Новости – Люди
Люди
Русский эскапизм
Фото: Сергей Коньков
Корреспондент «Русской планеты» посетил коммуны переселенцев из крупных городов
9 декабря, 2014 11:36
22 мин
Внутренняя миграция
Сквошино — небольшое экопоселение под Печорами, почти у самой границы с Эстонией. Сегодня здесь живет 25 человек, в том числе десять детей. Место было выбрано случайно. Прошел слух о пустующем хуторе, и туда приехала жить группа первопоселенцев — как в книге Эдуарда Успенского «Дядя Федор, пес и кот». Само название Сквошино — это производное от мультяшного «Простоквашино» и «сквота» (англ. самозахват).
«Почему уехали? Если кратко, то стало банально противно жить в городе, особенно с появлением детей. Стали продумывать альтернативу в сельской местности, причем с устойчивой экономикой и саморазвитием», — рассказывает 29-летняя Елена, филолог по образованию — «В мегаполисе нет нормального места для гуляния, только куча запретов и машин». До переезда в 2009 году москвичка работала художником по фарфору в керамической мастерской. Другие участники проекта прежде были заняты в сфере строительства, промышленного альпинизма и педагогике.
И сегодня Сквошино — это сеть хуторов. Здесь прошел ледник, о котором напоминает цепочка конечно-моренных озер и огромные валуны. Из таких больших, искусно подогнанных камней сету и сооружали хозяйственные постройки — амбары, скотники, изредка дома, сохранившиеся здесь на века. На одном из них и планируют построить дом Лена и ее муж Кирилл, соединив современные материалы и традиционные технологии фахверка.
А пока они вместе с тремя детьми живут в одноэтажном деревянном доме, построенном в 50-е годы. Строение стоит на рельсах разобранной железной дороги, по которым в конце войны отступали немцы. Изнутри оно украшено плетеными «ловцами для снов», яркими флажками с надписями на восточных языках. Пять лет назад старый дом с землей можно было купить за 100 тысяч рублей, гектар — за 40 тысяч, сейчас цены выросли в десять раз. Никто из «сквошинцев» не работает официально. Исключение — Андрей, одновременно работавший в местной школе учителем истории, географии, ОБЖ, потом там же истопником. Остальные предпочитают сдавать квартиры либо ездить на заработок в мегаполис. «Периодически бывают разовые подработки у соседей», — рассказывает Лена — «Но с ними стараемся производить бартерный обмен — деньги по возможности не берем».
У коммунаров несколько коз, но дают молоко не все. Под нож их общим собранием решили не отдавать: «У нас пока нет договоренности, что делать, пусть доживают свой век». Овощи новые псковичи выращивают сами — почти с самого начала обустроили теплицы с капельным поливом и пермакультурный огород, повторяющий процессы в естественных экосистемах.
«Лично мы раньше считали себя альтерглобалистами — активно участвовали в правозащитной и экологической деятельности», — говорит Лена — «В глобальном плане наша задача заключалась в изменении мира, реальности вокруг нас». Последним общественным проектом, в котором участвовал Кирилл, была кампания солидарности со студентом Всеволодом Остаповым. В апреле 2008 года Остапова и еще нескольких человек всю ночь избивали в московском ОВД «Сокольники», а затем обвинили Остапова в нападении на сотрудников при исполнении — в ответ его товарищи перекрывали Тверскую улицу, а несколькими днями раннее санкционированный митинг закончился дракой между демонстрантами и милицией.
Фото: Сергей Коньков
Большую часть «сквошинцев» составляют приезжие, в основном из Петербурга. Соседи — мастер по металлу Сергей Карев, гуслярка Ольга Глазова, скульптур-художник Николай Сажин. «Сначала соседи удивились», — вспоминает Лена – «Это совсем необычно, когда молодежь переселяется из города в деревню. Были и сплетни, выглядели мы необычно — живем коммуной, дреды, длинные волосы у мальчиков и бритые головы у девочек. Потом уже стали судить по делам, а не по внешнему виду».
Почти у каждой семьи свой дом, а волгоградский рэпер по прозвищу Голова с подругой решили жить в юрте — изначально предполагалась, что это будет лишь бюджетное пристанище на время постройки своего дома. Электричество провели, а газогенераторной печью удается протопить помещение даже зимой. Машина дров на зиму обходится в 4000 рублей, но ребята заготавливают все сами, электричество — 1000 рублей, интернет — 800 рублей. Новые дома строят по экотехнологиям из соломы, тростника и глины. Впрочем, не все готовы проводить зиму в деревне, поэтому уезжают в город. Летом людей в разы больше — в выходные Лену и Кирилла навещают знакомые из Петербурга, бывают проездом и гости из Белоруссии, Украины и Евросоюза.
«Одно время к нам повадились знакомые знакомых, желавшие побухать на природе. Но после принятия коллективом запрета на психоактивные вещества их поток исчерпался — они видят, что мы не настроены просто на тусовку», — говорят ребята. Все вопросы в Сквошино решаются консенсусом: при принятии решения мнение каждого должно быть учтено. Каждое воскресенье сначала озвучиваются новости, потом повестка, в основном хозяйственные вопросы — строительство, помощь соседям.
«Для разбора конфликтов и обмена эмоциями мы дважды в неделю проводим "круги доверия", названные так в честь главы книги Дайаны Лив Кристиан "Творим совместную жизнь" — настольное пособие колонистов. Мы условились, что человек призывает того, с кем возник конфликт, на диалог тет-а-тет, а если выход найти не удается, берем в свидетели еще кого-то», — говорит Лена — «Теоретические обоснования черпали из методички Питера Гелдерлоса, практику нарабатываем каждый день сами. Собрания каждую неделю — сейчас другой работы немного, поэтому можно теоретизировать», — шутит Лена. Зимой основная забота — кузня, ткачество и изготовление посуды из глины, в свободное время — кукольные представления для детей и джемование на гитарах, бубнах и флейтах: «Летом времени мало — все заняты!».
Фото: Сергей Коньков
А если ситуацию не выходит решить узким кругом, то конфликт разбирается на общем собрании — если кто резко не согласен, то должен обосновать и обязательно предложить альтернативу. Собственно из-за этого в Сквошино до сих пор не могут придти к единому знаменателю, как назвать свое объединение. «Вот, к примеру, идейная община — это что-то духовно-религиозное или политическое, а коммуна — хипповско-разнузданное», — рассказывает Лена — «Сейчас наш проект коммунального сообщества стал альтернативой уличному городскому сопротивлению. Сквошино должно служить примером возможности автономного существования в гармонии с собой, окружающей средой и внешним миром, вот следующим летом организуем вместе с питерскими педагогами летний лагерь».
Предчувствие Четвертой мировой
Станица Новосвободная расположилась в долине реки Фарс на высоте 600 метров над уровнем моря. До Майкопа, столицы Адыгеи — 25 километров по хорошему асфальту и столько же по разбитому серпантину. С обступающих станицу гор домов почти не видно — они утопают в зелени. В поселении живет приблизительно 700 человек, в основном пожилого возраста — вся молодежь разъехалась по городам, но еще работают магазин и школа. На окраинах заброшенные дома и неиспользуемые земли сельхозназначения.
За несколько лет сюда переехали около 30 переселенцев. «Лично мною двигало желание обеспечивать себя своими силами, видеть соотношение затраченного труда и полученного результата», — говорит 35-летний Максим Пичугин, уже четвертый год живущий в станице с апреля по октябрь. Он родом из Смоленской области, но последнее время проживает вместе с семьей в Таганроге. Впрочем, супруга и ребенок пока не спешат перебираться. Пичугин жалуется, что желающих решиться на эксперимент оказалось не так уж много: «Живя в городе, многие говорили о том, что вот бы уехать, вот если бы мы могли жить как хотели — выращивать еду, не ходить на работу. Но когда возможность появилась, то нашлись причины для отказа».
Пай сельхоз-земли размером 3,6 гектар на холме чуть выше станицы он приобрели за 80 тысяч. Вдалеке виднеется хребет Большого Кавказа. Первое время Максим жил у столичного бизнесмена Александра, решившего после паломничества в Вифлеем уехать в Михайло-Афонскую пустынь, виднеющуюся из Новосвободной. «Домик Александра оказался симпатичным — с дубовыми дверями и русской печкой, крышей, покрытой по-старинному дранкой», — вспоминает Максим. — «Первое время спал на печке, кроватей не было, а ночи еще были холодными. На ней же готовил перловку с горохом и рис».
Смолянин цитирует персидского поэта Омара Хайяма и приводит примеры из санскритской философии. «Нам примитивные развлечения — алкоголь, сигареты, технические игрушки, а потом превратили в большое функциональное стадо, работающее на конец света. Пойми, это все не пустые слова — это случилось со мной», — говорит Максим. — «Сначала я завязал с алкоголем, потом отказался от мясной и рафинированной пищи. Когда мое тело очистилось и восстановило свою чувствительность, жизнь в городе стала приносить ощутимые физические неприятности — постоянный шум, беготня, смердящий воздух, электромагнитные поля».
Фото: Сергей Коньков
Для переезда, говорит вкрадчивым голосом Максим, нужна храбрость и отчаянность, «но самое сложное — сломать систему внутри себя, ты такой храбрый и энергичный, а все равно будешь клонировать прежние отношения на новом месте». Колонист признается, что со стороны «распрограммирование» — как он называет процесс освобождения — выглядит малопривлекательным: «ты теряешь развлечения, а взамен получаешь кучу проблем, ведь нужно отказаться от городского комфорта, научиться выращивать и собирать еду, а все это для горожанина кажется невыполнимой задачей».
Нынешнее жилище колониста похоже на декорации к антиутопии «Безумный Макс»: снаружи оно покрыто кусками глины, изнутри — пластиком и брезентом. По периметру участка плетеная изгородь — свободно пасущиеся коровы едят помидоры и салат. Смолянин говорит, что изначально желающих присоединиться к виртуальной группе оказалось немало: «Радовался как ребенок каждому новому человеку, казалось, что все они прямо сейчас готовы переехать». Реальность оказалась сложнее прогнозов: «Каждый день чуть ли не падал от усталости — утром кусались мелкие мошки, днем их сменяли оводы, в палатку загоняли комары. По ночам выли шакалы, возились мыши — они сгрызли много семян».
Колонист занялся соцсетями: переписывался, организовал встречи, писал тематические статьи. В итоге следующим летом каждую неделю он встречал новых людей — из Кубани, Москвы, Санкт-Петербурга, Иркутска, даже из Израиля. «Но это была просто тусовка», — говорит Макс. — «Никто ничего не хотел делать для развития общины, здесь нет даже ментов, которых можно во всем винить — здесь каждый должен сам обеспечить себя, нельзя ни от кого потребовать лучших жилищных условий». Сейчас в коммуне, говорит переселенец, есть потребность не просто в людях как в рабочей силе, а в «личностях, готовых к новой жизни не только в мечтах».
33-летний Илья Коркин из Петербурга — один из немногих решивших остаться в станице. Несмотря на миролюбивый вид, развешанные по стенам инструкции по йоге и аккуратно уложенные длинные волосы, у питерца все началось со стрелкового оружия. Он тщательно изучал, где и как обустроить убежище в случае Апокалипсиса, готовился к Четвертой мировой войне — «в третьей — "холодной войне" — мы уже проиграли, теперь пожинаем плоды». Параллельно заинтересовался органическим продуктами без химикатов и вскоре изменил рацион, теперь вместо мяса он ест только пророщенные крупы и свежие овощи — «переход на сыроедение меня немного умиротворил, но опасность со стороны США никто не отменял». Впрочем, он до сих пор внимательно следит за деятельностью ополченцев на юго-востоке Украины и «Народно-освободительного движения» — организации члена политсовета «Единой России» Евгения Федорова.
Фото: Сергей Коньков
Коркин пьет чай из маленького фиолетового термоса, на столе лежит связка бананов, крупы и пучок трав. У Коркина уже есть опыт жизни в коммунах — петербуржец несколько лет жил в двух общинах, расположившихся на бывших колхозных полях станицы Баракаевская, недалеко от Новосвободной. Обе развалились из-за хозяйственных споров: «В одной при оформлении формальный владелец отказался переводить землю на коллектив — все вложили свои деньги, а он захотел собственное поместье. Во втором случае достала регламентация зачинателя проекта — кто сколько должен есть, спать и отдыхать, а ведь мы работали бесплатно, строили новый мир». От общины остался только владелец и его сподвижник — «как показал опыт, для всех остальных это был долгосрочный отпуск, где они освободились от давления общества, очистились».
В станице хорошо ловит интернет, поэтому, когда нет возможности ходить в гости, они проводят собрания онлайн — выручает коллективный чат в «ВКонтакте»: «Но лучше общих посиделок у костра все равно ничего нет», — признается Максим. «Местные к нам относятся лояльно, но иногда берут что плохо лежит — то крупы, то инструменты».
Сейчас главная головная боль — это решить, когда завозить стройматериалы. «Это будет кооперация собственников земли, у которых общие дела», — мечтательно делится планами Илья. — «Главное дело сейчас, во-первых, построить по периметру всех участков забор, внутри ограждений не будет. В итоге вместо девяти километров заборов делаем только два — и экономия, и дух общности. Во-вторых, купить трактор — на сходе договорились записывать, кто сколько потратил, чтобы в случае выхода компенсировать — нужно все фиксировать, когда общее, то как будто ничье. Нельзя с каждого требовать равное участие — те, кто сейчас в городах, имеют возможность зарабатывать, а живущие здесь не очень-то. Лично мне уже давно хочется видеть результат работы своих рук — заняться сельским хозяйством и строительством своего жилья».
Петербуржец признается, что пока больше планов, чем реализованных проектов: «Сейчас мы деревенские дауншифтеры — лично я в месяц трачу четыре тысячи — чисто на питание, вся коммуналка — 150 рублей, даже с учетом включенной электрической сушилки для овощей, а за аренду дома не плачу — дали пожить за присмотр». Весной дом обворовали, и Илью пригласила хозяйка, которая сейчас живет в Краснодаре. После строительства петербуржец надеется склонить коллектив к организации сбора вторсырья: «Вокруг много пластика, а в Майкопе приемка по хорошей цене». Пока же большинство переселенцев либо живут за счет накоплений, либо сдачи в наем городских квартир.
Участки переселенцев расположены в километре от станицы, ближе к горам, сегодня здесь вырыты несколько прудов, идет строительство. На своей земле Максим сделал экспериментальные грядки по технологии Зеппа Хольцера — вырыли неглубокую канаву, забили гнилыми ветками и травой, сверху — грунт. Такая высокая теплая грядка, по словам переселенца, все время подпитывается изнутри продуктами гниения. На огороде уже несколько раз всходил урожай огурцов, помидоров, фасоли и тыквы. Пичугин с ностальгией вспоминает: «Мы как настоящие колдуны варили супы из дикорастущих трав с оригинальными приправами».
Фото: Дмитрий Окрест / «Русская Планета»
В свободное от работы на огороде время переселенцы занимаются собирательством. «Вот, к примеру каштаны, — отличный источник белков и углеводов, который по осени валяется буквально под ногами», — рассуждает Макс. Поджаренные на сковороде плоды напоминают печеный картофель, следующее блюдо, которым он угощает — это компот из ежевики. Присев на пенек, колонист прикидывает, сколько можно продать горожанам плодов и трав — в Адыгее множество шиповника, фундука, кизила, лекарственных трав и стевии. В главной местной травнице растения собирают местные жители, в основном же станичные заняты собственным сельским хозяйством, выращиванием лошадей на продажу и работой на лесозаготовках. «В отличие от большинства коммун и экопоселений, у нас нет никаких общих уставов и советов», — поясняет коммунар — «Все это ближе к анархическому индивидуализму, что дальше, я пока не знаю — время покажет, авось выживем».
Межкультурные различия
«Следующий, пожалуйста!» — кричит по-голландски с русским акцентом Игорь — «На первое в меню суп фасолевый и тыквенный, вам какой?». В помещении стоит запах восточных специй, из найденного на свалке магнитофона негромко играет панк-рок. Уроженец Орла одет во все черное, в нос вставлено небольшое колечко. Ему 25 лет — из них два года живет в Амстердаме. После первых арестов по «болотному делу» и последующих шагов местного Центра по противодействию экстремизму он решился покинуть Россию. «Сегодня я между двух миров, в России чужой, здесь тоже», — говорит Игорь — «Но, живя в Амстердаме, я понял, какие большие возможности дома, Голландия же под жестким контролем — это самая прослушиваемая страна, менты здесь реально пашут за свой оклад».
В свободное от оформления документов время россиянин волонтерствует в проекте «фоку» — коллективной кухне анархистов, которые готовят для жителей соседних районов. «С трех часов по полудню у нас начинается запись на ужин», — рассказывает Игорь — «Но максимально мы можем забронировать не больше сорока мест, поэтому иногда, увы, приходится отказывать». Сеть таких столовых расползлась по всей стране — особенно фоку популярны в соседнем Роттердаме, а также в Берлине и Вене. Стоимость обедов здесь в разы ниже, чем в соседних кафе, поэтому в очереди стоят в основном студенты, мигранты и пенсионеры.
Рекомендованная цена для комплексного обеда (суп, второе, салат и десерт) начинается от 3.5 евро — сюда входит себестоимость и процент на благотворительные проекты, поэтому обычно те, кто в состоянии заплатить, кладут в копилку больше. В обычном амстердамском кафе такой обед будет стоить 20 евро. Последнее время вся прибыль идет социальному центру, в сгоревшем гараже которого вот уже 30 лет хранится звукоусилительная аппаратура для митингов — «собираем теперь им на восстановление былого потенциала для громких заварушек!». Сейчас бенефит организован в поддержку бойцов обороны курдского города Кобани.
Реклама кафе обычно распространяется через интернет, флаеры в дружественных сквотах, уличные афиши и «сарафанное радио» — «тусовка небольшая, все друг друга знают». Все продукты строго вегетарианские — никакого мяса, рыбы и молока, так как большинство поваров — идейные веганы, неприемлющие жестокости к животным. «Кафе маленькое, не протолкнуться, поэтому составляем расписание на неделю и готовим группками по трое — мне вот удобнее четверг» — объясняет внутреннюю кухню анархического общепита Игорь — «Дешевле всего покупать на рынке. Некоторые коллективы находят бесплатные продукты, которые ближе к окончанию срока годности выставляют на свалке».
Фото: Дмитрий Окрест / «Русская Планета»
Над городом стоит низкое свинцовое небо, ему под стать строгое кирпичное здание сквота, которое выходит окнами на один из многочисленных каналов, прорезающих столицу Нидерландов. Местная архитектура минималистична: здания буквально жмутся друг к другу — в старину арендную ставку платили за ширину дома, поэтому строения планировали как можно уже. В домах старой части города на винтовых лестницах не развернуться, поэтому всю мебель затаскивает через окно — под самой крышек укреплен крюк, с помощью которого и орудуют грузчики — в основном это беженцы, лишенные возможности работать официально.
Пик сквотерства пришелся на 70-е годы, когда молодежи была не под силу арендная плата, и она вслед за радикальными художниками из группы PROVO начала проникать в незаселенные жилые дома. В итоге власти пошли на уступки — если сквотерам удавалось проникнуть в помещение и доказать, что оно пустовало больше года, то их оставляли в покое. В 2009 году под нажимом домовладельцев власти изменили правила игры — вслед за Германией начался процесс ликвидации самозахватов. Из 300 коммунальных проектов выжила лишь треть, оставшихся принудили выплачивать хозяевам арендную плату, которая, впрочем, все равно ниже, чем в среднем на рынке — сейчас Игорь с соседями платит около 700 евро.
Многие из знакомых Игоря работают по возможности не больше трех дней: «Паразитизмом здесь и не пахнет, все занимаются спортом и активизмом в свободное от работы время, ну, а трудятся на обычных для этих мест работах — НКО, продавцы, веломеханики и "специалисты по ключам" — взламывать двери они научились, когда обустраивали сквоты».
«Почти сразу у меня сложилось ощущение, что я живу в большой и дружной семье», — делится впечатлениями орловец — «Мы стараемся ужинать каждый день вместе и во всем поддерживать друг друга, именно здесь я научился на практике работать с коллективом». Впрочем, россиянин признается, что у него по-прежнему не утихает депрессия: «Вроде все неплохо, но дома остались бабушка и мать, которая сейчас делает загранпаспорт, чтобы погостить у меня. И есть сильные культурные различия. Дети из бедных и богатых семей никогда не поймут друг друга!».
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
