Отец Павел на переднем крае

Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

Войну Павел Чалый, попавший на фронт в 12 лет, окончил с орденом Отечественной войны, медалями «За оборону Кавказа» и «За боевые заслуги». Церковным молитвам его научили профессиональные нищие, а устроиться работать художником неожиданно помогли в КГБ. О перипетиях своей жизни священник-фронтовик рассказал «Русской планете»

Андрей Кошик

10 апреля, 2015 14:00

13 мин

В однокомнатной квартире 87-летнего протоиерея Павла Чалого соседствуют иконы и картины в золоченых рамах. Вот — большой «красный» угол с лампадой, под которым на низком столике лежат книги и епитрахиль. Стена напротив увешана пейзажами, почти на каждом луковка белокаменного храма. Еще одна ждет свой черед на светлой кухне — над нею как раз работает отец Павел.

— Подождите, пожалуйста, пару минут. Как раз дерево заканчиваю, — не отрываясь от полотна, попросил батюшка, когда я заглянул в открытую дверь. Чтобы не дрогнула старческая рука, подкладывает под нее палочку, палитра перед ним — в желтой, зеленой и голубой красках.

Священник и художник — не единственное необычное совмещение в жизни батюшки. Во время войны тогда еще подростку Паше Чалому удалось побывать почти во всех родах войск: был и в экипаже танка, штабе разведки, пехотинцем, черноморским юнгой.

Вкус детства

— Своего отца уже не застал. Вместе со старшим сыном он ушел в поисках лучшей доли скитаться по городам, да так и потерялись. У матери остались средний сын Петр и я, — делится пережитым пожилой священник. Голос певучий и тихий, приходится прислушиваться. — Жили мы на Донбассе, тогда в шахтерский край многие переезжали.

Соседями Чалых стали профессиональные нищие, которые семьей просили подаяния. Они знали, где самые «хлебные» (причем в буквальном смысле) точки, научили жалостливым песням и взяли на промысел Павлика.

— Тогда были магазины «десятницкие», для десятников с шахт, там отпускали сливочное масло, сахар, белый хлеб, и обычные, где кроме ржавой селедки ничего не было. Приходили в богатые магазины и выпрашивали у продавца обрезки хлеба. Буханки были не такие, как сейчас, а сразу по три-четыре килограмма, — бесхитростно делится секретами «нищих» фронтовик. – Покупатель берет какую-то часть, ему отрезают. Оставались крошки и обрезки, нам их давали. Но только дешевый черный и серый хлеб, белый никогда не попадался.

Половину детства мечтал хотя бы попробовать белую булку. Однажды, когда вместе с новыми товарищами побирался по дворам, в одной из хат сжалились — там недавно умер ребенок того же возраста, и родители отдали Павлу оставшуюся рубашку, накормили белым хлебом с арбузом.

— Прошло много лет. В конце 90-х беру в магазине батон, отрезаю… вкус, как у той долгожданной булки. Понимаете, прошло семьдесят лет, а вкус из детства во рту остался. Я заплакал. Такой хлеб больше нигде не встречал, — и сейчас с волнением делится собеседник.

На войну попал в 12 лет — деваться было некуда. Мать потерялась в сумятице эвакуации, пришлось разыскать служившего в Туапсе брата. Командир десантной группы согласился взять юнгой.

— Непременно хотелось попасть на фронт. Нет, что вы, никакой мужественности! Детство было, из-за азарта хотел побывать на переднем крае, — с улыбкой вспоминает отец Павел. — Заметив, что рвусь туда, брат стал сторожить. А у меня одна мечта — убежать.

Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

Командир решил направить парнишку в нахимовское училище в Тбилиси. Приехали туда, а набор уже окончен. Посоветовали отправиться в Баку к начальнику военно-морских учебных заведений контр-адмиралу Семену Спиридоновичу Рамишвили. Тот определил Чалого в Ленинград. В город на Неве, где уже прорвали блокаду, юнга поехал вместе с товарищем Гришей Дибровым. Тот был всего на пару лет старше, но уже побывал на переднем крае — Малой земле в Новороссийске.

— Поставили отметку в документах и быстро на рынок — продал бушлат, «фланельку» (парадная форменная рубаха на флоте. — Примеч. авт.). Мы не голодали, поскольку ехали с солдатским аттестатом и находились на полном довольствии, но было-то мне 15 лет, хотелось мороженого и сладостей попробовать, — объясняет ветеран. — Никто не подсказал, отдали форму за копейки.

Хоть без ноги, но живой

Оказавшись свободными, ребята «рванули» на фронт. Тогда на каждом вокзале висела карта боевых действий, по которой и выбрали пункт назначения — Одессу. Потому что наступление там идет и тепло. В Ростове-на-Дону расстались, Гриша решил вернуться в часть, где служил его отец.

В Одессе Павла остановил военный патруль. Парень решил схитрить — мол, еду на Дунай, от своих отстал. Обмануть не удалось, в документах значилась Туапсинская военно-морская база. Отправили юнгу в хозвзвод на грузовую железнодорожную станцию. Вспоминает, как первым делом поручили надраить какую-то трубу, долго ждать не стал и запрыгнул в ехавший на фронт эшелон. Тот вез лес для переправы.

Угодив в Бессарабию, попал в пехотный полк. Спустя пару дней командир перевел ухаживать за гужевыми лошадьми, парень хоть и много повидал, но на селе никогда не жил, как обращаться со скотиной понятия не имел — снова сбежал.

— Иду по перрону, вижу, младший лейтенант в танкошлеме у колонки жадно воду пьет. Подхожу к нему, разговорились. Танкист рассказал, что у него под Кишиневом радиста убило, позвал в свой экипаж. Связь, правда, не доверили, поставили к пулемету Дегтярева, который на Т-34 везли. Уточнил, чтобы на фронт ехали, я же так на передний край еще и не попал, — вспоминает батюшка, как попал в танкисты.

Первый бой долго ждать не пришлось. Маршевой колонной шли по Югославии. Вдруг по ним открыли огонь — одна машина загорелась, у другой отказал мотор. Бывалые фронтовики поняли, что рядом работает корректировщик огня. Задержали — оказался совсем еще мальчишка, белобрысый австриец. Вывели его партизаны-югославы, поставили в круг и без лишних слов расстреляли. Увидев первую смерть на передовой, Павел еще удивился — автоматная очередь словно в землю ушла, крови совсем не было. У австрийца в кармане оказалось письмо, которое прочитал знавший языки одессит из соседнего танка. Писал отец убитого, просивший сына вернуться живым с этой бойни. Описывал, что недавно заходил в гости его товарищ. В бою он потерял ногу, врачи выходили. Счастлив, что хоть на костылях, зато живой. Так вот, отец с матерью молятся, чтобы хотя бы такую судьбу сыну Бог послал… Все молча разбрелись по своим машинам. Каждый понимал — дома тоже ждут родители, тоже молятся.

С этим экипажем танка пришлось расстаться — юркого паренька забрали в штаб разведки полка. Хоть и приписан был к штабу, то и дело оказывался на линии огня, взяли-то его посыльным, при отсутствии связи приходилось туда-сюда бегать.

На краю жизни и смерти страха нет

— Когда медали приходили, бегал бойцов искать. Часто добежишь на передний край, а ребята после боя спят. Будишь — тебе звездочка пришла, он матерно прогоняет — мол, не до наград, дай отоспаться, — продолжает фронтовик. — Были при штабе и те, кто гонялся за медалями. Например, идет один такой офицер, который никогда в бою не был, а на груди новенькая «Красная Звезда». Ребята шутят: какой он орденоносец? Он орденопросец! Или прислали нам награды, а другого штабного, который финансами заведовал, обделили. Начал канючить: почему его обошли? Командир резко ответил: вон танки стоят, садись в любой и езжай на передовую, получишь и ты.

Особо запомнились последние дни войны. В начале мая танковый полк пересек австрийскую границу — шли суворовским путем через Альпы. Несколько раз встречались даже ухоженные захоронения русских солдат тех времен. Настрой был приподнятый, немцы встречались все реже, часто вдоль дорог висели радостные плакаты «Гитлер капут».

— Местные очень радушно принимали. Болгары, югославы, румыны — просто душа-люди, пока через их страны шли, понемногу говорить на их языке научился, даже сейчас что-то помню. Венгры, наоборот, очень тяжелые люди. Они, как модно сегодня говорить, террором против нас занимались, вылазки делали, — делится отец Павел.

Каждый раз, общаясь с ветеранами, удивляешься — спустя столько десятилетий хранят в памяти названия даже крохотных европейских городков и поселков, через которые лежали их фронтовые дороги. Видимо, так удивила бойцов та чужая, не советская жизнь, что навсегда запомнили узкие мощеные улицы и дома с черепичными крышами.

Однажды полк зашел в крохотную альпийскую деревушку на горе Святого Антония. Пехоты уже не было, всех свободных солдат перебросили на Берлин. Чтобы не наткнуться на вражескую засаду, дали по деревне несколько залпов из «Катюши». Когда зашли, она оказалась совсем пустой, только обгоревшие домики стоят.

Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

— Тут командир, батя наш, подзывает: пойди к Андрею, это повар, скажи, что завтра же Пасха, яйца пусть сварит. Повар разводит руками: где я их возьму? Решили вместе поискать, и на развалинах фермы, в стогу, нашли пять яиц. Сели за стол, командир грозно так говорит коммунисту-замполиту: ты бы фуражку снял, Пасха все-таки. И он послушал. Так отметили светлый праздник, он выпал в 45-м году на 6 мая, — продолжает батюшка. — Люди верующие были, много немолодых воевало. Революция была в 17-м, сейчас 45-й, то есть бойцы еще прежнюю жизнь застали, у них церковный дух оставался. С войной осмелели, когда на краю между жизнью и смертью находишься, скрывать или бояться не будешь.

Последний бой отца Павла пришелся на австрийский Грац, который Красная армия освободила как раз 9 мая. В полк поступила информация, что засевшие там офицеры СС и власовцы сдадут город подходившим американцам. Командование фронта поставило задачу — взять первыми. Приняли танкисты бой, суворовским нахрапом, с горных вершин налетев на расположенный в низине городок. В Грац ворвались на форсаже, стоял гул сотен моторов. Вдруг слышат, как через сплошной шум кто-то кричит. Остановились — на окраине стоят бараки, в которых заперты дети. Двери заколочены крест-накрест, окна закрыты досками. Внутри молодые девчонки, еще дети, работавшие на подземном заводе. Отбили доски, распахнули двери, те выбежали и давай целовать пыльные сапоги сидевших на броне красноармейцев.

— Солдаты понимают, что в отцы этим детям годятся, а мне, 17-летнему, в сверстники. Пытаемся их остановить. Потом сами заплакали от горя и радости, дали волю чувствам, — и сейчас, спустя 70 лет, фронтовик не может спокойно вспоминать этот эпизод. — Оказывается, немцы их сжечь хотели. Мы ударили неожиданно, с гор, не успели горючее привезти.

На следующий день в Грац вошли американцы. Очень они удивили измотанных боями советских солдат: как туристы, на велосипедах и мотоциклах, некоторые в шортах, с тюками одежды. Разделили город на западную и восточную зоны.

КГБ нашел работу

Войну Павел Чалый окончил с орденом Отечественной войны, медалями «За оборону Кавказа» и «За боевые заслуги». После демобилизации поступил в седьмой класс, затем — на художественно-графический факультет в Краснодаре. Там же, в соборе, служил ставший священником старший брат Петр. Он познакомил с кубанским архиереем, который, услышав мелодичный голос младшего брата, предложил стать дьяконом. Церковные песни и молитвы он выучил, побираясь вместе с соседями-нищими, при еще открытых в начале 30-х годов монастырях и храмах. Так Павел в 1956 году стал отцом Павлом.

— Прослужил, правда, недолго — при Хрущеве почти все храмы закрыли. Остался я без работы с матушкой и двумя детьми на руках. Что делать? Стал искать гражданскую должность художника. В одном автохозяйстве требовался оформитель — прихожу устраиваться, меня направляют в райком партии, — делится злоключениями батюшка. — Зачем, спрашиваю, я же беспартийный? Но сходил. Там показали статью, а был тогда такой священник Комар, который написал «Почему я перестал верить в Бога».

Предлагают — сделайте подобное, работу дадим. Отказался. Четыре месяца не мог нигде устроиться. От безысходности пошел прямиком в краевое управление КГБ, объяснил положение. Там выслушали с пониманием, тут же позвонили в автохозяйство, и меня без лишних вопросов взяли.

Уже в годы перестройки нынешний кубанский митрополит Исидор (Кириченко) предложил отцу Павлу вернуться в открывшийся храм. И отец Павел стал снова служить. За штат он вышел всего пару месяцев назад — сказывается почтенный возраст. Но верующие продолжают приходить за молитвой и советом к священнику-фронтовику. На лестничной площадке даже звонок подписан красной краской «Батюшка».

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе