Новости – История
История
Трагедия № 159. Крушение «Авроры»
Ровно 30 лет назад, 16 августа 1988 года, произошла крупнейшая в истории СССР катастрофа, которая унесла жизни более 30 человек. Как это произошло? И кто ответил за это?
16 августа, 2018 19:11
12 мин
Мы почти привыкли к слову «Сапсан». На излёте 2009 года оно заменило собой название фирменного поезда «Аврора». Того самого, легендарного, на котором, начиная с «оттепельного» 1963 года, можно было стремглав домчаться из Москвы в Ленинград и обратно.
То было время и страна, когда мы и наши родители жили под лозунгом «Быстрее! Выше! Сильнее!». «Сапсаны», при современном уровне прогресса, домчат из Москвы в город на Неве за каких-то 3 часа 45 минут. Но еще 50-55 лет назад рекордом «Авроры» были 4 часа 59 минут.
Коммуникация между двумя столицами с годами лишь увеличивалась. Поезда «обрастали» вагонами, и к 1979 году «плестись» в «Авроре» можно было целых 7 часов. Ну, а среднестатистический результат, на который ориентировались пассажиры, был вполне приемлем — 5 ч 30 мин.
Но так хотелось быстрее! И поезда «Аврора», развивавшие скорость до 160 (а то и до 180 км/ч), казалось, были готовы оторваться от железнодорожного полотна и взлететь, чтобы у пассажиров, угощавшихся в вагоне-ресторане вкуснейшим советским шоколадом «Вдохновение» (кто помнит, тот знает) захватило дух.
Однажды так оно и случилось.
Хроника катастрофы
Ни одна беда не обходится без предыстории. Трагедия, случившаяся с поездом № 159 16 августа 1988 года, на 307 км легендарной магистрали, тоже имела свой пролог. Зададимся вопросом.
Как часто ухудшается состояние железнодорожных путей?
Суровые законы амортизации никто не отменял. Для обеспечения исправности железнодорожного полотна в нашей стране и сегодня, и в те годы работали и продолжают работать десятки тысяч людей, знающих и понимающих, что ухудшение технического состояния путей — самое обычное дело на железной дороге.
По злой иронии судьбы ровно за 1 день до трагедии по железнодорожному полотну, где случилась авария, прошёл специальный вагон. В его задачи входила автоматическая фиксация любых «погрешностей» на железной дороге.
«Вагон-тестировщик» имел номер 203, управлял им замначальника путеизмерительного вагона Мельков, занимавшийся, в том числе, и расшифровкой данных фиксирующих неисправности самописцев. Это серьёзная, трудоёмкая работа, требующая специальной подготовки, а главное – сил.
Сил добраться из северной столицы в Москву хватило. А вот на расшифровку «ленты погрешностей», которая могла бы своевременно упредить о смертельной угрозе, уже не было. И вся аналитическая работа была отложена до утра.
…16 августа 1988 года
В Москве стояла жара. Но жители столицы, направлявшиеся в отпуск или в гости, по делам или на работу в град Петра, носивший последние 64 года имя Владимира Ленина, одевались потеплее, понимая, что в Ленинград осень добирается быстрее.
К девяти утра Мельков, как ему и было предписано должностной инструкцией, занял рабочее место, и сразу же взялся за вчерашнюю аналитику. В кабинет входили и выходили люди, то и дело отвлекая его от работы. Да и какой труд летом, когда так хочется застать последние деньки ускользающего тепла?
Примерно к 10.30 Мельков добрался до показателей, отражавших положение дел на участке 306-308 км. Это был печально известный перегон от станции со смешным названием «Березайка», история которой берёт начало еще в середине XIX столетия, до полустанка «Поплавенец».
…Вглядываясь в «кардиограмму», которую выдал вагон, измерявший параметры путей, Мельков охнул.
— Что там? — полюбопытствовал кто-то из коллег.
— Березайка-Поплавенец «жару даёт», — цокнув языком, выдохнул Мельков. И каждый из людей, находившихся в одном помещении с ним, понял, что речь идет о ни разу не ремонтировавшемся участке, который представлял собой «рваную рану» железнодорожного перегона между Москвой и Питером.
— Отправляй телеграмму, — посмотрев в глаза Мелькова, глухо произнёс его напарник, заглянувший через плечо товарища и успевший оценить ситуацию, понятную даже на глаз.
И Мельков, расстегнувший пуговицу вдруг ставшего непривычно тесным ворота форменной гимнастерки, быстрым шагом вышел из кабинета.
В посланной телеграмме говорилось, что на 306-308 км железнодорожное полотно находится в неудовлетворительном для следования на предельной скорости состояние. Зафиксированным «просадкам» полотна была присвоен IV-V (весьма высокий) уровень опасности. Имели место значительные перекосы.
Нужно ли было отменить движение поездов в этот день?
Приборы путеизмерительного вагона показали, что быстроходные сине-белые составы курсировать на участке могут. Но ни о каких «крейсерских скоростях» речи идти не может.
«Авроре» надлежало двигаться на 306 км на уровне «городских» 60 км/ч. На 307-м разрешалось ускориться до 120-ти. На 308-м дела обстояли хуже всего. Там следовало буквально «ползти» на 25 км/ч. Никто (повторимся) никто, кроме начальника дистанции пути, удостоверившегося в том, что все указанные в технической документации неисправности устранены, не мог отменить введённое ограничение.
Телеграфист станции Бологое принял телеграмму Мелькова. И забыл о ней. До поры…
До трагедии оставалось 2 часа…
Старший дорожный мастер Бологовской дистанции Николай Гаврилов на деле был молодым парнем, которому совсем чуть-чуть не хватало опыта, но ответственности и старательности, стремления выполнить и перевыполнить план работы, было хоть отбавляй.
Ровно в 16.00, без всяких там опозданий, он вышел на обход железнодорожных путей. Содержание телеграммы Мелькова, застрявшей в пути, доведено до его сведения не было. Но даже на глаз, безо всяких путеизмерительных вагонов, было понятно, что дело «швах». Разболтанные крепежи, незакреплённые клеммные болты, отсутствовавшие фиксирующие гайки, перекосы рельсовых линий. Гаврилов посмотрел на часы. До того, как «Аврора» пройдёт через эту точку оставалось ещё 2 часа.
Засучив рукава, Коля обернулся на агрегат под названием ВПР-1200, с помощью которого осуществлялась выправка путей. Даже через подошвы ботинок Гаврилова, чувствовалось, что под лучами солнца температура рельс пробила допустимую отметку минимум в 2,5 раза. Разрешено ремонтировать при +20, а тут… приложи руку к шпалам, и ожог обеспечен.
С чем связано ограничение по температуре? Ответ прост. Пункт 4.2.1 Технического регламента по укладке путей (Библии для путевых обходчиков) однозначно гласит, что такой ремонт не «лечит», а ещё больше «калечит» полотно, так как общая устойчивость пути ослабляется. Искривления нарастают…
Но работать ведь надо? А то!
И агрегат ВПР-1200 старательно «вырыл» могилу для быстроходной «Авроры», обеспечив поезду, стартовавшему из Москвы в Питер и разгонявшемуся в эти минуты до 150 км/ч основательную «просадку» на рельсах. Глубина её была в эшелоне от 10 до 15 мм, а длина… целых 5 метров.
А что же такой показатель, как отвод отступления в положении рельсовой колеи? Он взлетел сразу до 3%, при том, что при куда меньшей, чем у «Авроры» скорости движения (предположим, 120 км/ч) не мог превышать 1%.
Спустя некоторое время Николая Гаврилов с удовлетворением посмотрел на «выровненные» железнодорожные пути, вытер рукавом пот со лба и — на глаз! — признал просадку вполне адекватной для движения уже мчавшегося к «точке разборки» «чудо-поезда самолётного типа с крейсерским названием», у которого именно в этом месте «трагически-взлётной полосы» произойдёт отрыв.
Оторвётся от первого вагона состава локомотив ЧС6-017, добротно сделанный чехословацкий электровоз.
…На станции со смешным названием «Поплавенец» и. о. начальника отделения будет морщить лоб, сверяя наручные часы с настенными. Аврора должна была пройти 15 минут назад. Но её всё не было и не было.
И на столе как-то необычно тревожно зазвонит телефон.
— Там всё говорит! – будет биться в трубке голос, и он не сразу узнает дежурную по станции. — Нужны пожарные! Вагоны лежат на боку! Погибли люди… много!
Он опустит трубку на рычаги и в ужасе посмотрит на графин, стоявший на столе. Во рту пересохло.
За 15 минут до этого
От Березайки «Аврора» успела промчаться на скорости 153-155 км/ч всего лишь два километра. Управлял электровозом, к которому были прицеплены полтора десятка вагонов, машинист Писарев, а сопровождал состав (вот уж загадка – зачем?) начальник службы пути товарищ Борис Шуленин, которому понадобилось проконтролировать… состояние дорожного пути из вагона электровоза на скорости полтораста км/ч.
На 307 км, где за два часа до этого «славно» поработал агрегат ВПР-1200, Борис Николаевич заметил в своей книге путевого учёта отметку «307 — угол!». На полуофициальном сленге специалистов-железнодорожников так называется опасное искривление рельсов.
Через полчаса, наблюдая как горят лёгшие на бок вагоны «Авроры», пытаясь отобразить катастрофичность фиксированного ранее, но не устранённого изгиба, Шуленин будет сгибать дрожащую от напряжения руку в локте и поднимать её на уровень груди.
— Там… там был такой угол!
А в момент прохождения этого участка, где даже без доклада Мелькова было известно, что дела плохи, именно Шуленин из-за плеча машиниста посмотрит на спидометр, где стрелка покорит отметку в 155 км/ч и будет подбираться к 160-ти. Пытаясь предотвратить беду, он непроизвольно выкрикнет одно лишь убийственное в данной ситуации слово.
— Держи!!!
Писарев воспримет эту команду единственно возможным способом: приведёт в действие экстренное торможение. Но стоило ли это делать на такой скорости? Даже неопытный автолюбитель скажет, к чему приводит экстренная остановка на неровном участке дороги при управлении машиной (пусть хотя бы и с уходом в невозможный на «Авроре» манёвр).
Отдыхавший в задней кабине электровоза машинист Ушаков и его помощник, которым предстояло в, случае успешного прибытия «Авроры» в Ленинград, гнать её обратно, увидели, как локомотив метнуло в сторону… Поезд с перекошенными чудовищной силой инерции колёсами сошёл с рельсов.
Железобетонные шпалы, словно в пластмассовом конструкторе, летели в стороны. Вагоны, будто игрушечные, слетали с тележек, на которых были установлены. Седьмой развернуло поперёк, и он, словно миниатюрная коробка со спичками взлетел в воздух, миновал пути противоположного направления. А затем, поднимая столбы пыли, искр, рухнул под откос.
Колесами вверх на откосы путей следования упал вагон, на сине-белом борту которого можно было всё ещё различить цифру с номером 8. Сверху его припечатал вагон-ресторан… под завязку набитый пассажирами, спешившими попробовать фирменный шоколад «Вдохновение» и другие вкусности уходящего в небытие экспресса…
Хвостовые вагоны таранили впереди идущие. И как в этой чудовищной давильне мог выжить хоть кто-то – большая загадка.
— Ребята, вы же «Аврору»… положили! – только и сможет выкрикнуть «сменный» машинист Ушаков, ворвавшись в кабину, где Писарев и Шуленин, не догадавшиеся посмотреть назад, будут спокойно обсуждать, как они объяснят в докладных эту экстренную остановку.
Вагон-ресторан пылал. Огонь быстро перекинулся на всю цепочку локомотива и ушёл на электропровода.
А в это время…
Телеграфист станции Бологое вспомнит о телеграмме Мелькова, и побредёт в путевой отдел.
— «Аврора» сошла с рельсов! – выкрикнет ему в лицо кто-то, и он будет ещё некоторое время растеряно стоять посреди коридора, глядя на важнейшие ограничения, указанные в телеграмме.
Кто пойдёт «паровозом»?
Николай Гаврилов, ремонтировавший пути с нарушением технических инструкций, и доложивший в диспетчерскую о добросовестно выполненной работе. Ему дадут 7 лет. И присудят штраф. Целых 20000 рублей.
Отделавшиеся дисциплинарными взысканиями, увольнениями, снятиями с должностей (по сути, лёгким испугом) коллеги перевернут фирменные фуражки и соберут ему эту сумму в один присест.
Из назначенных судом 7-ми, он отсидит 3,5 и выйдет по УДО в статусе гражданина совершенно другой страны. Называться она будет Российская Федерация. И бардака в ней будет не меньше.
На месте гибели пассажиров установят скромный памятник. Такая история.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости