Новости – Культура OLD
Культура OLD
Про кино «не для всех»...
Кирилл Разлогов / фото: Евгения Новоженина, РИА Новости
Программный директор ММКФ рассказал «Русской Планете» о пользе цензуры, прелестях якутского кино и о чем промолчит великая Орнелла Мути
28 июня, 2017 23:00
6 мин
Добиться встречи с Кириллом Разлоговым - программным директором Московского международного кинофестиваля - оказалось задачей не то, чтобы нерешаемой, но сложной и нервной. Традиционно каждый год, в рамках Фестиваля, он любезно и терпеливо раздает интервью прессе, которая покорно к нему «записывается на прием» и ловит по кулуарам Киноцентра «Октябрь» на Новом Арбате - не дай Бог забудет, не сможет, перехочет. А уж если «поймаешь» - еще поди отбейся от коллег...
Вопросы к главному «смотрящему» (в самом благородном смысле) ММКФ из года в год и из интервью в интервью, конечно, повторяются. Как, впрочем, повторяются и некоторые проблемы в самой фестивальной индустрии - как чисто наши, так и общие, мировые. К примеру, в среде столичной тусовки кинокритиков уже едва ли не вошло в моду каждый год удивляться: почему в Основной конкурс не взяли «ТО» и как туда умудрилось попасть «ЭТО».
В общем, грех был бы не начать и нашу беседу с самого банального...
РУССКАЯ ПЛАНЕТА: Кирилл Эмильевич, во время брифинга перед журналистами на открытии Московского кинофестиваля его президент Никита Михалков сказал, что всецело доверяет процесс отбора фильмов именно Вам. Интересна механика такого отбора. Отсматриваются ли фильмы «от и до», либо дело ограничивается прочтением синопсисов?
КИРИЛЛ РАЗЛОГОВ: Работа нашего кинофестиваля всегда идёт по двум параллельным каналам. Во-первых, мы собственно объявляем о том, что у нас пройдет фестиваль. Одна международная компания, с которой мы давно сотрудничаем, собирает для нас заявки, присылает диски с фильмокопиями, а также данные по всем картинам. Это, своего рода, добровольный жест. Тот, кто сам очень хочет к нам в программы попасть, попадает, как правило, именно этим путем. Но мы используем и иной порядок: сами ездим по миру и смотрим те картины, которые нам показывают коллеги во Франции, Японии, Испании, других странах. За два дня нам показывают в среднем 40-50 фильмов.
РП: С учетом того, что каждый фильм идет, в среднем, полтора часа...
КР: Естественно, все фильмы отсмотреть полностью невозможно Что-то мы смотрим полностью, что-то – фрагментарно. Бывает, берешь с собой диск и привозишь в Москву. Но это, правда, касается преимущественно документального кино и короткометражных лент, которые отсматривают эксперты. Еще есть фестивали в Софии, в Тулузе, где созданы разделы для показа еще не законченных картин директорам разных фестивалей. И если те проявляют интерес, то могут выделить средства на завершение картины.
Наконец, есть кинорынки. Самый крупный, конечно же, Каннский. Но он, правда, проходит для нас поздновато, в мае, и мы просто не успеваем «обернуться», разве что можем там добрать картины для внеконкурсного показа. Есть также Европейский кинорынок в Берлине и Азиатский в Гонконге. В нашей команде есть люди, отвечающие за эти регионы, которые ищут там хороший киноматериал.
РП: Какой Вы бы назвали ключевой момент при отборе претендентов в программы?
КР: Премьерность! Для конкурсных показов мы отбираем европейские, международные и, желательно, мировые премьеры. Для внеконкурсных — российские. И тут приходится сталкиваться с тем, что сразу несколько крупнейших фестивалей обладают большим влиянием, чем Московский — это Каннский, Берлинский и Венецианский.
В Канны ежегодно уходят приблизительно 250 картин. В Берлин - порядка 400. Самая сложная ситуация с Венецией, потому что к моменту проведения ММКФ она еще даже не открывает отбор картин, а ждет при этом их колоссальное количество - порядка 700 фильмов ежегодно!
РП: А сколько из них будет отобрано?
КР: Где-то 350. Но если в Канны ждут 1000 картин, чтобы отобрать из них 250, то не попавшие на этот киносмотр картины придут к нам, а те, кто изначально рвутся в Венецию, к нам уже не придут по одной простой причине, которую я озвучил выше... (прим. автора – Венецианский кинофестиваль стартует только 30 августа).
РП: Можно ли говорить о существовании какой-то общей главной проблемы при отборе картин?
КР: Пожалуй, это выбор между неудачными картинами от очень крупных режиссеров.
РП: А между удачными?
КР: Они явно уходят в другое место. Увы! Не очень удачная может попасть и к нам. В то же время к нам попадают крайне интересные дебюты из тех регионов, откуда руки до других фестивалей, вроде Берлинского или Каннского, не доходят. И я могу сказать, что лично мне работать с дебютами даже интереснее. И дебютному кино на ММКФ традиционно уделяется серьёзное внимание. .
РП: Никита Михалков также заявлял журналистам, что теперь механика отбора дополнительно осложняется не слишком благоприятной внешней конъюнктурой…
КР: Внешняя конъюнктура? Ну да, мы сейчас страна не популярная на Западе! Желание у тамошних кинодеятелей к нам ехать сегодня несколько меньше, чем, скажем, в 1987 году, когда мы были, наоборот очень популярными на Западе. Гласность, Перестройка...
Если мы берем тот слой, который особо интересует Никиту Сергеевича - очень крупные картины очень крупных кинематографистов, то, конечно же, они «смотрят по сторонам». И им советуют, куда стоит съездить, а куда не стоит. Впрочем, «фильм закрытия» («Роковое искушение» Софии Копполы, - РП), у нас из США . Правда, насколько я знаю, ее будет представлять американский посол.
РП: Почему?!
КР: Потому что… никто не приехал. Но я не скажу, что это «особые трудности». Встав в неофициальную оппозицию по отношению ко всему оставшемуся миру, нам трудно надеяться на то, что мы как-то будем на Западе особенно популярны. С другой стороны, те люди, которые там находятся у себя на Родине в оппозиции (а это значительная часть творческой интеллигенции), может быть, наоборот, охотнее поедут к нам.
РП: Насколько вероятно, что в таких предлагаемых обстоятельствах, Московский Международныхй кинофестиваль перейдет на работу в «Пекинском формате», показывая фильмы, премьеры которых уже состоялись и отказавшись от права «первой брачной ночи»? Реален ли такой вариант?
КР: Конечно, реален! Пожалуйста! Мы можем стать фестивалем второго, третьего, четвертого ряда. Таких фестивалей сотни в мире. А таких, как наш, всего 16. И если мы уходим с «премьерной битвы», то становимся одним из 600 фестивалей, которые просто показывают фильмы, но при этом почему-то объявляют себя фестивалями.
РП: Но это очень грустная перспектива…
КР: А этой перспективы и не будет, пока я работаю программным директором ММКФ. Хотя постоянно слышу о том, что это улучшило бы качество представляемых фильмов! На самом деле качество составляется из премьер и внеконкурсного показа, где премьерность только российская. Хотя и с ней есть проблемы…
РП: Если не секрет, какие?
КР: Например, якутское кино у нас очень сильно развивается, но для того чтобы мы могли показать в конкурсе такой фильм, нужно, чтобы это была общероссийская премьера. Якуты же, естественно, свои фильмы предпочитают показывать в Якутии. Но ведь это тоже Россия. И если они захотят показать международную премьеру в Берлине, то автоматически уже не могут быть на конкурсе в Москве.
РП: Получается, и со своими приходится договариваться?
КР: Да, ведем переговоры, чтобы какие-то свои фильмы они придерживали для Московского кинофестиваля. Премьерность, на мой взгляд, необходима как раз для того, чтобы знать, чего стоит твой фестиваль! А так, только лишь в Москве существует много фестивалей, которые тоже показывают фильмы. «2morrow», «BeatFilmFestival» и так далее. Их тысячи в России, миллионы в мире. Но если мы хотим оставаться в клубе фестивалей высшего класса, то должны делать какие-то вещи, которые мы не делали.
РП: Какие, например?
КР: Фестиваль должен готовиться круглый год, а не в течение какого-то времени. Его нужно финансировать не после завершения, как это происходит сейчас, а несколько заранее. Должны быть немножко другие принципы в отношении гостей. Мы можем это все делать, сохраняя премьерность. А так было время, когда работал Московский фестиваль, вообще не соблюдая законы, показывая фильмы по сто раз и зарабатывая большие деньги, кстати говоря.
Но никто не протестовал, потому что все хотели завоевать рынок. Сейчас рынок практически завоеван. По крайне мере, никто особо не хочет завоевывать его дальше. Но мы все равно показываем те картины, которые в кинотеатрах посмотреть трудно…
РП: Как раз об этом следующий вопрос. Существует ли в действительности феномен «особого» фестивального кино или, все же, это выдумка критиков?
КР: Дело в том, что прокат сейчас очень монополизирован. Из 6000 игровых полнометражных фильмов, которые делаются в мире, в прокат реально выходит 200. А куда девать остальные 5800?! Они, конечно, могут ориентироваться на свой внутренний прокат, как якутское кино.
Либо – если, все-таки, хотят быть известными! – на международные кинофестивали. Я считаю, что сейчас, наверное, надо думать о клубном прокате – особой сети, где зритель мог бы увидеть эти картины. Но это вещи, которые делаются при участии государства, его поддержке, государство же пока предпочитает поддерживать кассовые блокбастеры.
РП: В палитре фильмов 39-го Московского Международного кинофестиваля есть картина «Симфония для Аны», где аргентинская молодежь 70-х оказывается заложником идеологии. Современная российская кинокритика, где с одной стороны есть условный Матизен, с другой – условный Плахов, где-то между ними — условный Долин, зависит от идеологии? Мешает ли это киножизни? Или наоборот, «добавляет» нужной перчинки?
КР: Это ничему не мешает и ничего не добавляет. Это нормальная жизнь. Люди, помимо того, что они кинокритики, еще и граждане. У них есть своя гражданская позиция. Свои убеждения. Значительно больше мешает кинокритике внутренняя конъюнктура, зависимость от компаний, которые финансируют фильмы.
Кинокритика сейчас вообще находится в кризисе в связи с тем, что в сети каждый желающий может высказать любую ерунду. Ведь кино, футбол и медицина – вещи, в которых «все разбираются»! Кроме того, художественная среда всегда подвержена влияниям а-ля «Кто с кем?», «Кто как?». Поэтому я вам заранее могу сказать, кто ту или иную картину поддержит или не поддержит. И, поверьте, это значительно важнее, чем идеологическая приверженность.
В Советское время была идеологическая позиция. Коммунистическая газета «Правда», в которой работал Плахов, ее отражала. А сейчас он работает в «Коммерсанте», естественно, коммерческая приверженность на первом плане. Дальше, если что-то еще изменится… будет соответствовать...
РП: Кирилл Эмильевич, Вы упомянули о гражданской позиции, которая «у каждого своя». Есть ли она у вас по поводу ситуации, сложившейся с Алексеем Учителем и еще не никем не увиденной картиной «Матильда», которая уже успела попасть в опалу? Не является ли это реинкарнацией советской цензуры в ее худшем значении?
КР: В отличие от многих своих коллег, я считаю, что цензура необходима. Вопрос лишь – в какой форме? Цензура – это нормальный защитный механизм человека и общества от того, что может нанести вред. Но от государства зависит, дать ли «зеленый свет» тем, кто налетает на выставки, ломает произведения искусства, требует запрета театральных спектаклей, а желающие это сделать всегда найдутся.
Государство же может, наоборот, заявить, что искусство – это всегда поиск, который не всегда сразу находит своих приверженцев, что великие произведения искусства оцениваются через 200 лет, и не наше с вами дело ставить окончательные вердикты. К сожалению, такая разъяснительная политика на государственном уровне успеха не имеет. И сейчас речь идет, скорее, о нейтралитете.
Впрочем, заметим, что какое-то время назад вполне открытую поддержку получали разного рода «почвеннические инстинкты». Сегодня это уже не так, варварство открыто осуждено в том числе Владимиром Владимировичем Путиным.
РП: Есть ли фильм, за победу которого вы «болеете», ваш фаворит?
КР: Воздержусь, пожалуй... Честно говоря, я считаю, что вообще значение фестивальных премий заметно преувеличено. Но мне очень интересно, какое решение примет Жюри. Которое, к слову, представлено очень разными людьми, с разными убеждениями.
РП: Орнелла Мути, являющаяся в этом году членом жюри, тоже, как и Вы, смотрела все конкрсные фильмы? Делилась с Вами своим мнением?
КР: Она была обязана их посмотреть, хотя никто не может ее заставить высказываться, если она сама не найдет это нужным. Она вообще может молчать на заседаниях жюри и просто украшать их собой. Это тоже очень важная ее функция.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости