятиэтажных дома стояли, окруженные тремя рядами колючей проволоки. В теплое время приезжала походная кухня и баланду нам давали какую-то — каждый с мисочкой подходил и брал. А потом все. Но откуда-то мамы продукты какие-то все же доставали.

Женщин угоняли на работу, а дети оставались одни. И к вечеру только получали что-то как еду. Помню, такое блюдо «затируха» было. Наверху черви плавают — беленькие червячки с черными головками. Мы их к краям раздвигали, выуживали, и эту «затируху» ели с удовольствием.

Потом концлагерь наш перевели его в Алитус. Когда немец стал отступать, всех трудоспособных переправляли в Германию. Но и здесь были люди, сочувствовавшие нам. Мама заболела туберкулезом и ее каким-то чудом устроили в туберкулезную больницу. А нас троих — в детский дом. Там была воспитательница пани Анна — она к нам хорошо относилась. Добрая очень была. А другая — била нас ужасно, за каждый промах, не давала есть. Она потом сбежала вместе с немцами. А пани Анна, как я слышала, сотрудничала с советской разведкой и потом была даже награждена нашими орденами. Но дальнейшую ее судьбу я не знаю.

В июле 1944-го Вильнюс освободили. А где-то в сентябре нас нашел папа. Мама переживала за нас очень, она же взрослый человек — знала, чем это грозило. А мы воспринимали это все же по-детски. Это сейчас только я понимаю, сколько маме тогда пришлось пережить.

9 мая 1945-го мама послала меня за хлебом. Я пошла в магазин и вдруг, такая канонада! Стало все вокруг греметь, в воздух подбрасывают шапки, шляпы! Все обнимаются и кто-то кричит: «Победа! Победа! Мы победили!» Мне было 12 лет. После войны отца перевели в Оренбург, и мама здесь в 1947 году умерла — не выдержала выпавших ей испытаний.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе