Новости – Пресса
Пресса
Berliner Tageblatt: газеты приходят сюда уже устаревшие
Газета Berliner Tageblatt от 17 сентября 1915 года
Германские дивизии стремительно преодолели Беловежскую пущу
28 сентября, 2014 12:22
5 мин
Пятница, 17 сентября 2015 года, Берлин, вечерний выпуск
Путь сквозь дебри
Восточный театр войны, сентябрь. От нашего военного корреспондента на восточном театре войны. Доктор Вильгельм Фельдман*
Слово «пуща» по-немецки означает «Wildnis» [дебри], и это русское название лучше всего передает суть Беловежских лесов с их болотами. Эту преграду наши войска преодолели невероятно быстро, хотя там стойкий враг с легкостью мог бы продержаться гораздо дольше. Только на нескольких позициях русские воспользовались столь щедро предоставленными им родной землей возможностями дать надежный отпор. Но даже с этих позиций их прогнали довольно быстро.
Мне разрешили сопровождать N-ую пехотную дивизию во время ее наступления в Беловежской пуще. Штаб дивизии я нашел уже по ту сторону Наревки [сельская волость Польши, Подляское воеводство], в домике егеря в деревне Сточек, недалеко от императорского охотничьего замка Беловежа [сильно пострадал в 1944 году, руины снесены в 1961 году]. Но сама дивизия туда еще не вернулась. Она вела трудные бои на подступах к пуще северо-восточнее [волости] Клещеле и теперь собиралась возвращаться в Сточек, срезав путь через юго-западную часть большого леса. Остальные войска фронта, между тем, очистили от врага западную часть пущи и продвигались дальше на восток. Обед в штабе дивизии в тот день был отменен. Штабные так торопились на своих машинах обогнать войска, что нечего было и думать о том, чтобы по плохим дорогам брать с собой даже небольшой багаж. И никто из офицеров не взял с собой ничего из еды. Но несмотря на голод, настроение у всех было хорошее.
После полудня на лесную поляну Беловежа начали прибывать отдельные части дивизии — пехота, пулеметы, кавалерия, артиллерия — и располагаться между охотничьим замком и домиком егеря. У все еще дымящихся развалин, сожженных до тла деревень закипела пестрая фронтовая жизнь. С наступлением сумерек повсюду начали загораться бивачные костры, которые тут разводить разрешали, поскольку вероятность вражеской атаки уже не предполагалась. Сидя у костра, я разговорился со многими солдатами, в большинстве своем бородатыми ополченцами. Один из таких старых ополченцев, завидев меня, со смехом воскликнул: «Ну, наконец-то, хоть одно немецкое штатское пальто и хоть один немецкий гражданский!». Бородачи-солдаты с гордостью рассказывали о своих последних фронтовых подвигах, о том, как часто они ходили в атаку, хотя стариков сражаться и не обязывали.
Газета Berliner Tageblatt от 17 сентября 1915 года
Газета Berliner Tageblatt от 17 сентября 1915 года
Один унтер-офицер показал мне русскую дум-дум [разрывную пулю], шевелящуюся в куче песка, насыпанной в ходе сражений для прикрытия. Он заметил, что в песке что-то энергично движется, сунул туда руку и извлек еще горячую пулю. Часть ее стальной оболочки была в безупречном состоянии. Свинцовые внутренности пули из-за сопротивления песка вылезли наружу на ее кончике, да так и застыли, согнувшись, словно крохотная колбаска. Можно представить себе, какие жуткие раны получит человеческое тело, если содержимое этой пули свободно разольется по его телу. Унтер-офицер хотел подарить мне эту пулю, но медлил, погрузившись в какие-то свои сокровенные мысли. Наши солдаты тотчас по взрывному действию могут определить, стреляют ли русские честными пулями или дум-дум.
О последних известиях с фронта и событиях, там происходящих, ни солдаты, ни офицеры не имеют никакого представления. Полевой телеграф и телефон используются для вещей куда более важных, чем передача новостей. И если поблизости не оказывается связистов, то войска могут днями напролет оставаться без немецкой хроники событий. А полевая почта за таким быстрым продвижением армии, конечно, не поспевает. Газеты, в большинстве своем, приходят сюда уже устаревшие. Вечером 30 августа неожиданно появившийся утренний выпуск Berliner Tageblatt от 28 августа был встречен в штабе всеобщим ликованием. А второго сентября большим событием стала газета Posener Blatt от 29 августа, которую привез с собой один молодой лейтенант. Даже относительно свежая Pariser Blatt читали с большим интересом. Такие газеты обычно переходят из рук в руки. С благоговением внимают каждой их строчке, а страницы перелистывают так бережно, будто это какие-то старинные издания.
Во дворе православной церкви расположилась санитарная рота дивизии и военные священники. Сама церковь стала палатой для больных и раненых. Еще в полдень я видел церковь такой, какой ее оставили русские, а вечером едва смог ее узнать, после того как там воцарился санитарный порядок. Вся эта русская грязь была убрана. Вдоль пестрых стен вытянулись чистые соломенные постели. Особенно мне понравилось, что они были свободны. Здесь были только слегка заболевшие и ни одного раненого. Снаружи находились и четыре санитарных пса роты. Штабной врач рассказал, что собаки исключительно проявили себя в боях на подступах к пуще и спасли жизни целому ряду раненых. Было бы несправедливо недооценивать санитарных собак, потому что они даже в виде исключения не могут предать собственную собачью натуру. Прекрасные животные немедленно отыскивают предполагаемых раненых и возвращаются, держа в зубах их фуражки или другие опознавательные знаки лежащих, чтобы потом привести на место их нахождения санитаров.
Когда я вернулся к дому егермейстера в Сточек, в военном лагере повсюду дымились полевые кухни. А штаб дивизии все еще голодал. Оказалось, что основной багаж остался в лесу, потому что опрокинувшаяся телега с припасами заблудилась. Наконец, прибыла повозка с суточным пайком, и около 10 часов вечера мы были вознаграждены за длительное ожидание особенно щедрыми порциями. Нам дали жареную сельдь в маринаде, картофель в мундире, ромштекс, сыр, а к ним вино и кофе. Свет свечей придал обеденному столу, застеленному белой скатертью и украшенному цветами из сада егермейстера, праздничный вид. Склонность к галантности, стремление придать всему уютный вид, умение устранить уродство, добавив немного красоты, сопровождали немцев даже в этих белорусских дебрях.
На следующий день дивизия отдыхала после сурового марша. Только кавалерии нужно было отправляться дальше на восток, и еще одна рота пехоты получила приказ занять поселение, что находилось на болотах примерно в 10 километрах восточнее от нас. Утром я пошел в эту роту, которая почти полностью состояла из берлинцев. Они выставили три удвоенных караула. С севера к ним примыкали посты кавалерии. Но русских было не слышно, не видно. На юго-востоке приглушенно звучала канонада. Там должна была вести наступление группа войск Макензена [Альберт фон Макензен, на тот момент — командующий 11-й армией, прорвавшей русский фронт. С октября 1915 года возглавил объединенные войска, направленные против Сербии].
Газета Berliner Tageblatt от 17 сентября 1915 года
Газета Berliner Tageblatt от 17 сентября 1915 года
Деревня состояла из нескольких нищих лачуг, ни одна не была сожжена. К своему удивлению, я обнаружил там еврейских крестьян, с которыми можно было поговорить по-немецки. Они рассказали, что еще позавчера здесь была сотня казаков и четыре сотни русской пехоты. Уезжая, казаки хотели сжечь избы. Но так как евреи предложили им деньги, то казаки, получив 50 рублей, не стали трогать их дома. Правда, под конец они избили крестьян, утверждая, что евреи — немецкие шпионы. После ухода русских деревню заняли австрийцы. Еще вчера они были четырьмя верстами восточнее. Стало очевидно, что русских поблизости нет.
Эти данные полностью совпадали с теми, что об общей ситуации я слышал в штабе дивизии. И, взяв с собой сопровождающего, я отправился дальше на болота. Сквозь это болото, которое выглядело, будто широкая степь, вела вполне проезжая дорога. Прямо посередь болота мы с изумлением увидели большие копны сена, даже при этом прочно уложенные в стога. Но при любой попытке свернуть с дороги мы снова и снова попадали в опасно топкие места, вынуждающие нас возвращаться. На дороге валялось множество брошенных русскими вещей. Тут были и пачки из-под сигарет, и консервные банки, и книги, и письма, и даже (откуда только взялась тут такая?) прекрасная русская карта Палестины.
Возвращаясь, мы надеялись срезать путь до нашей деревни через лес. Вскоре мы все-таки потеряли направление в этой монотонной зелени, и после долгих утомительных блужданий снова оказались на болоте, правда, совсем с другой его стороны. Оказалось, что мы ходили по кругу. Компас был легкомысленно забыт дома. По карте же можно было понять только одно: любое отклонение от правильного пути заведет нас в непролазные дебри необитаемых лесов. Небо было сплошь серым, и ориентироваться по нему было невозможно. Мы выпустили пар, вволю поругавшись на самих себя. И только мы набрали воздуха в легкие, чтобы обрушить друг на друга несправедливые упреки, как на мгновение сквозь тучи выглянуло солнце, друг человека, и показало нам правильный путь.
Вечером пришел приказ: рано утром дивизия отправляется из Сточек в направлении деревни Новы Двор [Белоруссия, Витебская область]. Это место, расположенное севернее одного из больших болот в верховьях реки Ясельды, все еще было сильной позицией русской обороны. Южнее Нова Двора русские выставили пушки и пулеметы и оттуда обстреливали болотную теснину. Населенные пункты западнее Нова Двора тоже были заняты русскими. Зато к югу от болота и северо-западнее города Пружаны другие подразделения наших групп войск только что отвоевали местность.
После полудня офицерские патрули провели разведку на дорогах, и на рассвете следующего дня дивизия начала марш. Кавалерия и пехота шли прямиком на восток, через болотистую местность, и прибыли к месту назначения без всяких происшествий. Артиллерия и колонны, напротив, отправились по тракту, который пролегал южнее болота Дикий Никор, и на юго-восточной стороне этого болота свернули на север. Правда, по пути им пришлось много раз останавливаться, потому что русские завалили дорогу бревнами. Тогда вытаскивали пилы, и бревна быстро распиливали на куски так, чтобы сквозь образовавшиеся бреши могли проехать пушки и телеги. Мне разрешили поехать вперед в машине квартирмейстера. И мы решили остановиться поблизости от той самой болотной теснины, переход через которую предстояло отвоевать нашей дивизии.
Перевод с немецкого Екатерины Буториной
*Вильгельм Фельдман (1868-1919) — польский публицист, критик и историк литературы, драматург и прозаик; один из крупнейших представителей «Молодой Польши». В 1914 году вступил в Польские легионы Пилсудского. Работал в бюро печати в Берлине, выпускал Polnische Blätter.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
