Новости – Общество
Общество
«Я пил так, что во мне не осталось ничего человеческого»
Фото из личного архива Алексея Костюченко
Алексей Костюченко — о том, как потерять руки и ноги и обрести осознание всей жизни
28 февраля, 2016 15:00
7 мин
В 53 года Алексей Костюченко из Волгограда впервые прыгнул с парашютом, сплавлялся на байдарке, нырнул с аквалангом, в 55 поднялся на одной руке и санках на высоту 1000 м в Хибинах. Все это он делал, когда остался без обеих ног и кистей рук — их ампутировали после того, как он замерз пьяным в снегу. О нем пишут, что он ломает стереотипы, но только «Русской планете» Костюченко рассказал, зачем он на самом деле это делает.
— Когда моему старшему брату было 11 лет, а мне годик, он пошел со своим ровесником на лыжах далеко за пределы нашей деревни и не вернулся: замерз насмерть. После этого мама опекала меня до самой армии: на улицу по расписанию, поступать в техникум в город не разрешила и все время боялась, что что-нибудь случится.
Мой отец был участником войны, прошел блокаду, горел в танке, имел два ранения. И он был сильно пьющий. Он ни разу на меня руку не поднял, не накричал — но 99% воспитания я получал от мамы. Вы же знаете, что не у всех мужчин после службы в горячих точках нормально складывается судьба... Кстати, отец очень не любил рассказывать о войне.
В итоге после окончания школы я пошел работать на завод. Потом женился. С семьей жил уже в городе. Друзья у меня были все спортсмены, непьющие, некурящие. И когда я начал пить, они спрашивали: «Алексей, ну что ты делаешь?»
— А что вы делали? Что подвигло вас начать пить?
— Как это объяснить, я не знаю. Ну вот, к примеру, некоторые люди живут-живут, а потом обнаруживают, что у них рак.
— Сравниваете зависимость с заболеванием?
— Нет, я хочу сказать, что рак точно также берется неведомо откуда.
— Но человек не начинает пить неведомо откуда, он в этом что-то ищет. Вас что-то в жизни не устраивало?
— Ну... Были такие конкретные вещи, но я о них не расскажу. Даже под пыткой.
Со временем я пропил машину, потом жилье. На весь 90-тысячный город нас таких, опустившихся, было двое. Представьте, сколько всего услышала моя жена от людей... Она пролила много слез, в итоге ушла и забрала двоих наших сыновей, трех и пяти лет. Я стал жить в подвалах. В какой-то момент во мне не осталось ничего человеческого.
— А мама была жива, когда вы дошли до этой точки?
— Нет, к счастью для нее. Она бы этого не пережила. Я к тому времени остался совсем один.
В декабре 2001 года я замерз в сугробе, как когда-то мой старший брат — представляете, совпадение? Меня нашла чужая собака, которую там выгуливали. После больницы совершенно незнакомая женщина Тоня определила меня в интернат в Волгограде, взяв слово, что я больше пить не буду.
В первые недели в больнице я пытался врать санитаркам: «Сделайте мне петелечку над кроватью, я ложку для еды подвешу». Думал, все лягут спать, а я — тык! И все (повешусь. — РП). Но санитарки не глупее были: «Хрен тебе, а не петелечку».
Представьте себе сорокалетнего мужика, который сидит и плачет, потому что не может сам пойти в туалет — а позвать нянечку стыдно.
— Вот поэтому часто люди после тяжелой травмы только начинают пить. Как вы смогли, наоборот, перестать?
— (Пауза) У меня два сына. Саша и Коля. После больницы я сказал себе, что всю оставшуюся жизнь буду словами и делами пытаться реабилитироваться в глазах своих детей. Сейчас им 31 и 33 года. Я знаю, что они в курсе моей нынешней жизни, и верю, что в будущем мы обязательно встретимся.
Я вам расскажу: три года назад я был на родине и подъехал к дому, где они живут — это в 800 км отсюда. И у меня не хватило духу нажать на кнопку звонка. Я реально испугался: вот сейчас они выйдут — и что мне делать?.. Я трус, да? Наверное, трус.
— Вы верующий человек. Как к этому пришли?
— Мою больницу любили посещать разные миссионеры. И они принесли мне Новый Завет, который я впервые прочитал.
— Можете сформулировать, что вам дала вера?
— Ален, у вас ведь есть мобильный телефон? Вы его ставите периодически на зарядку? Вот я — это телефон, а вера — моя зарядка.
Знаете, на любом храме, в котором нет даже пандуса, я вижу большими буквами надпись над входом: «Тебя здесь не ждут». Да, люди предлагают помощь. Но что ж это такое, когда три-четыре старушки пытаются поднять твою коляску?
Сейчас в пригороде Волгограда заложен фундамент храма равноапостольной княгини Ольги, который будет доступен для всех категорий инвалидов. Я консультант этого проекта. Там будет 60–70 мест для людей на колясках, сделаем тактильные дорожки для незрячих, организуем службы с сурдопереводом для глухих. Даже думаем о том, как обустроить его для людей с ментальными особенностями, и хотим пристроить вольеры для собак-поводырей. Когда храм построится, купим автобус с подъемником и планируем договориться с властями о том, чтобы туда пускали низкопольные рейсовые автобусы.
— Вы прыгали с парашютом в 55 лет, поднимались в горы, ныряли с аквалангом. Вы за себя не боялись?
— Знаете, в Таганроге живет такой Сергей Бурлаков (путешественник с ампутированными ногами и кистями рук, первым в мире пробежавший Нью-Йоркский марафон. — РП). Когда он решил покорить Северный полюс, его тоже об этом спросили. Он сказал: «В отличие от вас, мне терять нечего». Человек лезет в горы, чтобы жить, испытать счастье! А вы такие вопросы задаете.
Фото из личного архива Алексея Костюченко
Фото из личного архива Алексея Костюченко
Кстати, в марте я опять поеду туда. А на май я наметил велопробег на хендбайке (ручном велосипеде. — РП) по маршруту Волгоград–Камышин–Волгоград, на родину Героя СССР Алексея Маресьева, к 100-летию со дня его рождения.
— У вас пенсия должна быть небольшой. Где вы берете деньги на путешествия?
— С этого года мне подняли пенсию, и стало примерно 5100 рублей. В прошлом году было 4300. Но я не курю, у меня в комнате нет холодильника, довольствуюсь питанием интерната, с пенсии оплачиваю только телефон и интернет. Остальное коплю, как Гобсек (персонаж Бальзака. — РП). В горном походе меня частично спонсировали, хендбайк купила общественная организация.
— Если бы вы сейчас встретились с самим собой таким, каким вы были в момент сильнейшей пьянки, что бы вы ему (себе) сказали?
— Я бы повернулся и ушел. Не о чем с пьяным разговаривать, никогда так не делайте. И даже с похмелья со мной говорить не стоило бы: я бы начал лукавить, юлить, только для того чтобы через 35 фраз выманить 100 рублей на опохмел.
— И помочь вы бы такому себе при встрече не смогли?
— Нет. Со стороны — нет. Человек может только сам себя вытащить.
Знаете, когда мой старший сын пошел в первый класс, мне страшно захотелось посмотреть этот момент. А я был выпивши. Представляете, полный двор народу, я и через забор, и на вишню полез — никак не видно. И я ничего лучше не придумал, как в своем дурном виде пойти в толпу. Стыдобища. Позорище! Слава Богу, нашлись добрые люди, оттащили меня.
— Мне кажется, вы уже достаточно раскаялись, чтобы быть готовым к встрече с вашими сыновьями.
— Я понимаю, что это простить трудно. Но елки-палки, мы стоим друг друга. Как у меня три года назад не хватило духу зайти к ним в дом, так и у них, наверное, не хватает его, чтобы выйти на связь. Однако я уверен, что иду в правильном направлении.
Скажу больше: я сейчас осваиваю свой хендбайк, но в этом году к ним не поеду. Надо потренироваться. А на будущий год, наверное, отправлюсь к Саше и Коле.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости