Новости – Общество
Общество
Особенности национального панка
Солист группы «Король и шут» Михаил «Горшок» Горешенев. Фото: Владимир Астапкович / РИА Новости, архив
«Русская планета» поговорила с автором исследования панк-культуры в России
14 июня, 2014 12:20
24 мин
В апреле в Великобритании вышла книга «Панк в России: культурная мутация от «бесполезного» к «идиотскому» (Punk in Russia: Cultural mutation from the «useless» to the «moronic»). Это академический анализ российской панк-сцены в ее социополитических и исторических аспектах, выполненный тремя исследователями из разных стран: научным сотрудником кафедры социологии в британском Уорикском университете Иваном Гололобовым, профессором социологии из Манчестерского университета Хилари Пилкингтон и доцентом Института литературы и культуры при норвежском Университете Тромсё Ингваром Штайнхольтом. Иван Гололобов рассказал «Русской планете» о своей книге.
— К «бесполезному» и «идиотскому» мы обратимся чуть позже, а для начала: что такое, по-вашему, панк — в мировом масштабе?
— Конечно, в двух словах сложно сказать, но это такой культурно-художественный феномен (и социальный, и политический в то же время), который возник больше в Великобритании, чем где-либо, еще в конце 70-х годов. Он радикальным образом изменил представление о том, что является популярной культурой, и о том, какова роль творческой индивидуальности в этой самой популярной культуре. Это если в очень общих терминах.
— В какой мере панк в целом определяется панк-музыкой?
— Музыка важна в очень большой степени. Панк возник прежде всего как музыкальное течение, хоть и есть мнение, что Малкольм Макларен изначально планировал его как художественное. Но если копнуть глубже, феномен Sex Pistols имеет большое отношение к Макларену, но его роль там не главная. Феномен Sex Pistols, художественного языка панка, который дал развитие очень многим жанрам популярной культуры, — он, конечно, сформировался вокруг музыкального таланта и музыкального интереса двух участников группы: Джона Лайдона и Стива Джонса. Музыка была основной эстетической платформой, на которой формировался язык панка как субкультурного дискурса.
— Чем отличается российский панк? Общие ли у него корни с западной традицией или они развивались изолированно?
— И да, и нет. Импульсы, подобные панку, в России были приблизительно в то же время, что и на Западе. Но в это время в России и сегмент рок-музыки был очень незначительный. Панк же возник на Западе как отрицание рок-музыки — того же Pink Floyd; глэм-рока, который в то время цвел и пах. В России подобного не было, поэтому у панка не было нужды протестовать против каких-то рок-канонов, рок-правил. Соответственно, он возник чуть-чуть по-другому. Сначала он появился как часть рок-тусовки (преимущественно, питерской) и андеграундной арт-тусовки. Наверное, первыми панками можно назвать Евгения Юфита с его некрореализмом и Андрея «Свина» Панова («Автоматические Удовлетворители»). Этот контекст, конечно, оказал влияние на то, как панк в России зародился, каким он был. Естественно, и социально-политические реалии 80-х повлияли на то, как стал звучать и как себя стал осмыслять российский панк, не говоря уже о том, как на все это повлияли события девяностых.
Sex Pistols, 1977 год. Фото: Virgin Records / AP
Sex Pistols, 1977 год. Фото: Virgin Records / AP
Если на Западе революция была таким мифическим нечто, к чему все так или иначе стремились, но никто этого не видел, то в России и на постсоветском пространстве после 1991 года революцию увидели воочию и на протяжении последних 20 лет пользовались ее плодами.
Все это повлияло на то, что российский панк, осознавая свою принадлежность к мировой панк-культуре так или иначе, вынужден был одновременно и следовать каким-то канонам панк-музыки и в то же время искать свой эстетический художественный путь. С другой стороны, это специфичное отношение к политике, принципиально отличное от отношения к политике на Западе — в западном панке и вообще андеграундно-протестной музыке. Это связано с тем, что в России политика после 1991 года присутствовала более материально, чем на Западе. Не нужно было стремиться сделать какую-то революцию — ее и без панков сделали.
— Можно подробнее о разнице в отношении к политике?
— Панк на Западе — ярко выраженное политическое художественное движение. Первой, одной из основных культурных ценностей панка на Западе является то, что он напрямую, непосредственно связал эстетику с политикой. Любой эстетический жест по определению являлся политическим, а любой политический жест, соответственно, эстетическим. Если до этого их как-то пытались разделить, то в западном панке это просто невозможно сделать.
Панк на Западе в большинстве своем открыто заявляет о своих политических позициях, лояльностях. Абсолютное большинство панк-сцены на Западе — ярко выраженное левое: антифашистское, антикапиталистическое, антиконсьюмеристское. Они очень явно выделяют себя из большинства потребительского общества. Они совершенно не гнушаются ассоциациями с политическими организациями и движениями. То же движение «Рок против Буша» в 2000-х годах в США процентов на 90 состояло из панк- и хардкор-групп.
В России нет такой прямой ассоциации со взглядами, которые артикулируются в области политического дискурса. Даже наоборот, панк всячески старается сделать возможные такие ассоциации очень сложными. Он всячески старается опротиворечить какие-то политические ценности, лозунги, которые обсуждаются в области формальной политики. Поэтому очень многие на Западе считают, что российский панк аполитичен в принципе, хотя это не так. Просто отношения между эстетикой и политикой в русском панке выстроены по-иному, чем в западном, где это слилось в единый художественный жест.
Обложка сборника панк-музыки «Рок против Буша, часть 2». Источник: wikimedia.org
Обложка сборника панк-музыки «Рок против Буша, часть 2». Источник: wikimedia.org
— Есть ли еще где-то подобные «полуизолированные» панк-сцены?
— Мне сложно говорить за весь мир: я, к сожалению, не знаю того количества языков, на котором исполняется панк-музыка. Российская панк-сцена не изолирована, она так или иначе интегрирована: интегрирована, как «иное», ее ценность в мировой культуре как раз в том, что она не пытается копировать один в один западные сцены. Такой подход есть у многих, но без знания языка сложно почувствовать эстетику «периферийных» сцен. На мой взгляд, очень интересна сцена в Азии, например, в Индонезии. Это самая большая мусульманская страна в мире (по населению), и, соответственно, у них там очень сложные отношения между публичной сферой и возможностью художественного выражения. И там существует мощное, радикальное, интересное панк-движение, где молодые люди пытаются в контексте мусульманской культуры продвинуть самовыражение, индивидуальность, ценности свободы посредством музыки. Там очень интересные радикальные группы.
Потом, и это известно российским слушателям, очень мощная и интересная панк-сцена в Латинской Америке. Есть совершенно фантастические феномены, такие как китайский панк, который сейчас как раз получает известность, более-менее выходит из андеграунда. Или арабский панк, панк в Ираке: все по квартирам, нигде нельзя выступать, дома репетируют, дома же и концерты, — и все равно гнут свою линию.
— Менялась ли роль панка в России на протяжении его существования?
— Конечно, она постоянно меняется. Никогда такого не было, и в России — в особенности, чтобы панк как-то устоялся, как какое-то культурное движение с очень четко очерченными границами. Он постоянно пульсирует, постоянно изменяется. Достаточно посмотреть на биографии групп, послушать, как меняется звук от альбома к альбому. Заносит то вправо, то влево, взять ту же «Гражданскую Оборону».
Композиция Андрея Кагадеева (группа «НОМ») на выставке «Творчество рок-музыкантов и актеров» в Санкт-Петербурге. Фото: Юрий Белинский / ИТАР-ТАСС
Композиция Андрея Кагадеева (группа «НОМ») на выставке «Творчество рок-музыкантов и актеров» в Санкт-Петербурге. Фото: Юрий Белинский / ИТАР-ТАСС
— А, скажем, за последние десять лет?
— С начала 2000-х, после того как стал консолидироваться на государственном уровне дискурс стабильности, а рок-музыка более или менее устоялась как такой коммерческий продукт, панк, естественно, стал оттуда выпадать и искать новые пути художественной самореализации через разного рода некоммерческие культурные формы общения. Определяющей стала эта «некоммерческость» и, как это по-английски называется, non-alignment, непринадлежность каким-либо альянсам. Это немного похоже на советскую внутреннюю миграцию, когда творческой интеллигенции власть не нравилась, но она никуда не уезжала, ничего против нее не делала, а просто с ней не сотрудничала. Сейчас панк ищет пути вот такого развития. Группы типа «Последних Танков в Париже» и «Кирпичей» попытались заигрывать с левой идеологией, но я бы не сказал, что это было сильно воспринято в панк-сцене, тем более до этого мощно играли национал-большевики. А вот новые группы пытаются идти по пути культурной внутренней эмиграции. Не быть против власти, потому что «не комильфо» для русского панка проезжаться по персоналиям, пытаться существовать вне ее. И здесь появляются очень интересные проекты. Художественные объединения, когда бывшие музыканты, типа группы НОМ, начинают вдруг рисовать картины, устраивать выставки, которые так же радикальны, эпатажны. Их закрывают, их сложно представить себе коммерчески успешными, но люди все-равно это делают.
— Вы говорите о «непринадлежности» к политическим силам, аполитичности. Вместе с тем, сейчас я постоянно слышу вместе слова «панк-концерт» и «антифа».
— Просто в России начиная с конца 70-х панк-сцена очень неохотно называла себя панком. Если вы помните, Свин говорил, что панки — это на Западе, а мы здесь — непонятно кто: разночинцы, алкоголики и так далее. Летов называл свою музыку не панком, а каким-то суицидальным постшаманским действом. Основная идея книги, которую мы протягиваем, это то, что панка в России много, он разный, не существует единого его понятия. Тот сегмент, который себя совершенно спокойно называет панком — это как правило анархо-панк и хардкор, который очень четко выдерживает стилистические и политические нормы, во многом эстетически копируя западный панк. Но этот сегмент не главенствует в российской сцене. Да, там существуют четкие нормы: панк должен быть преимущественно левым, выглядеть так-то, играть так-то; если это называется «панк-концерт», то он обязательно будет таким.
Но если брать сцену в целом, как культурный феномен, то панком называли и ранний «Аукцыон», и «Звуки Му». Сейчас панком называются даже группа «Барто» или татарский синти-трэш «СуперАлиса». И когда с такого рода музыкантами общаешься, они говорят: «Ну, мы не панки, но панк оказал на нас огромное влияние и идеи панка в своем творчестве мы продвигаем». Та сцена, которая не считает важным называться или не называться панком… Там эстетический жест «идиотскости», «непринадлежности» — это уже сам по себе политический жест. Российский панк как раз его старается всячески артикулировать: «Это мое право не поддерживать то, что мне предлагают. Это мое выражение свободы и индивидуальности — плевать на это. У меня есть политические взгляды, но они не укладываются в структуру того, что мне предлагают. Право-лево, за Путина — против Путина. У меня политическое поле шире, у меня другое представление о нем, и я его выражаю вот так». Плюс к тому: «Я не хочу навязывать аудитории свои политические взгляды. Я, как человек, выступающий со сцены, уже имею авторитет, но как панк я считаю, что авторитетов быть не должно, поэтому я оставляю этот выбор за аудиторией». В английском есть такое слово — to bastardize. Мы как бы занимаемся «обублюдочиванием» смыслов. Мы разрушили смыслы, которые нам предлагают, но вместо них ничего не построили — пускай аудитория достраивает. В таком DIY, «сделай сам», и есть российский панк.
Московские панки. Фото: Илья Питалев / РИА Новости, архив
Московские панки. Фото: Илья Питалев / РИА «Новости», архив
— Чем тогда это отличается от раннего британского панка? Даже у вас в первой главе говорится, что на раннем этапе это было как раз разрушение без предложенной повестки.
— От самого раннего это отличается тем, что в России это продолжается уже на протяжении 30 лет, а в Англии это умерло с Sex Pistols. Кроме них разве что Siouxsie and the Banshees и чуть-чуть The Slits. А у всех остальных групп, которые тогда же возникли, — и The Clash, и Stiff Little Fingers, и вся волна панка конца 70-х и особенно начала 80-х — четкая альтернатива была. Так что только Sex Pistols и исключительно благодаря позиции, художественному видению Джона Лайдона. Он принципиально отказывался вложить в эту пустоту, которую они локтями раздвинули в мире музыки, какие-то позитивные смыслы. А потом панк стал стилем очень быстро. А в России панк стилем не становится. В этом «фишка»: всяческие панки его стараются как можно меньше стилем сделать. Как английское слово undo — сделать в обратную сторону.
— Вернемся тогда к названию. Почему «от "бесполезного" к "идиотскому»?
— Это метафора о начале истории русского панка. Панк начинается в 70-х, становление сцены мы определяем началом 80-х, и там идеологический посыл всей панк-тусовки был выражен песней Цоя «Бездельник». Useless — это такой фривольный перевод идеи бездельничества, которым жила панк-тусовка в Питере на ранних этапах.
А идиотский — очень мягкий перевод английского moronic — слово, которым называли себя в конце нулевых воркутинские панки из группы Мазут, они являются одним из кейсов в нашей книге. Такие начальный и конечный этапы эволюции панка, которые нам удалось зафиксировать (она, конечно, будет продолжаться).
Поэтому «идиотскость» здесь, с одной стороны, термин, который нам предложили сами музыканты. А с другой стороны, это то, что так шокировало моих западных соавторов, которые привыкли, что панк, как вы его описали, серьезный, левый, антифашистский. Тут они приехали в Россию на панк-концерт, а там совершенно феерично дурачатся. Они долго не могли понять, в чем прикол, где же панк. А это, если глубже смотреть, такой эстетико-политический жест совершенно другого формата. Это и знаменитое Мамоновское юродничество, и знаменитый Бахтинский карнавал, который считается совершенно валидным политическим концептом, политической практикой. Так что это такой намек на то, что бесполезность и клоунада русского панка — это обсуждение политического, но просто в другой плоскости.
— Как вообще вышло, что ученые из Великобритании и Норвегии заинтересовались этой темой?
Ну конечно потому, что сами «грешили» в молодости, как и я. Все они так или иначе воспитаны на этой культуре, их молодость пришлась на 70-е годы и начало 80-х. Они так или иначе выросли на панке и постпанке. И, наверное, все они занимали в академической «тусовке» место, очень похожее на то, которое занимает молодежь перед тем, как собрать панк-группу. То есть, несмотря на кучу своих идей, талантов, исследований, у них были проблемы с признанием в англоязычном научном мире — именно по причине своей нестандартности. Они не похожи на профессоров: это абсолютно нормальные люди, а в мире профессоров на них очень косо смотрели. И встретившись пару раз на конференциях, мы решили: а почему бы нам не взять эту свою маргинальность, не плюнуть на все и не написать о том, о чем мы действительно хотим?
Акция панк-группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя. Фото: Митя Алешковский / ИТАР-ТАСС
Акция панк-группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя. Фото: Митя Алешковский / ИТАР-ТАСС
— На Западе вообще русский панк как-то где-то известен за пределами кафедр славистики?
— На кафедрах славистики он как раз совсем не известен. Там народ до сих пор молится на Толстого и Достоевского. А где он известен… Ну, наверное, слышали перепевку Massive Attack на «Гражданскую Оборону» и Янку Дягилеву. А так, конечно, не сказать, что он погоду делает. Но интерес к нему есть. «Гражданскую Оборону» более или менее знают — в позапрошлом году вышла книга The Art of Punk, где авторы собрали историю обложек, начиная с Sex Pistols и даже протопанка, и там «Гражданская Оборона», естественно, фигурирует.
С другой стороны, левый хардкор. Несколько месяцев назад, по-моему, What We Feel хэдлайнила на трехдневном антифа-фестивале в Манчестере. То есть хардкор-группы полностью интегрированы в западную сцену, они ездят в турне, приглашают западные группы. Связь есть, никакой стены, железного занавеса — лингвистического, культурного — нет.
Но чем более «русский» панк, тем менее известен он на Западе. Хотя Николай Копейкин, панк-художник, в Лондоне выставлялся на «ура».
— Сейчас может показаться, что интерес к русскому панку на Западе начался с Pussy Riot. Это так?
— Нет, не думаю. Конечно, если вы наберете в Google слова punk и Russia, то первые 300 ссылок будут на Pussy Riot. Но это феномен скорее медийный, чем культурный, на мой взгляд. Если глубже взять, отношение к Pussy Riot на Западе в панк-тусовке, да и вообще в тусовке, которая так или иначе интересуется современным радикальным искусством, тоже неоднозначное.
Буквально неделю назад я беседовал с девушкой из благотворительной организации феминистского толка. И она, несмотря на все слова сочувствия и соболезнования по поводу их судьбы, довольно негативно отзывалась о Pussy Riot, потому что, несмотря на то, что они называют себя и панками и феминистками, для людей, которые в курсе на Западе, там ни панка, ни феминизма нет. Потому что если они феминистки, то почему выряжаются как такие экстра-девочки. На Западе все феминистки плюют на свою женственность — если мужчина и женщина равны, то не надо выглядеть «секси», не надо педалировать гендерные особенности своего тела в художественном послании. Педалировать нужно что-то другое — идеи, философскую глубину и так далее. А Pussy Riot как раз очень сильно играют на женственности своего тела. Я думаю, если бы они не были такими симпатичными, их популярность была бы гораздо меньше.
Группа «Гражданская оборона». Фото: Григорий Сысоев / ИТАР-ТАСС, архив
Группа «Гражданская Оборона». Фото: Григорий Сысоев / ИТАР-ТАСС, архив
Поэтому, несмотря на сумасшедший медиабум по поводу Pussy Riot здесь, я не думаю, что их как-то серьезно связывают с панк-культурой России. Massive Attack точно к Pussy Riot равнодушны, это я могу гарантировать. Они как-то своими путями пришли к «Гражданской Обороне», это абсолютно точно. Так же как и хардкорщики-антифа имеют свои связи с российской сценой. Pussy Riot же открыто заявляют, что они — арт-акционисты, к сцене не принадлежат никакой.
— Ну, допустим, к музыке это действительно особого отношения не имеет. Но то, что вы говорите про феминизм — разве это не всего лишь одна из сторон более широкого дискурса?
— Мне сложно сказать, но какое-то зерно в том, что говорила мне моя знакомая, я увидел. У меня нет своего мнения четкого. Лично я их к панку, конечно, отношу, поскольку они, естественно, смыслы пытаются разрушить, открыть скорее, чем закрыть; то, что они достаточно смело выставляют себя на передний край борьбы с этими смыслами — это все очень вызывает уважение. Но во многом мне непонятны некоторые из действия. Та же обоюдная любовь с Мадонной и прочими очень одиозными фигурами поп-мира, которые известны своим лицемерием, продажностью и так далее — это не очень для меня умещается в одной тарелке с панком.
— Почему для исследования вы выбрали Воркуту, Санкт-Петербург и Краснодар? Почему, скажем, не Омск или Нижний Тагил, родину русского панка?
— Мы очень долго думали, какие кейсы выбирать. В результате мы прагматично подошли к вопросу. Из Краснодара я сам, я эту сцену наблюдал и принимал участие в ее становлении с начала 90-х. Так что в случае Краснодара мы могли копнуть ретроспективу — редкий случай, когда к сцене был стопроцентный доступ. Я мог к любому подойти и мне без вопросов все бы все рассказали. Сцена, даже в ее аполитичности, все-таки экстремальна; постоянно дерутся друг с другом, в полицию забирают регулярно. Они не очень готовы к тому, что приедет незнакомый человек и станет расспрашивать, как у них проходят концерты или постконцертные пьянки, после которых половина оказывается в вытрезвителе. Со мной этих проблем не было: и продюсеры общались, и музыканты и хулиганы местные, и политические, и не политические, и нацболы, и антифа.
С Воркутой тоже были многолетние связи: там проводилось исследование и молодежи, и скинхедов. Часть из них одновременно была и скинхедами, и панками.
А что касается Питера… Сначала был вариант Омск-Москва-Питер. Потом мы подумали, что про Омск и без нас напишут. Про Москву писали, пишут и будут писать. Про Питер — также. А вот про Воркуту и Краснодар, если не мы, то никто и не узнает, что творилось в настолько различных друг от друга провинциальных сценах. Воркута и Краснодар — это как черное и белое. За исключением того, что люди там говорят на одном языке, смотрят один телевизор и платят одними деньгами, все остальное различается как небо и земля.
Поэтому нашей миссией было копнуть то, что кроме нас никто копнуть не может. А насчет Питера мы решили, что если пишем про рок-музыку книжку, и не будем там про Питер писать, то нас просто убьют когда-нибудь. Невозможно писать про рок-музыку в России, не трогая Ленинград.
Но если бы была возможность, я бы с удовольствием еще два кейса каких-нибудь затянул. Обязательно Сибирь — Новосибирск или Омск, и какую-нибудь среднюю Россию или Урал. Но тут, к сожалению, возможности были ограничены. Книга бы тогда писалась еще года два.
— Планируете издание в России?
— Хотя процентов 40 написал я, писалось оно все по-английски. У меня лично даже нет никаких русских черновиков. Если будет интерес, проще переписать заново по-русски и по-другому. Она все-таки писалась для англоязычной аудитории, о которой мы знали, что она почти ничего не будет знать о русском панке, равно как и почти ничего о Краснодаре и Воркуте. Поэтому там очень много того, что русскому читателю будет неинтересно.
Если для российского читателя представлять такого масштаба работу, я бы ее, честно говоря, переписал чуть-чуть. Англичанам рассказывать, что такое «юродничество», очень сложно. Нет такого термина. Во-вторых, про Мамонова никто не знает, Бахтина там читало два с половиной человека. По-русски это была бы более глубокая работа. В английской версии пришлось очень сильно «сушить» теоретические и идейные части, чтобы больше рассказать об истории. А для российского читателя можно будет лезть в глубины, так что если у коллег будет время и желание (а если не будет — я и один смогу это сделать), я бы написал заново.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
