Новости – Культура

Культура

Валентин Пикуль. Как я стал писателем

13 июля величайшему прозаику ХХ века, тираж экземпляров которого превысил 500 млн, исполнилось бы 90 лет. О детстве Валентина Пикуля, об испытаниях, выпавших на его судьбу, этот рассказ.

Андрей Карелин

13 июля, 2018 00:01

12 мин

Верёвка больно впивалась мне в руки. Моросило. И всё-таки у нас получилось. Получилось осенним дождливым днём дотащить до приёмного пункта эти 20 килограмм макулатуры, на которые именно в этот, насквозь промозглый день, меняли невзрачную серую книгу, на которой белыми, уже основательно облезшими буквами, было вытеснено «В. Пикуль. Избранное». И больше ни слова. Просто так в СССР Пикуля было не прочесть. Или обмен. Или 20 кг советских тоскливых газет.

Бросив макулатуру на весы и чувствуя, как руки, от усталости занемели, я, 8-летний, с нетерпением схватил протянутую мне книгу. Внутри оказались «Моонзунд», а ещё «Реквием каравану PQ-17». Дальше почитать оглавление я не успел… Страницы книги, дурманяще пахшие типографской краской, были склеены.

— Девятнадцать семьсот, — произнесла приёмщица. — Не хватает трёхсот граммов.

Отступать было поздно. Я полез в ранец. И азартно метнул на весы школьный учебник. Стрелка лениво двинулась вверх и остановилась на отметке «20».

Пикуль — наш!

Хоть и украинец. Корни «Незалежной» Валентину Саввичу, которого принято считать русским писателем, приписывают вовсе не напрасно. Его отец, Савва Михайлович, был выходцем из украинского городка Кагарлык, что в Киевской области. Но кто нас тогда разделял на своих и чужих?

Сам же русский и советский писатель Валентин Пикуль родился в Ленинграде, ровно 90 лет назад, 13 июля 1928 года. Красивая фамилия его мамы известна каждому русскому человеку, учившемуся в школе, Каренина. Вот только звали её не Анна, а Маша, и была она не дворянкой, а девушкой из простой крестьянской семьи в Псковской губернии.

Детство без игрушек

Отец и мать Валентина Саввича Пикуля работали не покладая рук. Но была жива бабушка, Василиса Минаевна Каренина, суровая псковская крестьянка. Их дома разграничивал лишь питерский Обводной канал. Считай – жили рядом.

Именно бабушка привила Вальке любовь к русской речи. Об этом писатель с благодарностью вспоминал неоднократно на протяжении жизни. А вот грамоте бабушка была не шибко обучена. Поэтому читать мальчуган учился сам — по советским газетам, не рекомендованным к прочтению Михаилом Булгаковым ни утром, ни днём, ни вечером, да по кубикам.

Но бабушка и двоюродные братья, с которыми он проводил время на снимаемой то в Мартышкино, то в Парголово даче, были не всегда рядом. Отец и мать, пропадавшие на работе, нередко оставляли сына наедине с собой, в закрытой квартире. И тогда начинало твориться таинство. Мир вокруг оживал.

Предметы обретали совершенно иные формы и… одиночество начинало этот удивительный процесс формирования писательской фантазии. Игрушек почти не было. Быть может, поэтому так ярко запомнился момент, когда Вале едва-едва исполнилось три года.

Пришёл отец, большой, сильный. Подхватил совсем ещё малыша на руки и вручил ему маленькую резиновую собачонку. Много ли нужно ребёнку для счастья? И столько любви, столько радости было в этом моменте, что Валентин Саввич на протяжении всей своей жизни любил собак.

Чаще уставший отец покупал Вальке тоненькие книжки, возвращаясь с работы домой. Называлась эта советская серия «Книжка за книжкой». И Валя, продолжая осваивать грамоту, упоительно читал, проглатывая эти брошюрки одна за другой.

Рвать книги и рисовать на их полях отец запрещал категорически, воспитывая у малыша священническое отношение к литературе. Была ли среди этих детских книжонок любимая? Ещё бы! «Ребята и зверята», издание 1936 года, с картинками. Валя её любил перелистывать, сочиняя для четвероногих героев эти первые незамысловатые диалоги.

Лето…

Вместе с двоюродными братьями и сестрой они каждое лето отправлялись на Псковщину, в деревеньку Замостье, где, зажигая керосиновую лампу «попозжа», Василиса Минаевна рассказывала детям удивительные истории здешних мест, дававшие фору «Вечерам на хуторе близ Диканьки». В бабушкиных историях, однако, всегда был счастливый, но весьма неожиданный конец.

Именно здесь, в центре избы, стояла настоящая русская печка, на которой так любил дремать с братьями и сёстрами Валька. Вот только снился ему один и тот же, не закончившийся ни во взрослые годы, ни в детстве, сон.

Печь в этом сне становилась всё жарче и жарче, из неё вырывались языки пламени, начинался пожар, Валя пытался — изо всех сил пытался во сне! – вырваться, но не мог.

Сон преследовал его до конца жизни. И просыпался юный Валька и повзрослевший Валентин после таких сновидений с неизменно пылающими от неведомого жара ступнями.

Что это было? Ни один врач ответить на этот вопрос так и не смог. Быть может, предзнаменование? На протяжении своего литературного пути Валентину Саввичу было предначертано ходить по запретным, непростым темам, обжигавшим ноги.

Этим волшебным рассказам бабушки, разбудившим или сформировавшим в нём писательский дар, Пикуль отдаст своеобразную дань, написав исторические миниатюры «Из старой шкатулки» и по-настоящему пронзительную, если не сказать мистическую вещь. Это его последний, яростно ненавидимый царебожниками роман «Нечистая сила». Он рассказывает о 1917-м и 1918-м годах и стал послесловием к падению Российской Империи, реквиемом, но не каравану, а уходящему в историю Николаю II и его семье.

Моряк в 5 лет

Счастливых дней было в этом предвоенном детстве не так уж и мало. Отец сделал Валентину незабываемый сюрприз в день, когда малышу исполнилось 5 лет.

Савва преподнёс ему подарок, которому «обзавидовались» местные мальчишки. Настоящая бескозырка с надписью «Юный моряк». Гордость обуяла мальчугана. Но миг счастья был недолог. Воспользовавшись удобствами во дворе, Валя случайно утопил отцовский подарок в выгребной яме. И грустно, и смешно.

Тот самый стол

Взглянув однажды на первые «почеркушки» сына, отец сделал для Вальки шикарнейший письменный стол. Знал ли он, что к 2018 году количество изданных томов его сына достигнет 500 млн экземпляров? Вряд ли.

Земля, где все живут вниз головами

— Пап, папа, где кончается земля? — задал вопрос Валька, оторвавшись от очередной книги, и отец замер от удивления.

— Она не кончается, сынок. Она круглая, — сказал он, поворачиваясь к малышу и… не поверил, увидев, как на его глаза навернулись слёзы. — Эй, ты чего?

— Значит, есть место, где люди живут вниз головами? — с дрожью в голосе сказал Валя.

— Нет, ну что ты… — отец мучительно подбирал ответы, понятные 4-летнему ребёнку, и тут его взгляд упал в окно. — Видишь радугу? Там, где её края, и находится край земли.

— Мы туда пойдём?

— Конечно, пойдём! И дальше пойдём!

Подхватив Вальку на руки, Савва несколько раз подкинул его к потолку. И верилось, что всё впереди.

От отца, обучавшегося на флотских курсах, волшебно пахло морем. Валя, ещё не знавший, что о море будут написаны однажды его лучшие произведения, мечтал узнать, что же это такое?

— Море? Это, сынок, то, что намного больше Невы? – говорил ему Савва.

— Больше Невы?! – не верил малыш. И сердце билось, предвкушая эту заветную встречу, посредником которой стал родной отец. И хотелось стать моряком. Жаль, бескозырка была так случайно, так бездарно утоплена. Но на флоте, обещал Савва, всем выдают новую.

…Обстановка была предвоенной. Мягко говоря, «бодрила». Стране нужен был мощный флот. В середине тридцатых Савве Пикулю, окончившему морские курсы, присвоили воинское звание и отправили на одну из самых серьёзных судоверфей. Тогда этот город в Архангельской области назывался Молотовск. Сегодня – Северодвинск. Окончив с отличными отметками четвёртый класс Валька поехал к отцу вместе с мамой. Жить!

Савва получил здесь, в Молотовске-Северодвинске «роскошную» комнату в «трёшке» по улице Индустриальной, 36. Здесь было не так уж тесно молодому инженеру и его маленькой семье.

В этих строках больше запомнившейся восторженности, чем других чувств. Так бывает, так действительно случается: маленький, состоящий сплошь из новостроек городок, показался Вале таинственным местом встречи с морем. И полюбился ему навсегда. Он жалел, что не смог задержаться там надолго. Он бредил морем, он мечтал о нём. И этот факт никак нельзя было утаить от редакции газеты «Юный Сталинец», которая писала:

Таким было первое упоминание о Валентине Пикуле в периодической печати.

А летом 1941 года Валя и мама решили съездить на каникулы в Ленинград. И отца он больше не видел никогда.

Украденные отрочество и юность

Столько искренней радости было во встрече с бабушкой, сестричкой и братьями. Столько счастья витало в воздухе города, который ещё вчера, в Финскую, был прифронтовым, был полон раненых, был соткан из какофонии предвоенных звуков, слов «Война… потери… война», а сегодня был таким мирным, безмятежным, не по-ленинградски жарким.

Но вот пришла война. И большинство детей эвакуировали из города. А Валька… он остался с мамой. И детство кончилось в одночасье, в сентябре 1941 года, когда Валька и его мать вместе с другими блокадниками оказались в окружении немцев, успешно взявших Петергоф и Стрельню. Намеревавшихся «пройти считанные километры до резиденции русских царей».

И Валька дежурил на чердаках. И знал, как тушить немецкие зажигательные бомбы. И вместе с воздухом, в котором переплелись ноты горького пороха и крови, ловил ртом сахарную пыль, летевшую с разбомблённых бадаевских складов, где хранилось продовольствие.

Война колесом прошла по семье Пикулей… В хату украинского деда Михайло Пикуля вошли немцы, потребовавшие еды. Старик оказался не хлебосольным и плюнул фашистам в лицо. За это непочтение ему выстрелили в рот. Удивительно. Крепкий старик, которому оторвало язык, прожил со смертельным ранением целых несколько дней, глотая кровь и слёзы, вспоминая в последние мгновения жизни внука и сына, который погиб в 1942-м под Сталинградом, отправившись на фронт добровольцем.

Зимой обессилевшая мать послала Вальку за хлебом. При -40º он стоял в очереди за хлебом, в которой не было видно ни начала, ни конца. У самых весов он заметил мужчину, который затравленно оглянулся, схватил его пайку и… быстро засунул себе в рот.

Люди накинулись на него с кулаками. Били люто, с ненавистью, понося на чём стоит свет. А Валька смотрел удивлённо на мужчину, лежавшего на земле, и думал о том, что человек в минуты смертельной опасности непредсказуемо разный.

Незнакомец лежал на залитом кровью снегу, а его продолжали бить. Он успел доесть хлеб. И мгновенно умер. Валька вернётся домой. В промёрзшую квартиру, где вскоре умрут от голода бабушка и двоюродный братишка:

— Валя… ты пришёл? – спросит слабым голосом Маша, его мать.

Он сядет за этот созданный отцом письменный стол, умирая от усталости.

— Да, - едва слышно произнесёт он.

И заснёт за этим столом, который в самые холодные вечера не даст разрубить и сжечь. Столом-реликвией. Памятью об отце.

Ему будет сниться жаркая, пылающая печь.

— Валентин Саввич, расскажите, как вы стали писателем? – в год его 60-летия задаст этот самый немыслимый, самый шаблонный вопрос для человека с его невероятной судьбой молодая корреспондентка.

Задумчиво посмотрев на неё, он закурит.

И начнёт долгий рассказ длиною в жизнь.