Новости – Культура
Культура
Русское?
сцена из спектакля «Русское варенье»
Тихо и незаметно справил свой 10-летний юбилей один из самых ярких спектаклей Школы современной пьесы «Русское варенье».
29 апреля, 2017 20:15
9 мин
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно», — без экивоков писал буревестнику революции Максиму Горькому Владимир Ленин в дружеской депеше 1919 года.
То ли подтвердить, то ли опровергнуть тезис вождя мирового пролетариата, однажды решила в своей пьесе «Русское варенье» Людмила Улицкая. Ее работа была удостоена гран-при конкурса «Действующие лица». А через год состоялась премьера: на сцену вышли русские интеллигенты «Эпохи Чехова и динозавров», помещенные автором вместе с детьми и знакомыми в предлагаемые обстоятельства «суровой зари XXI столетия»:
…подлежащая сносу дача в Подмосковье,
…бутылка водки в заначке,
…туалет с испорченной канализацией, из которого веет «эпохой перемен».
Ожидая, пока откроется занавес, я вспомнил те времена, когда была написана эта пьеса.
«Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» — говорили мудрые древние китайцы. А я скажу вам так: не дай Вам Бог работать в этот период в театре.
На излете ХХ века, 30 ноября 2000 года, ровно за месяц до того, как прозвучало эпохальное: «Я устал… Я ухожу в отставку», Ваш покорный слуга трудоустроился в театр на должность заведующего литературно-драматической частью. Заканчивались славные и разгульные девяностые, которые вывели на авансцену двух главных героев новой России – мента и киллера.
Первый Президент уходил, оставляя за собой сводки новостей, которые рассказывали о количестве потерь во Второй чеченской, и выжженное поле, где не было ни одной спасительной «идеи-травинки», за которую можно было бы ухватиться. Глобальный раскол в обществе, руководящий «олигархат», разрозненный народ, часть которого тянуло обратно, во времена СССР, а другую половину… то ли в окно, то ли на Запад.
Что происходит обычно в театре во времена такого сногсшибательного «раздрая»? Если цензура не выдавливает «позитифф» клещами, приходит время абсурда. В театре, по определению являющемся пресловутым зеркалом реальности, начинают господствовать тандем месье Абсурда и мадам Чернухи. На моих глазах сцену покидали «неактуальные» шедевры мировой и отечественной классики, а репертуарные афиши вдруг запестрили названиями, которые говорили сами за себя. Вот лишь некоторые:
«Волна молдаван за картонную коробку»
«Давай займемся сексом»
«Трусы» (с ударением на последний слог)
«Водка, секс, телевизор» (наш, так сказать, «принципиальный ответ» заморскому «бестселлеру» Марка Равенхилла «Shopping&Faсking»).
То была эпоха «документального» театра, в котором не нашлось места в одночасье устаревшим законам, принципам и правилам хорошей драматургии Чехова и Островского, Володина и Вампилова, Радзинского и Володарского. Эталоном «настоящей, честной, искренней» драмы стали пьесы шизофренички Сары Кейн, кошмарившей аудиторию все новыми и новыми «шедеврами» из застенков психиатрической клиники «Maudsley Hospital» вплоть до суицида в 1999 году.
Терминология, которой я оперировал с авторами, добросовестно впитав в себя 5-летний курс теории драмы, вдруг устарела. Какой, к чертовой матери, катарсис? Какие драматические перипетии?! В пьесе должен был присутствовать герой в основательном «перепитии», резидент российского дна» (не обязательно бомж, можно деградировавший до положения риз профессор), и едва ли не первая его реплика должна содержать великий и могучий русский мат.
Именно русский мат был критерием честности и «подлинности» сценических образов. Если же нецензурной брани в твоей пьесе не было, ее чуть ли не отказывались читать режиссеры. Не матерящийся русский? Мыслимо ли это? Совмещая работу заведующего литературной частью с преподаванием в университете, я вдруг почувствовал, что на последней парте проснулся мальчик Паша. Его присутствие на курсе считалось трагической случайностью и глубочайшей ошибкой экзаменаторов, так как в одном предложении из 5 слов Павел умудрялся допустить 7 ошибок, но (!) грамотность и знание законов драматургии больше «не рулили». Паша отправил пару пьес, созданных на «чистом матерном», на конкурс в Е-бург и… проснулся звездой.
В тренд вошло глумление над классикой. Вы любите глумиться над классикой? Я – да. Особенно смотреть, как это делают другие. Еще до того, как Людмила Улицкая поглумилась над героями Чехова, поместив их в реалии новорусской эпохи, шикарно сработали братья Пресняковы, написавшие свою знаменитую пьесу «Изображая жертву». Главный герой, русский «Гамлет», подозревал дядю в убийстве своего отца и работал в милиции, изображая убиенного(-ую) во время следственных экспериментов.
Именно в этом шедевре прозвучала глобальная ирония по поводу эпохи, жизни, а также драматургии, которая, словно в кривом зеркале, запечатлела происходящее. Один из главных героев, следователь, уставший от чудовищного диссонанса между прошлым и будущим, неожиданно взрывался во время следственного эксперимента, надрывно крича:
«Вы откуда, censored! прилетели сюда?! Я сколько жил, никак не думал, что в такое censored! попаду! Вы откуда все прилетели, вы же, я не знаю, в тех же школах учились, у тех же учителей… Я вас ни censored! не понимаю! Вы играете в жизни, а те, кто к этому серьезно относится, с ума сходят, страдают!».
Судя по всему, не до конца была солидарна с новой реальностью и основательно страдала прозаик Людмила Улицкая, в пьесе «Русское варенье» которой сквозит горькая усмешка.
…С третьей попытки занавес постановки с жанровым обозначением «after Чехов», все-таки, открылся. Виной всему, не пьяный машинист сцены, а «озорной режиссер», который, играя со зрителем, «настраивал» звучание спектакля, предлагая на выбор несколько вариантов начала.
Наконец, «все случилось», и первый герой нового «Вишневого…», аккуратно переступая через зияющие «пропасти» в сломанном полу, потянулся к буфету за бутылкой. На сцену вышел 67-летний Андрей Иванович Лепехин (актер Владимир Шульга), который был незамедлительно пойман своею сестрой, Натальей Ивановной (народная артистка России, блистательная Татьяна Васильева). Сестра Лепехина (профессиональный переводчик со знанием то ли 5-ти, то ли 7-ми «вражеских языков»), как и чеховская Раневская, была не прочь попить кофе по ночам! Сей напиток по свидетельству местной коммунистически ориентированной горничной и приживалки Макани (заслуженная артистка России и всенародно любимая «лиса Алиса» Елена Санаева) «барыня» потребляла «в неделю до 4-х килограмм».
В системе координат «Русского варенья» сосуществуют и три сестры: до мозга костей православная Вава, в противовес ей — гламурная, похотливая, усердно сожительствующая с гастарбайтером на глазах у родственников Елена (Екатерина Директоренко), а также «пронзительно остроумная», но несчастливая в делах амурных и оттого основательно поддающая за рулем Лизонька (Ольга Гусилетова).
Герои пьесы, как и положено русским интеллигентам, бездельничают, философствуют, говорят о смысле жизни, общаются друг с другом, страдальчески таращась при этом в зал, устраивают «межклассовые перепалки» с Маканей. А затем, обратив, наконец, внимание на «внешние раздражители», переживают по поводу безнадежно поломанного сортира, протекающей крыши, сопротивляются саранчевым набегам за деньгами мастера на все руки, пьянчуги Семена (харизматичный Алексей Гнилицкий).
В старых русских сказках один из героев был дурак, а остальные считались умными. Но времена изменились. На всю семью умником, отлично адаптировавшимся к новой русской жизни, является единственный сын Натальи Ивановны — девелопер Ростислав (актер Вадим Калганов). Гармония в стиле «Декаданс» нарушается его «триумфальным пришествием» в начале второго акта вместе с женой — Евдокией Калугиной (великолепная в своей роли Джульетта Геринг). Последняя пишет новомодные «бестселлеры», переводимые на все языки мира все той же Наталией Ивановной. Евдокия приходит в ужас от интерьеров и морщит носик подле туалета, вонь из которого возрастает пропорционально развитию драматической ситуации.
А суть этой ситуации вот в чем. Вымирающих русских интеллигентов, а также их «разношерстное» потомство, выдворяет с насиженного гнезда… братец Ростислав. Предприимчивая мысль этого молодого человека уже возвела на выгодном донельзя месте «небоскребные небоскребы» и пустила по кисельным рекам «пароходные пароходы из шоколада». Отдых для новых русских! Счастье всем, счастье каждому и пусть никто не уйдет обиженным. Кроме, разумеется, русских старой формации. Но трагизм спектакля в жанре «after Чехов» заключается в том, что семейство Лепехиных побеждает себя само. Тихий алкоголик Андрей Иванович, роль которого еще не так давно исполнял ушедший из жизни Альберт Филозов, умудряется продать имение ушлому Семену и Кo значительно быстрее, чем его сотрет с лица земли девелопер Ростислав. И в этой концовке вся соль, вся польза и мораль сей басни.
Заблудившиеся в дебрях персональной софистики, уставшие от словоблудия и внутренних распрей «интеллигентики» (© Владимир Ленин) побеждают себя сами. Уступив в 1917-м поглотившему их пролетариату, безропотно и покорно они оставляют свои позиции перед успешно реинкарнировавшейся буржуазией спустя полный метаморфоз век. Уступают для того, чтобы кануть в Лету безвестно. И уйти навсегда, став мемом, карикатурой на самих себя… фрагментом потрепанного учебника непрерывно мутирующей, но, все же, великой Русской Истории.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости