Новости – Общество
Общество
Царица Евдокия в опале
Парсуна с изображением Евдокии Лопухиной, XVIII век
Историк Вячеслав Козляков написал книгу-реквием допетровской России
13 сентября, 2014 10:26
17 мин
Биография царицы Евдокии — это, прежде всего, книга о цене петровских преобразований. За описанием масштабов свершений и количества жертв, историки редко добираются до рассказа о том, как ломались в это время человеческие судьбы. И в этом отношении, пример первой жены Петра Великого наиболее показателен. Представительница древнего рода, оставленная в Москве и заточенная в ссылке, пережившая казнь сына и смерть внука, десятилетиями находившаяся в опале и ставшая влиятельной персоной после смерти мужа, — как это не похоже на судьбы «птенцов гнезда Петрова». Историк Вячеслав Козляков пишет фактически реквием допетровской России, он недвусмысленно на это намекает, называя книгу «Плач по Московскому царству».
«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует фрагмент книги Вячеслава Козлякова «Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству», посвященный ее ссылке на Ладоге.
Петр I уезжал с царевичем Алексеем Петровичем из Москвы в Петербург, оставляя после себя белокаменный столб, устрашавший зримыми последствиями чудовищных расправ. Два дня спустя после отъезда царя, 20 марта, по другой дороге, на Новгород, увезли из Москвы царицу Евдокию, отправленную в Успенский монастырь в Старой Ладоге. «Горькое житие» в Покровском монастыре она теперь могла вспоминать как лучшие времена, не зная, что еще ждет ее впереди. Царь Петр не хотел больше случайностей, он должен был быть уверен, что первая жена останется в монахинях в монастыре, а вокруг нее не будет тех, кто мечтает о возвращении к прошлому. Ведь он искренне был убежден в вине царевича Алексея, подпавшего под ненужное влияние «монахинь» и «монахов», а среди них и царицы Евдокии, и епископа Досифея, и других лиц, привлеченных к Суздальскому розыску. Петр I ценил людей мерилом государственной пользы, поэтому монахи и церковь у него находились на одном из последних мест. На это еще накладывалась старая история с патриархом Никоном. Царь Петр думал, что тот мешал править его отцу — царю Алексею Михайловичу.
Историк Сергей Михайлович Соловьев привел примечательный разговор царя с Петром Толстым, главным помощником в следствии по делу царевича Алексея: «Когда б не монахиня, не монах и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло, — говорил Петр I в своем окружении, мучаясь своим выбором. — Ой, бородачи! Многому злу корень — старцы и попы; отец мой имел дело с одним бородачом, а я — с тысячами. Бог — сердцеведец и судья вероломцам. Я хотел ему блага, а он всегдашний мой противник». В ответ Толстой предлагал «обрезать перья и поубавить пуха старцам». «Не будут летать скоро, скоро!» — отвечал Петр. Конечно, царь знал, о чем говорил. Дальнейшее последовательное подчинение церкви государству, создание Синода были тоже отдаленно связаны с делом царевича Алексея и царицы Евдокии. Переступив через казнь епископа Досифея, царь уже не останавливался, а все иерархи, недовольные положением церкви, оказались устрашены.
«Пользу» от монастырей царь Петр нашел в том, чтобы превращать их в тюрьмы. С 1718 года бывшая царица становится монастырской пленницей; отныне она — только старица Елена. Находиться она должна была под охраной специально откомандированной роты солдат. Объяснить выбор Старой Ладоги как места заключения царицы Евдокии можно близостью города к Петербургу. Ладожская крепость к концу XVII века только называлась крепостью. Даже к началу Северной войны там царствовала разруха. По росписи воевод при передаче управления городом в 1687 году все деревянные укрепления в Ладоге разваливались: «Город Ладога каменный, башни и прясла стоят без кровли и без починки многие лета, и в башнях мосты от дождя и от снегу все огнили и провалились... а пушечные припасы и ружейная казна стоит в деревянном анбаре, и на том анбаре кровля худа, и тот анбар огнил, а город деревянной стоит без кровли, и от мокроты все валится врознь».
Не лучше должны были обстоять дела и в более позднее время, когда успехи Северной войны отодвинули угрозу Ладоге со стороны шведов. Если уж не нашлось средств починить городскую крепость, то что было говорить о ладожских монастырях?! Буквально первая проблема, которая возникла у тюремщиков старицы Елены, состояла в том, что вся территория монастыря была как на юру, через нее свободно можно было проходить любому человеку. Правда, после смерти царевича Алексея и всех близких людей бывшей царицы никто не стремился увидеться с ней, передать ей письмо, подарок или просто привет на словах. Осталась только делопроизводственная переписка по поводу деталей охраны «известной персоны», но никаких личных документов старицы Елены, ее собственных писем и грамоток, относящихся к этому времени, нет. Поэтому ее жизнь в Ладожском монастыре восстанавливается словно по отражению в зеркале, да и то, образно говоря, стоящему в дальней комнате.
Успенский собор в Старой Ладоге. Источник: wikipedia.org
Успенский собор в Старой Ладоге. Источник: wikipedia.org
Распоряжаться делами охраны старицы Елены царь Петр поручил самому доверенному человеку — Александру Даниловичу Меншикову, наместнику всей Ингерманландии, как стали называться земли вокруг Санкт-Петербурга. Князь Меншиков избежал личного участия в московском розыске, но не приходится сомневаться, что, окажись он в Москве вместе с другими петровскими «министрами», он, если бы понадобилось, подписал бы все смертные приговоры. Несмотря на то, что «светлейший» и его жена сами когда-то покровительствовали казненному епископу Досифею. Это значит, что Суздальский розыск коснулся напрямую и самого светлейшего и ему хотелось загладить свою возможную вину перед Петром и царицей Екатериной I. Враждебное отношение царя Петра к первой жене светлейший князь, конечно же, разделял: ведь бывшая царица помнила и другие времена — Преображенского денщика Меншикова. Поэтому старица Елена была его неприятельницей.
Сказывались и политические расчеты, в которых Меншиков тоже был мастер. Выбранный царем Петром I в 1718 году новый наследник — царевич Петр Петрович — прожил недолго, и у царя и царицы не осталось потомства по мужской линии. Храня верность царице Екатерине Алексеевне, Меншиков сначала сделал ставку на ее воцарение. Но он должен был понимать, что живы дети царевича Алексея, внуки царицы Евдокии. Не случайно так тревожно было в Санкт-Петербурге после смерти Петра в январе 1725 года, при передаче власти императрице Екатерине I. Потом, правда, последует еще один политический разворот: светлейший князь Меншиков, напротив, будет стремиться выдать замуж свою дочь за царевича Петра Алексеевича — будущего императора Петра II, и царица Евдокия ему снова понадобится. Но обо всем по порядку.
«Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», Николай Ге, 1871 год
«Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», Николай Ге, 1871 год
О старице Елене, как и при отсылке ее в Покровский монастырь в сентябре 1698 года, никто не позаботился. Место для тюрьмы назначили, солдат определили, а инструкцию, как кормить-поить, не выдали. Ровно месяц длилось ее скорбное путешествие из Москвы в Ладогу под охраной Преображенского подпоручика Федора Новокщенова. 19 апреля 1718 года старица Елена оказалась в месте своего заточения в Успенском Ладожском монастыре. Единственной из прежнего окружения, кому позволили остаться рядом, была карлица Агафья, она продолжала помогать бывшей царице. В спешке Новокщенову даже не определили сменщика, и первое время он сам вынужден был задержаться на службе в Ладоге, пока туда не прибыл капитан Семен Маслов.
У Маслова на руках уже была подробная инструкция, как охранять старицу Елену, подписанная князем Александром Меншиковым 20 мая 1718 года. Первым пунктом требовалось принять бывшую царицу у гвардейского офицера и «во всем содержании ее поступать не оплошно». Было выдано распоряжение об организации «караулу при ней и около всего монастыря». Для этого в Ладогу определялся капрал из другой тюрьмы в Шлиссельбурге и отсылалась дюжина Преображенских солдат.
Наконец-то было сказано, где брать съестные припасы (с характерной оговоркой, чтобы не было ничего лишнего): «Потребные ей припасы, без которых пробыть невозможно, без излишества, брать от ладожского ландрата Подчерткова, о чем к нему указ послан». Указ ладожскому ландрату заготовили, а отправить забыли; охраннику какое-то время пришлось кормить бывшую царицу за свой счет. Инструкция князя Меншикова устанавливала особый режим во всем монастыре; следуя букве этого документа, надо было запретить вход и выход из монастыря не только старице Елене, но и другим монахиням и священникам, становившимся такими же пленниками. От капитана Маслова требовалось «иметь доброе око, чтобы каким потаенным образом ей царице и сущим в монастыре монахиням, также и она к монахиням никаких, ни к кому, ни о чем писем отнюдь не имели, чего опасаясь под потерянием живота, смотреть неусыпно». Маслов должен был «во всем вышеизложенном ея бывшей царицы содержания поступать не оплошно, и дабы от несмотрения чего непотребного не учинилось».
Парсуна с изображением Евдокии Лопухиной в монашеском облачении, XVIII век
Парсуна с изображением Евдокии Лопухиной в монашеском облачении, XVIII век
Несколько месяцев жизни старицы Елены прошли под строгими караулами, пока, видимо, рутина жизни не взяла свое. Надо было заботиться о самом насущном; монастырские припасы и деньги капитана Маслова быстро истощались. Пришлось Маслову запрашивать даже свечи, ладан, церковное вино и пшеничную муку для выпекания просфор, так как монастырская жизнь остановилась. «Для ея особы», как называл капитан старицу Елену в переписке с ладожским ландратом, тоже требовалось немало: «круп гречневых, уксусу, соли, икры зернистой или паюсной, луку». Надо было оборудовать поварню, чтобы готовить еду; для этого надзиратель просил «бочки, квасные кадки, ушаты, ведра, чаши хлебные, блюда деревянные» и так далее. В середине лета, заранее, капитан Маслов напоминал и о необходимости заготовки дров на зиму. Службу свою он знал хорошо, только вот канцелярские служители волокитили дело: они всё искали в походной канцелярии князя Меншикова, где же затерялся нужный указ ладожскому ландрату. А время шло.
Первая зима старицы Елены в Ладоге была тяжелой. В январе 1719 года капитан Маслов доносил князю Меншикову: «Бывшая царица монахиня Елена поставлена в кельях того монастыря наставницы, и те кельи непокойны, высоки и студены, от чего имеет в ногах болезнь, просит милосердия, дабы повелено было построить келию низкую». Это действительно было заточение, усугублявшееся тем, что, в отличие от Суздаля, бывшая царица не могла даже ходить на службу в церковь. Прошел еще один год, а царица Евдокия по-прежнему продолжала просить о переводе в новую келью: «...потому что в сие зимнее время от стужи и от угару зело изнуревается и одержима сильною болезнию». И в тюрьме бывшая царица могла добиваться своего и не отступила, построив-таки эту келью на свои деньги.
Известный Григорий Скорняков-Писарев, которому было поручено распоряжаться имуществом лиц, осужденных по Суздальскому розыску 1718 года, продал «серебро и протчие вещи» бывшей царицы Евдокии, выручив 833 рубля 5 копеек. Этих денег, присланных в 1719 году ладожскому ландрату Подчерткову, хватило, чтобы построить не только кельи царице Евдокии, но и иеромонашескую келью и караульные помещения для офицера и солдат «за монастырем». Получается, что до этого оказались брошенными на произвол не только царица Евдокия, но и ее охрана, о «покоях» для которой тоже пришлось позаботиться самой пленнице.
Петр II и княжна Наталья Алексеевна — внуки Евдокии Лопухиной, Луи Каравак, 1722 год
Петр II и княжна Наталья Алексеевна — внуки Евдокии Лопухиной, Луи Каравак, 1722 год
На то, чтобы возобновить полный порядок монастырской жизни в Успенском Ладожском монастыре, у старицы Елены тоже ушло много времени. Сначала один за другим умерли жившие там два престарелых иеромонаха. Кровля на древнем, главном храме Успения обвалилась от ветров, и потоки воды проникали в алтарь. Лишь в январе 1723 года последовал указ Синода об отправке в Ладожский монастырь к старице Елене иеромонаха Клеоника «для священнослужения и духовности». Иеромонах Клеоник был обязан пребывать в монастыре «неотлучно». Он присягнул «по званию своему поступать воздержно и трезвенно, со всяким благоговением и подобающим искусством, подозрительных и возбраненных действ, которые Священным Писанием и святыми правилами отречены и его императорского величества указами запрещены, отнюдь не творить».
Капитан Семен Маслов так и оставался привязан к месту своей службы в Ладоге на все время пребывания там старицы Елены. Со временем они должны были как-то приспособиться друг к другу, ведь Маслов был единственным человеком, помимо карлицы Агафьи, кому дозволялось входить в келью старицы Елены. Он всем распоряжался в монастыре, следил за караулами и за тем, как кормили и поили небольшой отряд солдат, охранявших бывшую царицу. Маслов передавал просьбы начальству о нехитрых нуждах пленницы, может быть, рассказывал ей что-то о том, что делается в миру. Если это еще продолжало интересовать старицу Елену. От него ли узнала она или, скорее, услышав многодневный погребальный звон над Старой Ладогой, догадалась о смерти Петра I 28 января 1725 года. Трудно даже вообразить, что она пережила в тот момент. Но времена мечтаний о возвращении во дворец для нее давно прошли, и бывшей царице приходилось думать о том, чтобы не стало еще хуже.
Козляков В. Н. Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству — М.: Молодая гвардия, 2014
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
